Гений - Теодор Драйзер

У них было много разговоров на эту тему, были бурные сцены, так как для Анджелы рушилось все, что представляло какую-то цену в жизни, но, несмотря на ее плачевное положение, они расстались. Наступил ноябрь месяц, и так как домовладелец прослышал о финансовых затруднениях своего жильца, вернее, о постигших его неудачах, Юджину удалось расторгнуть арендный договор, истекавший только через несколько лет, и отказаться от квартиры. Анджела, совершенно обезумевшая от горя, не знала, где искать помощи. Она попала в одно из тех унизительных положений, которые заставляют человека бежать общества себе подобных. В отчаянии она бросилась к сестре Юджина, Миртл, которая сперва намеревалась скрыть от мужа это позорное и трагическое происшествие в своей семье, но потом все ему рассказала и вместе с ним стала думать, что делать. Фрэнк Бэнгс, как человек практического склада и к тому же убежденный приверженец «христианской науки» (он стал им с тех пор, как у Миртл каким-то чудом исчезла беспокоившая ее опухоль), попытался применить и здесь основной догмат этого учения — догмат о господстве добра.

— Не горюй, Миртл, — сказал он жене, которая, несмотря на свою веру, была потрясена и испугана несчастьями, свалившимися на голову брата. — Это только лишний раз показывает, как способен заблуждаться человеческий ум. То, о чем ты рассказываешь, как будто и серьезно, но в глазах господа это ничто. Уверяю тебя, все окончится благополучно, если мы будем в это верить. Анджеле лучше всего лечь в родильный дом — сейчас или когда придет время. Я надеюсь, что нам удастся убедить Юджина поступить по справедливости.

Они уговорили Анджелу искать совета и помощи в учении миссис Эдди. Сама же Миртл отправилась к своей знакомой лекарке и попросила ее употребить все свое влияние или свои познания, чтобы наставить ее брата на путь истины. Та ответила, что это невозможно, пока на то не будет желания самого Юджина, но обещала молиться за него. Вот если бы удалось уговорить его обратиться к ней по доброй воле, в поисках духовного руководства или божественной помощи, тогда другое дело. Несмотря на заблуждения Юджина — а в глазах Миртл они были чудовищны, — ее вера не позволяла ей укорять его. К тому же, он был ее любимый брат, Юджин — незаурядный человек, рассказывала она миссис Джонс, но он всегда был со странностями. Она готова допустить, что он и Анджела не были идеальной парой. Но ведь «христианская наука» все может исправить.

Анджела переживала мучительные дни, пока ее вещи упаковывались и увозились на склад, на хранение. Эти обломки прошлого были ей бесконечно дороги, как напоминание о былом величии, как символ жизненных благ и видного положения в обществе. С болью в сердце перебирала она вещи Юджина его картины, трости, трубки, его одежду — и горько зарыдала, когда ей попался под руку красивый шелковый халат, в котором он обычно отдыхал дома, — так живо вспомнились ей былые, счастливые дни. И сейчас у Анджелы иногда прорывался ее холодный жесткий тон, и снова ею овладевал прежний властный дух — но ненадолго. Она потерпела поражение и прекрасно это сознавала. Все рухнуло. В ее ушах раздавался гул холодного, грозного моря.

Сюзанне одно время действительно казалось, что она любит Юджина. Слишком велико было магическое обаяние его личности, и она не в силах была ему противостоять. В Юджине чувствовалось что-то глубоко враждебное общепринятым мнениям. Если при первом, поверхностном, взгляде он казался агнцем, послушным рабом узаконенных чувств и представлений, то на самом деле, в своем презрении к утвердившимся традициям, это был неукротимый волк. Он ни во что не ставил отстоявшиеся формы жизни, ее раз и навсегда заведенный порядок. Заглядывая глубже, он видел в ней не материальную ее сущность, а духовную — или, скажем, нематериальную; в материальном же усматривал лишь тень духовного. Какое дело могущественным силам жизни до того, сохранится ли та или иная система, за которую цепляются люди, поднимая вокруг этого такую возню и шум? Да ровно никакого! Однажды, побывав в морге, где он видел человеческие тела, которым суждено было превратиться как бы в химическое месиво, он сказал себе, что смешно даже предполагать будто человеческая жизнь что-нибудь значит для тех сил, которые вызывают такие превращения. Тут действуют непреодолимые законы химии и физики, иногда допускающие кое-какую прихотливую игру теней, но лишь как нечто временное, преходящее. Однако, пока эта игра длится, как она прекрасна!

