Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Могу я задать вопрос? — с порога поинтересовался он, но не решился ступить на ковер без разрешения. — Вы допросили соседа? Осмотрели его квартиру?

— В соседней квартире давно никто не живет, — ответил хозяин кабинета. — Почему вы так взволнованы, Игорь Аркадьевич? Войдите, присядьте…

— Могу я узнать, фамилия «Шутов» каким-нибудь образом фигурирует в деле? Среди знакомых покойного или его соседей?..

— Расскажите мне все, что вам известно о человеке по фамилии Шутов.

— Ничего определенного, — признался физик, — только возле дома погибшего Коробова я нашел скамейку и урну. Хотите знать, что написано на скамейке среди прочих посланий? «Шутов — жмот, хам, трус, чмырь…» — процитировал Игорь Аркадьевич.

— Так, — согласился капитан, — и что же?

— Боюсь, что я знаю, о каком именно Шутове идет речь.

— Характеристика оказалась точна или есть другие соображения?

— Вы не представляете, насколько точна. Мало того, текст был вырезан острым предметом вместе с карикатурой. Достаточно было даже изображения.

— Вот как…

— С господином Шутовым мы учились на одном курсе. Сначала он занял мое место в аспирантуре, а когда открылся филиал в Академгородке, сбежал туда, бросив на произвол судьбы наш совместный проект. Только благодаря ему я не смог в тот год защититься, только из-за него ушел на пенсию мой научный руководитель, из-за него же в последствии наш проект лишили государственного финансирования.

— Если я правильно понял вас, Игорь Аркадьевич, господин Шутов, кроме прочих достоинств, еще и хороший специалист?

— Сволочь он, надо сказать, выдающаяся, — вздохнул Ларионов. — Опросите наш курс, не я один так считаю. Фундаментальная наука, господин капитан, уважает тружеников. Индивидуалисты и неврастеники в ней только наводят смуту. Шутов не просто всех нас подставил, он загубил проект. Многим талантливым людям это стоило карьеры. Допросите его. Наверняка Шутов бывал в доме, снимал жилье или приходил в гости. Допросите соседей еще раз, покажите им фотографию, — Игорь Аркадьевич раскрыл дипломат.

— Вы допускаете, что прибор мог собрать Шутов?

— Мог, — с уверенностью заявил консультант. — Этот мог. И обид на человечество у него накопилось достаточно. Нет, я не предъявляю ему обвинений, но интуиция подсказывает… вот, взгляните… весь курс. Самый маленький с края — Шутов. Изображение вполне можно увеличить.

— А это кто? — удивился Карась.

— Наша профессура, — с гордостью ответил Ларионов. — Среди них есть известные имена. Если вы интересуетесь…

— Вот этот человек? — уточнил следователь, указывая на портрет в центре. — «Проф. Н.В.Боровский»… — волосы на голове капитана зашевелились.

— Натан Валерьянович, — подтвердил Ларионов. — Был заведующим кафедры… Кстати, покровительствовал Шутову. Если б не Боровский с его тогдашним непререкаемым авторитетом, Шутова отчислили бы с первого семестра. Ничего, кроме физики с математикой, он не сдал. Натан Валерьянович лично ходил за него кланяться.

— Натан Валерьянович Боровский… — произнес Карась и почувствовал, что сходит с ума.

— Странный мужик, — охарактеризовал профессора Ларионов. — И идеи у него странные, и окружение такое же странное. Шутов ведь сбежал за ним следом. Ну да… — вспомнил Игорь Аркадьевич. — Как только Боровского попросили с кафедры… Точнее сказать, перевели в филиал, Шутов все бросил и побежал за ним. Вы спросите Натана Валерьяновича, наверняка он знает, где любимчик. Расспросите и передайте от нас привет, от бывших учеников.

— Натан Валерьянович жив? — не понял Карась, и волосы на его макушке встали дыбом.

— Конечно… — растерялся Ларионов.

— Действительно, жив?

— А как же? Ученый с таким именем… У нас бы знали. У нас давно бы заказали мемориальную доску. Вы знаете, что его работы в области квантовой механики номинировались на Нобелевскую премию?

— Вы давно с ним общались?

— Я?

— Вы.

— С кем?

— С Боровским.

— Давно. Собственно… кто я такой, чтобы профессор Боровский со мной общался? Его старшая дочь заканчивает наш факультет, — сообщил Ларионов. — Говорят, на хорошей машине ездит. На очень хорошей машине. Я ее об отце не расспрашивал, но если нужно… Можете и вы навести справки по своим каналам. Мне казалось, что он преподает за границей.

— А мне казалось, Натана Валерьяновича два года как нет в живых.

— Уважаемый господин капитан, — улыбнулся физик. — Я семью из трех человек на свою зарплату прокормить не могу, а у Натана Валерьяновича пятеро детей и жена не работает. Я в чудеса не верю. А вы?

Капитан Карась верил в чудеса еще меньше. Он проводил консультанта, запер дверь кабинета на ключ и достал из сейфа папку с ксерокопиями статей воскресшего. Кроме рукописей и публикаций, в папке хранились пасквили и доносы коллег, рецензии скептиков, фотографии неисследованных аномалий, больше похожих на дефекты пленки. Списки аспирантов, которых профессор патронировал лично, были выделены в особый раздел, а фамилия «Шутов» подчеркнута жирной красной чертой. Капитан задумался. Пару лет назад он использовал красный фломастер для подчеркивания фамилий ключевых персон в следственных документах, и собирал на них отдельное досье. Своей полезной привычке Карась изменил лишь однажды: персона Оскара Шутова при загадочных обстоятельствах вывалилась из его памяти вместе с кончиной профессора, и более не всплыла ни разу.

Всех фигурантов дел, подчеркнутых красным фломастером, капитан помнил по адресам и фамилиям. Помнил с самого начала своей карьеры и до сего момента. Помнил даже тех, кого давно нет в живых. Всех, кроме Оскара Шутова.

— М-м… да! — сказал капитан. — Иллюзорная теория памяти не так глупа, как могло показаться. Гораздо интереснее, чем я полагал, когда присутствовал на ваших похоронах, уважаемый Натан Валерьянович. А вы решили, что вовремя от меня отделались? — Карась раскрыл рукопись на искомой главе: — «Коррекция иллюзорной памяти, основанная на эффекте убежденного наблюдателя, — прочел он и вник. — Идентификация реальности и возможные последствия дехрональных инверсий, основанных на эффекте убежденности».

Капитан улыбнулся, вспоминая прошлое: «Профессор Боровский математически доказал эффект веры в Бога», — докладывал он начальству и верил, что никакой реальной угрозы безопасности подобные доказательства не несут. Верил всецело и абсолютно, пока «убежденный наблюдатель» не ушел от него абсолютно уверенный в том, что Боровский жив. В том, что несколько лет назад капитан Карась не присутствовал на похоронах профессора лично и не скорбел о том, что не успел допросить потерпевшего. Карась заглянул в календарь. Оптимальное действие описанного эффекта, согласно Боровскому, приходилось на первые двое суток. У него было время придти в себя и подготовиться к встрече.