Забирая жизни. Трилогия (СИ) - Бец Вячеслав

– Дерьмо, – выругался Андрей. – Постарайся отвлечь его.

Он поспешил на площадку, знаком показав Игорю притаиться в коридоре квартиры.

Над ними было ещё два этажа, и Андрей был уверен, что его противник услышал скрип двери. Справа находился лифт. Грязные окна подъезда и так давали мало света, а коридор перед квартирой вообще тонул во мраке. Был шанс, что противник не сможет сразу же заметить его в нише лифта, потому Андрей шагнул туда, прижался спиной к железной двери и стал ждать, в надежде, что Игорь всё сделает верно.

Злость подбиралась к температуре кипения и превращалась в ярость, но Андрей не позволял ей затмить свой разум. Что‑что, а ярость он контролировать уже научился. Как минимум, она позволяла ему сейчас с легкостью пойти на убийство.

Как ни старался противник скрыть своё приближение, однако шарканье тяжелой обуви в покинутом доме скрыть невозможно, и Андрей его всё равно слышал. Вот уже он услышал и возбуждённое дыхание, вот уже, кажется, освещение стало ещё хуже, а это означает, что противник совсем рядом.

Андрей сильнее прижался к лифту, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Он ещё не видел противника, но зато его увидел Игорь, тоже напряженно ожидавший, и мгновенно спрятался за стену. Бородач не выстрелил, но не потому, что не захотел, а потому, что он лишь краем глаза успел заметить движение в квартире. Но эта деталь решила всё, потому что далее он сделал сразу две ошибки: во‑первых, он беспечно двинулся к квартире, а во‑вторых, немного отвёл в сторону оружие, намереваясь снять с разгрузки гранату.

Противника, спрятавшегося в нише лифта, бородач заметил, и в принципе не так уж поздно, но вот среагировать всё равно не успел. Андрею понадобился лишь короткий шаг, и вот уже его рука, вооруженная ножом, взметнулась вверх. Мелькнуло лезвие, бородач издал рык и попытался отскочить, но опоздал – что‑то огнём полоснуло его по горлу, перерезав артерии, и дальше Андрей слышал лишь хрип.

Недоумение и шок появились в глазах бородача, он отшатнулся, ещё до конца не осознавая, что произошло. За долю секунды инстинкт самосохранения выдал ему два варианта действий – спасать жизнь, пытаясь зажать рану, чтобы остановить кровь, или сначала обезвредить представлявшего угрозу противника, но дальше выбирать должен был уже он сам. Это мгновение растерянности позволило Андрею нанести второй и окончательный глубокий удар в шею. Раздался чавкающий звук, окончившийся лёгким, чуть слышным хрустом, лезвие упёрлось во что‑то твердое, рванулось назад, увлекаемое рукой, и почти бесшумно вышло из шеи, потянув за собой небольшую струйку крови. Бородач повалился на пол и сразу же затих.

Вся сцена уместилась в какие‑то короткие три‑четыре секунды. Игорь, услышавший, что началась схватка, тут же выглянул из‑за двери, готовый ринуться на помощь, но успел лишь заметить, как оседает у стены тело убитого врага.

Андрей со слегка побелевшим лицом склонился над противником, вытирая нож о его одежду. Бегло осмотрев его, он забрал гранату и три магазина из подсумков, а также отсоединил магазин от его «Калашникова». Два из них он передал подошедшему брату, а остальные распихал по своим подсумкам. Средств связи у бородатого не было, и это заметно увеличивало шансы Романовых.

– Пошли, – глухо бросил Андрей.

После драки в Иваново у Андрея всё ещё оставался подсознательный страх перед ножевым боем, но в этот раз всё сложилось в крайней степени благополучно, по большей части из‑за беспечности или самоуверенности противника, но также и из‑за эмоционального состояния Андрея. Он не хотел раньше времени привлекать внимание остальных противников, поэтому выбрал нож, но если бы ему не повезло с первым ударом – завязалась бы борьба, и тогда одному богу известно, чем бы всё закончилось, потому что противник выглядел довольно сильным. В любом случае, благодаря требующей выхода холодной ярости, Андрей не дрогнул и не задумался ни на мгновение.

Кроме того бородач действовал один, нарушив одно из главнейших правил, которые Романовы хорошо заучили у Родионова – никогда не действовать в одиночку.