Нечего и говорить, что Сюзанна была крайне подавлена всем случившимся, так как она не в меньшей мере, чем Юджин, способна была страдать. Но она дала слово ждать и решила сдержать обещание, хотя один раз и нарушила его. Ей шел двадцатый год — Юджину вскоре должно было сравняться сорок. Независимо от ее желания, жизнь могла еще залечить ее раны. Что же касается Юджина, то, по мере того как шло время, его боль только усиливалась. Миссис Дэйл вместе с Сюзанной и остальными детьми отправилась за границу. Она гостила у людей, которые ничего не знали об увлечении Сюзанны и едва ли могли узнать, — в крайнем случае могли лишь что-то предполагать. Если бы что и выплыло наружу, — а такую возможность она допускала, — миссис Дэйл решила заявить, что у Юджина были недостойные виды на ее дочь, но что ей удалось быстро разгадать его планы и расстроить их, почти без ведома Сюзанны. Это звучало в достаточной степени правдоподобно.

Что теперь делать? Как жить дальше? Эта мысль постоянно грызла Юджина. Поселиться где-нибудь в глухом переулке, в какой-нибудь конуре, где бы им с Анджелой, если бы он решил не расходиться с нею, можно было за небольшие деньги любоваться красивым видом из окна? Ни за что! Примириться с мыслью, что Сюзанна потеряна для него по меньшей мере на год, что ее отняли у него так неожиданно и грубо? Нет, это невозможно! Признать, что совершил ошибку, — хотя он еще не видел, в чем она состояла, — проявить раскаяние и постараться кое-как наладить прежнюю жизнь? Ни в коем случае! Ему не в чем было раскаиваться. У него не было ни малейшей охоты возвращаться к Анджеле. Она ему опротивела, — вернее, опротивело состояние скованности всякими запретами и предрассудками, с которыми он вынужден был мириться столько лет. Юджину претила мысль, что ему, вопреки его желанию, навязывают ребенка. Он на это не пойдет. Незачем ей было ставить себя в такое положение. Нет, лучше смерть. Его жизнь застрахована в ее пользу, он выплатил по полису около восемнадцати тысяч долларов — в случае его смерти она получит эту сумму. И он желал смерти. Пусть это будет в ее глазах искуплением за жестокие удары, которые судьба нанесла ей, но жить с ней дальше он не согласен. Ни за что! Не важно, будет у нее ребенок или нет! Остаться с ней, в их квартире, после того памятного вечера, — да разве это возможно? Ведь ему пришлось бы делать вид, будто ничего не произошло, будто ничего не изменилось в его отношениях с Сюзанной. Да и она, может быть, еще вернется к нему. Может быть! Может быть! О, какое глумление — бросить его таким образом, когда она могла прийти к нему, должна была прийти. О, сколько яда в смертоносных стрелах судьбы!

И вот наступил день, когда их мебель была отправлена на склад, и Анджела временно поселилась у Миртл, а затем настал и тот тяжелый час, когда она уехала из Нью-Йорка в Расин, где жила с мужем ее сестра Мариетта. Она решила, что только на прощание, под строжайшим секретом, откроется сестре. Юджин проводил ее на вокзал, хотя у него не было ни малейшего желания присутствовать при ее отъезде. Анджела, однако, не оставляла надежды, что время принесет с собою примирение. Если она сможет его дождаться, если возьмет себя в руки, с честью выйдет из предстоящего испытания и не умрет и не даст Юджину развода, он, быть может, образумится и решит, что она стоит хотя бы того, чтобы жить с нею под одной крышей. Ребенок может способствовать этому — немыслимо, чтобы это событие оставило его равнодушным. Он не может не прийти ей на помощь в такое время. Она твердила себе, что с радостью пройдет через все пытки, если только это вернет ей Юджина. Ее ребенок — какой прием ждет его! Нежеланный, отвергнутый еще до рождения! Как поступит с ним Юджин, если она умрет? Быть не может, чтобы он бросил его на произвол судьбы. По-своему, с грустью и тревогой, она уже начинала привязываться к ребенку.

— Скажи мне только одно, — обратилась она к Юджину однажды, когда они то ссорились, то строили планы, как дальше жить. — Если у меня родится ребенок, и я… я умру, — ты ведь не бросишь его на произвол судьбы? Ты позаботишься о нем, правда?

— Конечно, позабочусь, — ответил он. — Это тебя не должно тревожить. Не такой уж я отъявленный негодяй. Я не хотел ребенка, верно, ты навязала мне его. Но, конечно, я о нем позабочусь. И я совсем не хочу, чтобы ты умирала, ты это знаешь.

Если только она останется в живых, размышляла Анджела, она готова снова пройти вместе с Юджином через все испытания бедности и нужды, только бы видеть его образумившимся, положительным человеком, хотя бы и не слишком преуспевающим. Ребенок поможет этому, наверняка поможет. Ведь у Юджина никогда не было детей. Пусть ему сейчас неприятна мысль о ребенке, но с его появлением все может измениться. Только бы ей остаться в живых. Трудно ей будет, ведь она уже не молода.