С Антарктидой — только на Вы - Евгений Кравченко

Наладив работу в уже обжитом углу — от «Мирного» до «Новолазаревской», я вынужден был лететь туда, где труднее всего, — в бухту Нурсель. Вот где я в полной мере «хлебнул» всех прелестей Антарктиды, которые обычно выпадают на долю первопроходцев. Лишь здесь, пожалуй, ко мне пришло понимание того, какая же огромная, тяжелая и опасная работа скрывается за простой фразой: «Мы впервые пришли в Антарктиду».

... Когда я получил оттуда первые радиограммы, что вертолеты выгружены, начали работу и можно вылетать на Ил-14, тут же принял решение уходить к ним. Судно стояло у небольшого кусочка припая. На него спустили тракторы, по снежнику на них стали вытаскивать тяжелые грузы на высоченный барьер. Он был настолько высок, что в 20-30 метрах от его края уже не было видно мачт корабля, который стоял в океане будто в какой-то пропасти. Но снежник начал обваливаться, вслед за ним стал откалываться барьер, поэтому экспедиционникам пришлось работать в самых экстремальных условиях.

Когда мы начали здесь летать, то в полной мере ощутили, насколько трудно обосновываться на новом месте, — нас замучили радиограммами и просьбами: тому кусок кабеля привези, тому запчасть, тому еще какую-то железку. Попросите в «Молодежке», в «Мирном», на «Союзе»... И вот мы, летчики, как побирушки, бродили по мастерским и лабораториям, собирая по крохам все, что нужно было на новой базе.

А что же уплывшая «Дружная»? Корабль было сунулся к ней, но там наломало столько льда, что подойти к станции он не рискнул.

Казалось бы, удивить меня Антарктида уже ничем не могла и все же — заставила снова собой восхищаться. Новая база строилась в районе, поразившем меня своим величием и красотой. Огромные территории таят в себе что-то неизведанное, загадочное. Обрезы ледников мрачно нависают над морем. Вдали виднеются горы. В ясную погоду ты видишь круглые ледовые купола, похожие на каких-то доисторических гигантских динозавров.

Аэродром сделали в 15-17 километрах от берега. Ближе к морю строить его не рискнули — уже явно просматривалось повышение ледника от места, выбранного для аэродрома, в сторону открытого океана. Обычно это происходит тогда, когда ледник, который сполз в океан, снизу поддавливает вода и он готовится оторваться и уйти в плавание. Поэтому ВПП проложили в долине, образованной с одной стороны склоном материкового ледника, а с другой — будущим айсбергом.

Когда с экипажем Василия Ерчева я прилетел на этот аэродром впервые, станция только начала строиться. Я вышел из Ил-14 уставшим до такой степени, что хотелось одного — добраться до любого мало-мальски обжитого места и заснуть хоть на час-два. Поэтому, войдя в домик, одна половина которого отапливалась едва дышащей теплом печкой-капельницей (а в другой и такой печки не было), я рухнул в «холодной» половине на лавку и уснул. Проснулся, а встать не могу — губы посинели, воздуха не хватает... Кое-как привел себя в порядок, попил чаю и — снова в полет. Когда через несколько дней вернулся на сутки в «Молодежную», пошел к врачам, попросил посмотреть, почему дышать мне становится все труднее, грудь болит. Установить диагноз им не составило никакого труда:

— Да у тебя же левосторонний плеврит. Левое легкое сильно застужено, не работает. Нужен постельный режим...

