Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Еще недавно он и подумать не мог, что способен так сильно ревновать.

Вторым по значимости событием стал бал в полковой столовой. Единственным, пожалуй, недовольным оказался Леон. Коротая время у бара, он не спускал глаз с Пенрода, кружившегося в вальсе с Евой. В парадной форме, статный и представительный, бригадир вдобавок был великолепным танцором. Ева — с сияющими темными волосами, оттенявшими белизну обнаженных плеч — казалась рядом с ним воздушно-легкой. Платье приглушенного фиолетового цвета добавляло выразительности глазам и привлекало внимание к атласной коже в вырезе декольте. Его взгляд скользил по длинным ухоженным рукам, задерживался на полной, соблазнительной груди и перескакивал смущенно на разрумянившиеся щечки. Он слышал, как она смеется над остротами Пенрода. До него даже долетали обрывки их разговора — на французском. Пенрод был, как всегда, в ударе — мил, любезен и остроумен.

Чертов старикан, с горечью подумал Леон. Он ей в отцы годится, а туда ж. Глаза у Евы блеснули, губки приоткрылись в ослепительной улыбке, адресованной, разумеется, бригадиру. Да и она ничем не лучше. Улыбается каждому встречному мужчине, никого не пропустит. Неужели нельзя быть поскромнее?

Вечер растянулся в бесконечность. Шутки знакомых офицеров отдавали плесенью, речи навевали сон, музыка оглушала и даже виски как будто потеряло вкус. Ночь выдалась жаркая, и дышать становилось все труднее. Леон чувствовал себя попавшим в клетку зверем. У девушки, развлекать которую ему пришлось по долгу джентльмена, дурно пахло изо рта, и он, передав бедняжку на попечение матери, похоже, питавшей в его отношении какие-то надежды, поспешил на свежий воздух.

Ночь была тихая, небо чистое, а звезды сияли и подмигивали, как брильянты. Стоящий на голове Скорпион поднял жало, готовясь нанести удар. Сунув руки в карманы, Леон побрел по периметру плаца. Завершив обход и вернувшись к столовой, он заметил на веранде небольшую группу курящих сигары мужчин. Из центра компании доносился знакомый лающий голос. Ему отвечал другой, не менее противный. Ну конечно, Снелл-Лягушонок и его верный лизоблюд Эдди Робертс. Только их и не хватало, с раздражением подумал Леон. Надо же, какое невезение.

К счастью, в столовую вел еще один вход, и он, стараясь не привлекать к себе внимания, пошел вдоль стены к задней двери.

Леон сворачивал за угол, когда неподалеку вспыхнула спичка, и он увидел притаившуюся за густой лозой парочку. Женщина стояла спиной к нему. Она снова чиркнула спичкой и поднесла ее к кончику сигары. Мужчина наклонился, прикурил и выпрямился — к своему удивлению, Леон узнал бригадного генерала Пенрода Баллантайна.

— Благодарю, моя дорогая, — сказал по-английски бригадир и только тогда заметил вышедшего из-за угла племянника. — Это Леон!

Странная реплика, подумал Леон. И прозвучала странно, как будто дядя хотел предупредить собеседницу. Женщина обернулась и тут же бросила горящую спичку на землю. Однако ему хватило и короткого мгновения, чтобы узнать ее.

Черт возьми, эти двое ведут себя как заговорщики.

— Месье Кортни, вы меня испугали. Я и не слышала, как вы подошли.

Она сказала это по-французски, хотя всего лишь секунду назад Пенрод разговаривал с ней на английском.

— Прошу извинить, я, наверно, помешал.

— Нет-нет, нисколько. В зале слишком душно, а от вееров толку никакого. Фрейлейн фон Вельберг едва не стало дурно, вот я и вызвался проводить ее на свежий воздух, а заодно и покурить. — Повернувшись к Еве, бригадир перешел на французский. — Я объяснил племяннику, что вам захотелось освежиться.

— Мне уже гораздо лучше, — ответила она также по-французски.

— Мы обсуждали музыкальный репертуар нашего оркестра, — продолжал Баллантайн. — Фрейлейн фон Вельберг полагает, что Штраус в их интерпретации слишком напоминает боевой танец масаи и что полька получается намного приятнее.

«А по-моему, дядя, ты что-то скрываешь, — подумал Леон. — И вообще, здесь происходит нечто странное». Постояв за компанию еще с минуту, он откланялся.

