Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но едва ли не самым пронзительным для самого Шолохова – на фоне десятков текстов, размноженных несчётными тиражами, – стала одна удивительная встреча. Он находился тогда в Вёшенской, – как обычно, кружась меж многими делами и очередной надвигающейся колхозной бедой с неурожаем, – и однажды встретил явно пришедшего издали – в буквальном смысле пешком – древнего старика.
– Шолохов? – спросил старик.
Тот ответил, вглядываясь:
– Да.
Старик поклонился ему в ноги и пошёл обратно.
Шолохов старика нагнал. Поспешили вслед и бывшие в тот час рядом с писателем, чтоб разузнать, откуда этот старик и зачем приходил.
Тот спокойно ответил: ходил в своё время в Ясную Поляну, посмотрел на того, кто жил там. Теперь сюда пришёл – посмотрел. Можно и помирать спокойно.
Его пытались пригласить домой, уговаривали, как могли, – нет.
– Мне тильки побачиты, – сказал.
Откуда-то с Малороссии был.
* * *
15 августа 1940 года состоялось закрытое заседание президиума Союза советских писателей. Были Павленко, Катаев, Соболев, Федин, Кирпотин, Жаров, Лебедев-Кумач. Решили раздать президиуму на десять дней главные сочинения минувшего года в советской литературе – чтоб выяснить, кому всё-таки надо выдать Сталинскую премию.
Первую! Самую-самую.
Сочинения были следующие: «Тихий Дон», «Степан Кольчугин» Гроссмана, «Уважаемые граждане» Зощенко, «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского, «Санаторий “Арктур”» Федина, три пьесы – «Вдохновение» Всеволода Иванова, «Метель» Леонида Леонова, «Кремлёвские куранты» Николая Погодина, поэма «Маяковский начинается» Асеева, стихи Твардовского, Лебедева-Кумача, Симонова, Щипачёва.
Через 11 дней снова собрались.
Протокол № 23 закрытого заседания президиума Союза советских писателей от 26 августа 1940 года гласил: «Присутствовали: члены президиума ССП СССР тт. Караева, Лебедев-Кумач, Павленко, Соболев; члены правления тт. Кирпотин, Леонов, Тренёв; от партбюро т. Хвалебнова.
Председательствовал П. А. Павленко.
Слушали: 1. О Сталинских премиях.
Постановили: Имея в виду большое политическое значение, какое будет иметь присуждение премий им. товарища Сталина за лучшие произведения 1940 г., представить Комитету по Сталинским премиям при СНК СССР одну лишь кандидатуру – кандидатуру тов. Шолохова и роман его “Тихий Дон”, окончание которого приходится на 1940 г.
Ограничиваясь одной кандидатурой из ряда других, имеющих выдающиеся успехи за текущий год в прозе, поэзии, драматургии и критике, президиум ССП СССР подчёркивает этим значение, придаваемое им присуждение премии им. тов. Сталина».
Конечно же, премии хотели все – включая Леонова, бывшего и в президиуме, и в числе номинантов и наверняка на неё рассчитывавшего в связи с отличной пьесой «Метель», где главный герой возвращается из мест заключения, что тоже характеризовало своеобразную предвоенную «оттепель», но…
Поначалу решили даже не устраивать состязания. Собравшиеся в президиуме понимали: премия по праву шолоховская. И заслужил он её не только выстраданным за 14 лет гениальным текстом, но и всей своей жизнью, шедшей поверх литературных склок – в совершенно иных направлениях и к иным целям.
Быть может, это была премия ещё и за спасённые жизни Лугового, Логачёва и Красюкова. За сына Платонова. За возвращённую к работе Цесарскую. За героя Гражданской Попова – которому теперь Шолохов ещё и орден Красной Звезды вернул, потому что Попова при аресте награды лишили. Быть может, и за тот хлеб, что он вымаливал у Сталина для Верхнего Дона.
Шолохов знал, что его небывалый талант подарен ему этим народом, этой землёй, этой степью, этой рекой, и свою жизнь строил как благодарение за неслыханный подарок.
В те дни, когда писатели решали, кому нужна премия, Шолохов в очередной раз подтверждал, что для него есть вещи важнее.
19 августа он снова пишет Сталину.
«Прошу Вас принять меня по вопросам колхозного хозяйства северных р-нов Дона. В области эти вопросы разрешить нельзя, да и здесь без Вас их едва ли кто-либо решит так, как надо.
В Москве я пробуду 3–4 дня. Если Вы не сможете принять меня в эти дни, то очень прошу вызвать меня, когда Вы сочтёте это возможным».
Шолохов снова, нисколько не сомневаясь в своём на это праве, говорит, что в Москве на несколько дней и ждать не станет. Если готовы – буду. Если нет – уеду. У нас снова, в который уже раз – беда на Верхнем Дону: полный провал по хлебозаготовкам.
Сталин принимает Шолохова 23 августа – спустя 4 дня, – как этот упрямый человек и просил. Сталинское время было расписано поминутно, но, памятуя о шолоховской просьбе, он встречается с ним в 22.40. И беседует до полуночи; третий в кабинете – Молотов, а в 23.00 зайдёт Берия.
Сталин позвонит Двинскому – спросит: в чём там у вас на Дону дело?
Мало было Шолохову Шеболдаева и Евдокимова, он теперь и с Двинским вёл себя точно так же.
Наверняка в тот час, говоря со Сталиным, Двинский остро прочувствовал, отчего все его предшественники мечтали Шолохова сжить со свету.
Шолохов в очередной раз добился желаемого. С колхозов Вёшенского района будет списана задолженность прошлых лет в объёме 3350 тонн хлеба, произведена скидка с плана 1940 года и отсрочена натуроплата в 1941-м.
Вот ещё – десятки, а может и сотни спасённых от голода людей.
Это всё он.
Старик, приходивший «тильки побачиты», знал, в чьи глаза хотел заглянуть.
* * *
Решение президиума Союза писателей о безоговорочной победе Шолохова постепенно породило в писательских кругах ропот: «Мы, конечно, понимаем, что Шолохов лучший, но, может быть, есть смысл хотя бы обсудить это».
На заседаниях Комитета по Сталинским премиям начались споры.
Было проведено 22 секционных и 11 пленарных заседаний! Обсуждали не только Шолохова, но Шолохова – более всего.
Фадеев был в числе самых ретивых. Товарищеское чувство к Шолохову боролось в нём с партийным билетом в нагрудном кармане. Влияние Фадеева сложно было недооценить – в прошлом, 1939 году, его ввели в состав ЦК ВКП(б).
Изо всех сил он старался быть объективным: «“Тихий Дон” по своему мастерству выделяется. Это исключительно талантливое произведение, и как будто двух мнений не может быть, любой человек прочтёт и скажет: это – произведение, равного которому трудно найти».
«Но с другой стороны, все мы обижены концом произведения, в самых лучших советских чувствах. Потому что 14 лет ждали конца, а Шолохов привёл любимого героя к моральному опустошению. 14 лет писал, как люди друг другу рубили головы, – и ничего не получилось в результате рубки. Люди доходят до полного морального опустошения, и из этой битвы ничего не родилось. Если считать носителем советских идей Мишку Кошевого – так это абсолютный подлец».
Фадеев разводил руками и начинал по новой: «Почему мы
