Эйзенхауэр. Солдат и Президент - СТИВЕН АМБРОЗ

4 ноября 1958 года Республиканская партия, несмотря на предупреждения и усилия Эйзенхауэра, потерпела свое самое крупное поражение со времени наступления Депрессии*. В новом составе Конгресса демократы составляли две трети членов в обоих палатах. Среди губернаторов штатов тридцать пять были демократами и только четырнадцать — республиканцами. Победа Рокфеллера в Нью-Йорке была сбалансирована поражением Ноулэнда в Калифорнии, где он избирался в губернаторы штата. В целом это было унизительное поражение Республиканской партии, решительно отвергнутой народом, несмотря на то что ее лидером был очень популярный президент. Такой исход выборов придал президентству Эйзенхауэра отличие весьма сомнительного свойства — он стал первым президентом, за все время пребывания которого на этом посту в течение трех сроков Конгресс находился под контролем оппозиционной партии.

[* Имеется в виду кризис конца 20 — начала 30-х годов.]

После 1954 года, когда ЦРУ поддержало свержение правительства Арбенца в Гватемале, Соединенные Штаты в большей или меньшей степени игнорировали Латинскую Америку, поскольку Эйзенхауэр и Даллес концентрировали свое внимание на Европе, Среднем Востоке и Азии. Администрация, и в особенности ее эксперт по делам Латинской Америки Милтон Эйзенхауэр, призывали к оказанию большей экономической помощи региону, но получить фонды на эти цели от Конгресса по меньшей мере было трудно, и потому мало что было сделано. Как и всегда, латиноамериканские радикалы обвиняли Дядю Сэма в своих бедах — широко распространенной бедности и социальном недовольстве; как и всегда, Соединенные Штаты игнорировали эти возбуждающие обвинения до тех пор, пока не усматривали угрозы свержения проамериканского правительства.

Но на Кубе, одной из наиболее процветающих испаноязычных стран, эта политика не сработала. Фидель Кастро возглавил восстание против коррумпированного и реакционного диктатора Фульхенсио Батисты. Режим Батисты был отвратителен; Кастро был молод, романтичен и энергичен.

В первый день нового, 1959 года Кастро с триумфом вступил в Гавану, а Батиста бежал. Соединенные Штаты совместно с другими странами Америки признали новый режим. Кастро назначил кубинских либералов на самые высшие должности в своем правительстве, что вызвало надежды в Вашингтоне, но в середине января он легализовал на Кубе коммунистическую партию, а в конце месяца его первый премьер подал в отставку в знак протеста против казней сторонников Батисты и возрастающей антиамериканской направленности речей Кастро. 13 февраля Кастро сам стал премьер-министром, и в последующие недели как казни, так и словесные нападки на Соединенные Штаты приобрели больший размах.

Классический американский ответ на радикализм в Латинской Америке всегда заключался в направлении на место событий морских пехотинцев — вариант, который Эйзенхауэр не стал даже и рассматривать, так как, во-первых, Кастро пользовался большой популярностью не только на Кубе, но и во всей Латинской Америке и даже в самих Соединенных Штатах, и во-вторых, опасаясь нежелательного воздействия такой акции на мировое общественное мнение. В любом случае ЦРУ предоставило ему альтернативный вариант без использования морских пехотинцев.

Под непосредственным управлением Аллена Даллеса и при поддержке Эйзенхауэра ЦРУ осуществляло тайные операции по всему миру. Наиболее успешными и яркими были операции в Иране в 1953 году и в Гватемале в 1954 году, а некоторые, как, например, в Венгрии в 1956 году, закончились полным провалом. Тем не менее тайные операции оставались чуть ли не главным оружием Эйзенхауэра в холодной войне. Задача теперь состояла в том, чтобы найти способ использовать возможности ЦРУ для устранения Фиделя.

31 октября 1958 года в Женеве начала работу конференция по прекращению испытаний ядерных вооружений. За неделю до этого Гордон Грей встретился с Президентом, чтобы обсудить линию, которой должна придерживаться на конференции американская делегация. Грей очень серьезно относился к своей должности советника по вопросам национальной безопасности. По сравнению с Катлером он был более напорист в постановке вопросов перед Президентом, отличался большей воинственностью и активностью. Он доверял русским еще меньше, чем Фостер Даллес, поэтому предупредил Эйзенхауэра о необходимости быть сверхосторожным в проведении переговоров о запрещении испытаний. Эйзенхауэр, однако, считал, что необходимо пойти на некоторый риск. И хотя он утверждал, что никогда не поставит под угрозу реальные интересы безопасности Соединенных Штатов, в то же время заявил, имея в виду количество ядерных вооружений и усовершенствованные средства их доставки, что "он хотел бы во время переговоров где-то ошибиться в пользу либеральной стороны". Он признался, что продолжение испытаний и гонки вооружений "пугает его"*41.

Несмотря на такое отношение Президента, переговоры начались неудачно. В первый же день они зашли в тупик. Камнем преткновения стала повестка дня. Русские хотели начать дискуссию с обсуждения всеобъемлющего запрета на испытания. Американцы же настаивали, что переговоры должны начаться с обсуждений системы проверки. Такие позиции сторон стали уже классическими, оставляя мало места для договоренностей по каким-либо вопросам. Но стороны, по крайней мере, соблюдали двусторонний мораторий на испытания. Хотя русские вели себя неискренне и в первую неделю переговоров в Женеве произвели два испытательных взрыва, Эйзенхауэр обещал прекратить испытания, если русские не будут больше производить взрывов. И русские прекратили их после 3 ноября. Таким образом, писал журнал "Тайм", Эйзенхауэр сделал то, что он, судя по его неоднократным утверждениям, обещал никогда не делать, — "прекратил испытания, полагаясь главным образом на честность, без каких-либо договоренностей о проверке"*42.

Получив от Эйзенхауэра согласие на запрещение испытаний без проверки, то есть то, чего хотели, русские наконец согласились на переговорах в Женеве включить в повестку дня вопрос о системе контроля. Участники переговоров пришли к единому мнению, что система контроля должна состоять из 180 наблюдательных постов, однако переговоры вновь зашли в тупик, когда русские настояли на праве вето в контрольной комиссии, состоящей из представителей семи стран. Эйзенхауэр пытался найти выход из тупика и поэтому положительно отнесся к предложению сенатора Альберта Гора, которое он сделал в середине ноября. Гор, член американской делегации на переговорах в Женеве, считал, что нет надежды на подписание всеобъемлющего договора о запрещении испытаний из-за проблемы контроля. Он рекомендовал Эйзенхауэру объявить в одностороннем порядке мораторий на проведение испытаний в атмосфере сроком на три года, поскольку именно в результате такого рода испытаний радиоактивные осадки разносились по всей планете. Гор сказал Эйзенхауэру, что русские уже давно "морочат голову" по поводу выпадения радиоактивных осадков, но если Соединенные Штаты ограничатся только подземными взрывами, "то Советы должны будут сделать то же самое или оказаться в обороне в смысле пропаганды"*43.