Крошка Доррит. Знаменитый «роман тайн» в одном томе - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава IX
Появилась и исчезла
– Артур, голубчик, – сказал мистер Миглз в воскресенье вечером. – Мы тут с мамочкой потолковали и сошлись на том, что дело оборачивается не очень хорошо. Наша драгоценная родственница – я имею в виду светскую даму, посетившую нас вчера…
– Понимаю, – сказал Артур.
– Этот образец любезности, это украшение общества, – продолжал мистер Миглз, – может все изобразить не так, как оно есть, вот чего мы опасаемся. Мы со многим готовы были мириться из уважения к ней, но тут уж пусть не взыщет, а пожалуй, нам мириться не следует.
– Так, – сказал Артур. – Что же дальше?
– Судите сами, – продолжал мистер Миглз. – Ведь мы чего доброго выйдем виноваты перед зятем, даже перед дочерью, и это может повести к большим семейным неурядицам. Согласны вы со мной?
– Бесспорно, – сказал Артур, – в ваших словах много справедливого. – Он успел глянуть на миссис Миглз, которая всегда стояла за доброе и разумное; и на ее открытом, приветливом лице прочитал просьбу поддержать мистера Миглза в его решении.
– Вот мы с мамочкой и подумываем, – продолжал мистер Миглз, – а не уложить ли нам чемоданы и не пуститься ли снова аллон-маршон? Проще говоря, не махнуть ли нам прямым путем через Францию в Италию к нашей милой Бэби?
– Что ж, отличная мысль, – сказал Артур, тронутый материнской радостью, озарившей ясное лицо миссис Миглз (она, должно быть, в молодости была очень похожа на дочь). – И если вы спросите моего совета, так я вам скажу: поезжайте завтра же.
– Нет, в самом деле? – воскликнул мистер Миглз. – Ну, мамочка, это ли не доказательство, что мы правы!
Мамочка, с сияющей улыбкой, явившейся лучшей наградой для Кленнэма, подтвердила, что доказательство убедительное.
– К тому же, сказать вам правду, Артур, – добавил мистер Миглз, и знакомое облако набежало на его лицо, – зять мой успел наделать новых долгов, и без моей помощи дело, видно, не обойдется. Так что и по этой причине неплохо будет мне повидать его и поговорить с ним по-дружески. Да и с мамочкой сладу нет: все тревожится о здоровье Бэби (впрочем, оно и немудрено) и твердит, что нельзя заставлять ее тосковать в такое время. Что верно, то верно, Артур; очень уж далеко наша бедная девочка, и в ее положении ей в самом деле должно быть тоскливо на чужбине. Пусть даже о ней там заботятся, как о самой знатной даме, а все-таки очень уж она далеко. Как ни хорош Рим, а все не родной дом, – заключил мистер Миглз, обогащая родную речь новой поговоркой.
– Все ваши соображения верны, – отвечал Артур, – и все говорит за то, чтобы вам ехать.
– Очень рад, что вы так думаете; это облегчает мне решение. Мамочка, можешь начинать сборы, душа моя. Теперь уж с нами не будет нашей милой переводчицы (она ведь превосходно говорила на трех языках, Артур; да вы сами не раз слышали); придется тебе, мамочка, меня выручать, как сумеешь. Мне в чужих краях всегда требуется поводырь, Артур, – заметил мистер Миглз, качая головой, – без поводыря я шагу ступить не могу. Еще имена существительные одолею с грехом пополам, но дальше – никуда; а бывает, что и на существительных спотыкаюсь.
– Знаете что, – сказал Кленнэм. – Я сейчас подумал о Кавалетто. Он может поехать с вами, если желаете. Я бы не хотел потерять его, но ведь вы мне его вернете целым и невредимым.
– Очень вам благодарен, голубчик, – отвечал мистер Миглз как бы в раздумье, – но, пожалуй, не стоит. Нет, уж как-нибудь меня мамочка выручит. Вам нужен ваш Каваллюро (видите, я даже имени его не выговорю толком, выходит что-то на манер припева куплетов), и я не хочу его у вас отнимать. Тем более что неизвестно, когда мы вернемся; нельзя же увозить человека на неопределенный срок. Домик наш теперь не тот, что прежде. Всего двух юных обитательниц недостает в нем – Бэби и бедной Тэттикорэм, ее служанки, но весь он словно опустел. Если мы уедем, бог весть когда нам захочется вернуться назад. Нет, Артур, пусть уж меня мамочка выручает.
«Может, и в самом деле, им будет лучше без чужого человека», – подумал Кленнэм и не пытался настаивать.
– Если бы вы иной раз заглядывали сюда в свободное время, – снова заговорил мистер Миглз, – мне отрадно было бы думать – и мамочке, я знаю, тоже, – что вы приносите в наш домик кусочек той жизни, которой он был так полон когда-то, и что кто-то хоть изредка ласково смотрит на малюток на портрете. Вы ведь нам все равно что родной, Артур, и им тоже, и как бы мы все были счастливы, если бы – да, кстати, а какая на дворе погода – благоприятна ли для путешествия? – Мистер Миглз оборвал свою речь, закашлялся и отвернулся к окну.
Решили сообща, что погода обещает быть превосходной; и Кленнэм заботливо придерживался этой спасительной темы, покуда разговор не обрел прежнюю непринужденность; только тогда он осторожно перевел его на Генри Гоуэна, заговорив о том, какой у него живой ум и сколько в нем природных достоинств – нужно только уметь подойти к нему; а уж о том, как он любит свою жену, и говорить нечего. Расчет Кленнэма оказался безошибочным: добрый мистер Миглз так и расцвел, слыша эти похвалы, и тут же призвал мамочку в свидетели, что ничего иного никогда не желал в отношениях с зятем, как взаимной дружбы и взаимного доверия. Спустя несколько часов в доме уже скатывали ковры и надевали чехлы на мебель – «накручивали папильотки», по образному выражению мистера Миглза, – а спустя несколько дней папочка и мамочка покинули Англию. Миссис Тикит и доктор Бухан заняли свой сторожевой пост у окна в гостиной, и только шорох облетевшей листвы сопутствовал Кленнэму в его одиноких прогулках по саду.
Не проходило недели, чтобы Кленнэм не навестил эти милые его сердцу места. Иногда он там оставался с субботы до понедельника, один или вместе со своим компаньоном; иногда приезжал только на час-другой, обходил дом и сад и, убедившись, что все благополучно, возвращался в Лондон. И всегда и при любых обстоятельствах миссис Тикит, ее черные букли и доктор Бухан оказывались на своем посту у окна гостиной.
Но вот однажды миссис Тикит встретила его словами:
– Мистер Кленнэм, мне нужно сообщить вам удивительную новость.
Должно быть, новость и в самом деле была из
