Белые искры снега - Анна Джейн

— Чего? — не сразу врубился Ярослав.

— А угол падения равен углу отражения, — закончила я.

Зарецкий вдруг взял меня за плечи и поднял. А я не сопротивлялась.

— Приди в себя, — не отпуская меня, сказал он, глядя в лицо. — Где безумная бойкая высокомерная девица, которую я знаю? Очнись, Настя, — потряс он меня, впервые, кажется, называя по имени. Просто по имени, без обзывательств, глупых отчеств, и тоном — обеспокоенным и одновременно обескураженным.

— Я в себе, — грустно улыбнулась я Ярославу. Это не понравилось ему еще больше. Он нахмурился.

Мы стояли так близко (преступно близко), его ладони все еще были на моих плечах, и хотя он был в перчатках, а я в пуховике, мне казалось, я чувствую тепло его рук. Может быть, была виновата луна и ее мягкий свет, обволакивающий самое сердце, может быть внезапно унявшаяся метель, а, быть может, пьянящий холод, заморозивший логику, но мне вдруг безумно захотелось обнять парня, стоящего напротив.

Я не знаю, что было у меня в глазах, возможно Зарецкий принял их лихорадочный блеск за слезы, но он сам меня обнял, робко, боясь, что я оттолкну его. Но я этого не сделала, сопротивляться мне казалось преступлением, и я сама несмело положила ему руки на пояс.

— Когда я училась в школе, я подумала однажды на уроке физики. Все мы — отражения своих родителей. У меня был только отец. Я бы хотела быть этим отраженным отцовским лучом, Ярослав, — зачем-то сказала я тихо. — Чтобы быть такой же, как они. Если он — луч падающий, то я — луч отраженный. Только мой угол отражения не равен его углу падения. Если его угол — 45 градусов, то у меня и пяти не доберется.

Я секунду душевной слабости я положила голову ему на грудь, и щека коснулась холодной плотной ткани пуховика. А он, сам того не понимая, сильнее прижал меня к себе. И что мы делаем? Но как же здорово…

— А что было бы, если бы твой угол был равен сорока пяти градусам? — каким-то образом поняв меня, спросил Ярослав.

— Я бы сейчас не стояла тут, как дурочка. И я бы достойно ответила ей.

— Поверь, ты и так ей неплохо ответила, — почему-то хмыкнул он. — Ты себя просто не так оцениваешь. Ты, наверное, думаешь, что добрая и милая, а на самом деле наглая и высокомерная, в будущем вылитая твоя мачеха, — вдруг выдал он, разрушив хрупкую атмосферу. — Если это — только пять градусов от луча твоего отца, я боюсь представить, какой он у тебя. Такой же, как твой любезный дядя? — вспомнил он Тимофея, с которым столкнулся.

Я моментально отстранилась от Зарецкого, который широко ухмылялся и едва ли не ухал от переполняющей его радости. По какому поводу он радовался, уж не знаю. Наверное, понял, что задел меня за живое. А вообще, грустить надо — мы оказались в такой глупой ситуации!

— Заткнись, — недобро велела я ему.

— Я же говорил! — весело отозвался он. — Учись доброте и смирению, Анастасия Паукановна.

— Зарецкий, ты с огнем играешь, — недобро сказала я. Быть нормальным больше двух минут у него не получается, увы.

— Да ладно тебе, мисс училка, — отозвался Яр. — Давай думать, как отсюда выберемся. У меня вообще-то вечеринка, — вдруг вспомнил он и тут же полез в карман за мобильником.

— Надо такси вызвать, — вздохнула я, решив, что звонить Ранджи буду в крайнем случае, у нее сегодня тренировки.

— У меня связи нет, вызывай со своего, — заявил Енот, пиная носком высокого ботинка со шнуровкой и толстой подошвой снег. Он высоко разлетался.

Однако связи не было не только у него, но и у меня. Что еще за мертвая зона тут?

— Федеральная трасса, близко к городу, а связи нет, — ругалась я негромко, не понимая, что происходит. Становилось все холоднее — за городом температура всегда ниже, а чем ближе была ночь, тем крепче становился мороз.

Мы походили, пытаясь поймать связь, но было тщетно. Кроме того, за это время мимо нас не проехала ни одна машина. Это, честно говоря, пока что не пугало, но настораживало. Я понимаю, что это не город, но не единого автомобиля за двадцать минут? Когда мы ехали на вручение, машин на трассе было предостаточно.

Я в очередной раз достала холодными пальцами из кармана телефон. Связи как не было, так и нет. Зато мороз пробирался сквозь одежду. Хорошо, хоть метель унялась.

— Чего руки голые? — недовольно, аки мамочка, увидевшая дитя без шапки осеннюю порою, спросил Зарецкий, глядя на мои руки.

— Перчатки в машине остались, — ответила я с великим сожалением. Терять вещи я крайне не любила.

— Вот козел, уехал, — прошипел Яр, не забывая поминать водителя тети Иры недобрым словом каждые пять минут. — Ты номер помнишь? У меня дядька в ГАИ работает, пробьет, найду его тачку, слова благодарности гвоздем напишу на бочине.

Я, представив, как Ирина с ужасом смотрит на огромное корявое "спасибо" на дверях своей стильной машине, хмыкнула. Однако Яру связываться с ней не стоит. Она и так на него странно косилась.

— Стекла в цветочек сделаю. Хотя, зачем мне номер, ты мне скажешь, — никак не мог успокоиться он, зато все же сложил дважды два. — Ты ж ту тетку знаешь. Откуда, кстати?

— Зарецкий, отстань, — отмахнулась я, стараясь не паниковать. Пешком, что ли, до города идти?

— Говори, кто она. Я такого не проща… Смотри, — вгляделся внезапно в стену деревьев Ярослав. — Там огоньки! Дом, наверное. Пойдем, попросим телефон? Или такси вызовем. Мне холодно.

Мне тоже становилось все холоднее. Ну, Рита, если что-то случиться, я тебе не прощу.

— Что-то мне неохота ходить по незнакомым домам в лесу, — призналась я, подозрительно глядя вдаль.

Ярослав, почему-то неотрывно глядевший вдаль, на огонек, словно тот его гипнотизировал, сказал упрямо:

— Пойдем.

— Но…

— Пойдем! — настойчиво повторил Ярослав. — Там люди.

Огонек словно становился все ярче, лесок, в котором он светился, все — ближе к трассе, а холод — все крепче и крепче, словно за минуту температура понижалось на добрый градус.

— Люди? — повторила я задумчиво, словно огни могли принадлежать дому, где жили животные. Может быть, это из-за холода я с трудом думаю? Но ведь мы пробыли на трассе совсем немного времени, чтобы так сильно замерзнуть…

— Люди. Пошли к ним. Пошли же! — в нетерпении топнул ногой Ярослав. Деградирует в развитии, что ли? Еще бы улегся на землю и начал стучаться головой по полу. Или бить по нему руками и ногами — так делала Яна. Однако воспоминания промелькнули где-то далеко в созаннии, словно между мной и ими, а также реальной жизнью, была стена изо льда, через которую нельзя было увидеть людей и предметы, она пропускала только свет, делая его тусклым.

— Но… — Все никак не могла решиться я. С одной стороны меня тоже безумно вдруг потянуло к неизвестному домику вдали.