Дом Цепей - Стивен Эриксон

Камист медленно описал круг, изучая сузившимися глазами торчащие камни. — Т'лан Имассы?

Фебрил кивнул. — Первая Империя Дессимбелакиса, Камист Рело была не первой. Первыми были Т'лан Имассы. Хотя там мало что ты мог бы счесть… имперским. Никаких городов. Земля не взрыта ради растений или каналов. Ее армии были неживыми. Был, разумеется, трон, на котором должен был сидеть смертный — выходец из наследной расы. Человек. Увы, люди видят империи… иначе. Их видение не включает Т'лан Имассов. Отсюда измена. Затем война. Неравное состязание, но Т'лан Имассы не желали истреблять смертных детей. И они ушли…

— Только чтобы вернуться при разрушении садка, — пробормотал, кивая, Рело. — Когда ритуал Солтейкенов и Д'айверсов породил хаос. — Он снова смотрел на Фебрила. — Дух богини был… Т'лан Имассой?

Фебрил пожал плечами: — Некогда были тексты, писаные на обожженной глине, посвященные Первой Империи. Копии дожили до падения Угарата. Немногих Т'лан Имассов, которых удавалось уничтожить мятежным людям, хоронили в священных местах. Таких как это…

Однако второй маг качал головой: — Она тварь, полная ярости. Ярость не свойственна Т'лан Имассам.

— А если у нее была причина? Возможно, память о предательстве времен смертности. Рана слишком глубокая, чтобы Ритуал Телланна ее выскреб. — Фебрил снова дернул плечами. — Не имеет значения. Дух Т'лан Имассы.

— Ты порядком запоздал, донося до нас эти сведения, — заворчал Рело и сплюнул, отвернувшись. — Ритуал Телланна еще связывает ее?

— Нет. Она разбила эти цепи давным-давно, вернула себе душу — тайные дары Рараку относятся к жизни и смерти, они первобытны как само сущее. Она вернула себе все потерянное — наверное, даже ярость. Рараку, Камист Рело, остается самой глубокой тайной, ибо держится за воспоминания… о море, о своих водах. А память есть сила.

Камист Рело туже натянул плащ на тощие плечи. — Открывай путь.

«Когда я сделаю это для тебя и твоих друзей-мезла, верховный маг, ты станешь моим должником, выпестуешь мои желания. Семь Городов должны освободиться. Малазанская Империя должна отказаться от своих интересов, и наша цивилизация расцветет снова…»

Он ступил в центр круга и воздел руки.

Что-то надвигалось. Звероподобное, полное дикой силы. С каждым мигом оно все ближе; страх Л'орика возрастал. Древние войны… вот каково это ощущение — растущая вражда, ненависть, пережившая тысячелетия. Он ощущал, что никто из смертных в оазисе не является причиной гнева, но… «все мы стоим на пути».

Ему нужно узнать больше. Однако он колебался, какую тропу избрать. Семиградье — страна, стонущая под незримым бременем. Его шкура толста и многослойна, прочно закалена. Его тайны вызнать нелегко, особенно в Рараку.

Он уселся скрестив ноги, опустил голову. Мысли мчались наперегонки. Буйство Вихря никогда не было таким яростным — вероятно, армия малазан подошла близко, и близится последнее столкновение воли. Это схождение сил, их течения неумолимо привлекают сюда все новые могущественные силы.

И фоном для всего этого — чуть слышная песня…

Ему нужно уходить отсюда. Забрать с собой Фелисин — а может быть, и Геборика. Побыстрее. Однако любопытство удерживало его здесь. Слои реальности расщепляются, обнажая истину. Он должен узнать эту истину. «Я пришел в Рараку, ибо чувствовал присутствие Отца. Может быть, он уже не здесь… но он здесь был. Возможность найти след…»

Королева Снов сказала, что Озрик потерян. Что это значит? Как? Почему? Он жаждал найти ответы.

Куральд Тюрллан был рожден насилием, расщеплением Тьмы. С тех пор этот Старший садок простер ответвления во многие стороны, став доступным людям под именем Тюр. А до этого он породил садок Телланн, приняв обличье дарящего жизнь огня.

Телланн хорошо выражен на Семиградье — темный, глубоко похороненный, но тем не менее проникающий во все. А вот сам Куральд Тюрллан стал хрупким после разрушения родственного садка. Маг хорошо знал, что найти путь в него трудно.

«Ну что же, попробуем через Телланн».

Он вздохнул и осторожно встал. «Конечно, риск немалый». Бросил выцветшую телабу на сгиб локтя, подошел к сундуку у кровати, наклонился, на краткое время снимая охранные чары, и открыл крышку.

Доспехи Лиосан. Белая эмаль, исцарапанная и потрескавшаяся. Шлем с забралом, черненая кольчуга бармицы, кожаный подшлемник. Легкий, сужающийся к концу меч в ножнах светлого дерева.

Он одел доспехи и шлем, поверх натянул телабу, опустил капюшон. Пристегнул меч к поясу, скрыл руки перчатками.

И замер.

Он презирает драки. В отличие от сородичей — Лиосан, он не склонен к суровым суждениям, не видит мир одномерным, не допускающим противоречий. Не верит, будто порядок можно выковать острием меча. Меч дает окончательные ответы, да… но ответы, отягченные ошибками.

У необходимости горький вкус, но когда нет выбора — Л'орик вытерпит любую горечь.

Снова предстоит путь через лагерь. Придется тянуть силу осторожно, чтобы остаться невидимым для смертных, но не привлечь внимания богини. Ярость ее гнева — сейчас лучший из союзников; ему придется положиться на ее невнимание.

Л'орик вышел. Солнце за стенами оседающего песка казалось малиновым шаром. За один звон до заката маг достиг прогалины Тоблакая. Фелисин спала под навесом, которые они недавно построили неподалеку от окаменевших деревьев; он решил не будить ее. Бросив озадаченный взгляд на статуи двух друзей Теблора, он подошел и встал перед семью каменными ликами.

Духи давно ушли отсюда — а может, их вообще не было? Таинственные Т'лан Имассы, ставшие теблорскими богами. Это место теперь посвящено какому-то другому богу. Но остался разрыв, след от краткого посещения. Он надеялся, что его хватит для прохода в садок Телланн.

Высвободив свою силу, он послал волю в разрыв, расширяя его, и наконец смог пройти…

… ступив на глинистый берег большого озера. Сапоги увязли почти по колено. Тучи насекомых слетелись со всего побережья, окружив его столбом. Л'орик помедлил, поднял взор на затянутое тучами небо. Воздух нес запахи весны.

«Не то место… или не то время. Это древнейшие воспоминания Рараку».

Он повернулся лицом к суше. Еще двадцать шагов болотины — тростники колышутся на легком ветерке — и берег повышается, переходя в саванну. На горизонте линия невысоких холмов. Среди трав кое-где поднимаются могучие деревья, на ветвях расселись белокрылые птицы.

Его внимание привлек проблеск движения в тростниках; рука потянулась к ножнам, когда показалась голова крупного зверя, затем покатые плечи. Гиена — такие встречаются под Ареном, иногда у Карашимеша — но эта величиной с медведя. Она подняла уродливую голову, втянула воздух, покосилась на него.