Но какой там режим, когда дел невпроворот... С 15 по 25 января мы регулярно выполняли рейсы между «Молодежной», «Новолазаревской» и «Дружной-3». После 25 января приступили к выполнению программных геофизических съемок. Летать мне было очень трудно, боль не проходила, левое легкое работало плохо, особенно это остро чувствовалось на высоте. Губы синие, под глазами — черные круги. Врачи базы прилагали максимум усилий для того, чтобы облегчить мое состояние, делали уколы и пичкали пилюлями. Но они тоже очень хорошо понимали и задачи экспедиции, и то, что времени для выполнения основных работ отпущено совсем мало. Мы же приехали в Антарктиду не на прогулку и не для показательных полетов, а для выполнения огромных по масштабу и значимости программ. Народные средства на экспедицию затрачены большие и их нужно оправдать результатами работы. Поэтому приобретенная на «Дружной-3» болезнь терроризировала меня до конца экспедиции, пока я не попал в руки врачей «Молодежной», а потом, уже на судне, в руки врачей-исследователей, изучавших в Антарктиде состояние здоровья людей, работавших в экстремальных условиях.

В конце концов, базу поставили — большую, ничуть не меньше, чем «Дружная-1». Если мне не изменяет память, ни одна станция в Антарктиде так быстро не строилась — за две недели.

На охоту за «Дружными»

И все же нам не давало покоя то, что где-то в океане плавает «Дружная-1», хорошо оснащенная база со стационарной электростанцией, с телефонным узлом, напичканная аппаратурой и разным добром, с таким трудом доставленным из Союза, а теперь обреченным на гибель. И это тогда, когда на новой станции мы испытываем нужду во всем...

19 января, после открытия «Дружной-3», «Капитан Кондратьев» с авиагруппой автономного базирования, в которую входили два экипажа вертолетов Ми-8, инженерно-технический состав под руководством старшего инженера Николая Гавриловича Александровича и заместителя командира отряда по ПВР Виктора Александровича Александрова, направился к «Дружной-1», уплывшей в океан на айсберге, для эвакуации этой базы. С нее необходимо было перевезти на судно как можно больше оборудования, горюче-смазочных материалов, наземной техники, радиооборудования, запчастей.

Еще 11 декабря вертолеты с западногерманского ледокола «Поларштерн» нашли местоположение базы, определили ее координаты. Она оказалась в полной сохранности, но сильно занесена снегом. Три отколовшихся огромных айсберга продолжали дрейф в северо-западном направлении.

21 января «Капитан Кондратьев», с трудом пробившись к айсбергу, пришвартовался у небольшого участка припая. Транспортные работы, проходившие с 21 января по 9 февраля, выполнялись до 5 февраля двумя вертолетами, а потом одним. Перед группой стояла и другая задача — подготовить к эвакуации «Дружную-2», но из-за ледовой обстановки судно не могло туда пройти.

5 февраля к «Дружной-2» направился один вертолет, что противоречило оперативному заданию. Командир звена В. М. Золото полетел на нем в качестве командира экипажа, оставив командира А. М. Кузьменко на судне. Они осмотрели базу, погрузили около полутора тонн взрывчатых веществ (хорошо, что без взрывателей) и 200 кг обычного груза... Затем в 23 часа 25 минут при взлете в простых метеоусловиях произошло падение вертолета. Три члена экипажа получили травмы (двое — переломы ног), а два остальных и специалист, сопровождающий груз, отделались ушибами. Для эвакуации пострадавших привлекли экипаж второго вертолета Ми-8 (командир Е. Лепешкин) и по просьбе заместителя начальника экспедиции В. Н. Масолова — самолет ФРГ «Полар-2». Через подбазу, организованную экипажем Лепешкина, самолет ФРГ вывез пострадавших на «Дружную-1», откуда их и переправили на судно. Для расследования этого летного происшествия своим приказом я назначил комиссию под председательством старшего инженера Н. Г. Александрова. Вначале хотел лететь туда сам, но на мой вопрос о возможности посадки Ил-14 Масолов ответил однозначно: «Нет! Трактора вязнут!» Комиссия вылетела на вертолете, произвела осмотр машины. Она была сильно разрушена и на месте ее ремонт исключался полностью. Информацию о случившемся я сразу отправил в Москву. Тут же посыпались указания с жестким требованием: «Принять меры для восстановления Ми-8 на месте или своевременной отправки его на базу с целью ремонта в этой навигации».