Двумя этажами ниже одно из окон подъезда было разбито, и Андрей осторожно выглянул через него – двор был пуст, а возле машины по‑прежнему крутились двое вооруженных мужчин. Мелькнула надежда, что их и было то всего трое, но очень скоро она развеялась – в подъезд вошел кто‑то ещё.

– Мурат! – раздался хрипловатый оклик с сильным акцентом.

По понятным причинам Мурат ответить не мог.

– Мурат! – зовущий повторил попытку, но снова тщетно.

– Цог маж до ха! – теперь его тон выражал раздражение и явную угрозу.

Несмотря на то, что Романовы не поняли ничего из сказанного, они попытались по‑тихому пойти наверх, но, услышав активный топот как минимум двух пар ног внизу, поняли, что лучше поспешить. В принципе, они могли попробовать вступить в бой, но лестничная клетка была устроена так, что играла на руку штурмующим, сильно уменьшая шансы братьев. Очень скоро преследователи услышали их и догадались, почему не отвечает Мурат.

– Эй! – позвал все тот же голос. – Падажды! Давай пагаварым!

Андрей догадывался, какой будет разговор. Игорь же позволил себе сбавить ход. Изначально их разделяли лишь три этажа и преследователи в целом оказались заметно резвее. Короткого замешательства Игоря хватило, чтобы они приблизились и начали стрелять. Ничего не могло подействовать на парня сильнее, и он сразу поднял свою скорость раза в два. Стремглав преодолев целый пролет, он догнал Андрея, который уже выдернул чеку из гранаты. Ориентируясь на приближающийся топот, он бросил её вниз.

Граната с легким стуком отскочила от стены между этажами и устремилась дальше по ступенькам. Послышались крики, затем раздался взрыв, который коротким оглушительным рокотом прокатился по подъезду. Братьев оглушило, но преследователям досталось куда больше: один погиб, а другой, в целом невредимый, свернулся калачиком на лестничной площадке, закрыв уши руками, и страшно кричал. Андрей слышал, что эффект есть, но не мог знать насколько он велик. В подъезд забежали ещё люди, и хоть из‑за оглушения Андрей не слышал их топота, ему и так было понятно, что сейчас сюда набегут новые враги.

– Уходим скорее, – на ходу бросил Андрей и хлопнул Игоря по плечу, понимая, что брат, скорее всего, его не услышит.

Игоря больше не нужно было подгонять. Выход на крышу оказался закрыт навесным замком, но с первого взгляда было понятно, что проржавевший замок не выдержит даже удара ногой, что уж говорить о прикладе? Однако на деле с первого удара сбить его не удалось, и только со второго он с приглушенным звоном упал на пол. Ещё один удар ногой и проржавевшая тонкая металлическая дверца распахнулась.

Крыша на вид казалась прогнившей и очень непрочной, и поначалу Романовы были не уверены, что смогут идти по ней. Они были далеки от технологий строительства и не знали, что под внешне непрочным слоем скрывается бетонная плита, на которой прошедшие десять лет не могли никак сказаться. Впрочем, размышления о безопасности похода по крыше быстро сошли на нет, поскольку из подъезда уже слышались крики и ругань преследователей, прорывающиеся через быстро проходящий лёгкий звон в ушах.

В голове немного шумело от взрыва, и Андрей иногда мотал ею, будто пытался отогнать какое‑то наваждение. Игоря, похоже, отпускало быстрее, потому что он выглядел абсолютно невозмутимым. Хотя, вероятнее, что так действовали его таблетки.

Ещё со времен посещения Ольховки у Андрея осталась одна светошумовая граната, которую он постоянно таскал с собой и берёг для особого случая, и вот сейчас настал тот самый случай, когда её стоило использовать, но для этого нужно было дождаться, пока преследователи подойдут совсем близко.

– Беги вперёд и найди подъезд, в который мы сможем войти. Удостоверься, что там чисто, – приказал он Игорю, доставая гранату. – Я тебя догоню.

Игорь поспешил выполнять задачу, а Андрей встал на позицию у дверцы. Преследователи немного озадачивали его своим упорным нежеланием отступить и перейти к осаде. Самоуверенность и наглость, с которыми они лезли на рожон, вызывали раздражение и удивление одновременно. Один раз они уже угостились гранатой, и глупо с их стороны полагать, что она была у него одна. Но, тем не менее, они продолжали, удивляя Андрея полным отсутствием у них не то что критического, а вообще хоть какого‑нибудь мышления.