— Прошу прощения, фрейлейн, мне до вас далеко. Пойду домой и лягу спать. Вы с графом после бала возвращаетесь в Тандала-Кэмп или останетесь в отеле?

— Насколько я поняла, Густав отвезет нас в лагерь на открытой машине.

— Хорошо. Я распоряжусь, чтобы к вашему возвращению все было приготовлено. Если что-то понадобится, вы только скажите. Полагаю, завтра вы с графом встанете не рано. Завтрак будет подан в удобное время. — Он повернулся к Пенроду: — Долг зовет, сэр, но плоть, увы, слаба. Еще парочка танцев, и я исчезну в облаке пыли.

— Твои заслуги не останутся незамеченными, мой мальчик. Ты не уронил честь полка. Я от души радовался, наблюдая за тем, как ты провел дочку Чарльза Уорбойза.

— Спасибо, дядя, на добром слове.

Он повернулся и зашагал прочь. У двери оглянулся. Их лица скрывала тьма, но что-то в их позах подсказывало: эти двое отнюдь не обсуждают репертуар полкового оркестра или нечто столь же важное.

«Что? И кто вы такая на самом деле, Ева фон Вельберг? Чем ближе я к вам подступаю, тем труднее вас понять. Чем больше я узнаю о вас, тем меньше знаю».

Леона разбудили шум двигателя и голос графа, во всю глотку распевавшего «Я сердце в Гейдельберге оставил». Он сел, чиркнул спичкой и проверил время по серебряным часам Перси, которые всегда лежали на столе. Без шести минут четыре. Машина остановилась. Хлопнули дверцы. Потом граф громогласно пожелал спокойной ночи Густаву. Ева рассмеялась. Леон скрипнул зубами.

— Судя по всему, граф, выпил ты изрядно, — проворчал он, изнывая от ревности. — А был бы умнее, не состязался бы с Деламером. Надеюсь, еще помучаешься с похмелья. Так тебе и надо, скотина.

Утром его ждало разочарование. Граф появился в столовой в начале девятого — отдохнувший, бодрый и жизнерадостный. Белки глаз ясные, как у новорожденного. Первым делом он потребовал у Ишмаэля кофе, а когда тот принес дымящуюся чашку, добавил в напиток коньяка.

— После спиртного всегда мучаюсь от жажды. Этот сумасшедший англичанин, Деламер, предлагая тосты, перебрал всех присутствовавших, так что в конце мы пили за здоровье его лошади и охотничьей собаки. Вот уж точно безумец. Я бы посадил такого под замок — ради общего блага.

— Насколько я помню, — заметила Ева, — не лорд Деламер встал на голову посреди зала и выпил в таком положении стакан коньяку.

— Не лорд, — согласился граф. — Это был я. Ничего другого мне не оставалось. Деламер предложил пари. У меня не было выбора. Кстати, ты слышала, что его в молодости покусал лев? Поэтому он и хромает…

— В колонии об этом все знают.

— Пошел на льва с одним ножом. — Граф покачал головой. — Безумец! Его и вправду должно упрятать под замок.

— А разве не безумие выходить против льва с одним лишь ассегаем?

— Nein! Отнюдь! Нож — оружие совершенно неподходящее, а вот копье — это то, что надо. — Фон Мирбах допил кофе и опустил чашку на стол. — Спасибо, Кортни, что напомнили. Хватит с меня благотворительности. Я выпил за здоровье каждого жителя колонии, от младенца до глубокого старца. Я перетанцевал со всеми этими толстухами англичанками. Я перекатал всех их чумазых детишек, соблюл все приличия и исполнил все обязательства перед губернатором и гражданами. А теперь я хочу уйти в буш и заняться настоящей охотой.

— Рад слышать, сэр. Я, как и вы, сыт городом по горло.

— Отлично. Можете выступать прямо сейчас. Возьмите с собой ваших черных язычников и доставьте «Шмель» на охотничью стоянку. Дайте знать всем окрестным племенам, что мне нужен самый большой лев. Скажите, что вождь того племени, чьи люди найдут для меня такого льва, получит двадцать голов скота. Отправляйтесь и не возвращайтесь без хороших новостей. И помните, Кортни, он должен быть большой, а его грива черной, как у пса из преисподней.

— Хорошо, граф, я выступлю незамедлительно, но, может быть, вы позволите мне допить кофе?