Мой ангел злой, моя любовь… - Марина Струк

И потом не мог не задуматься, когда Мари наотрез отказалась обедать в ресторации и умоляла их поехать на квартиру всем вместе, говоря, что в ресторации вряд ли смогут подать обед в соответствии с постом, который держали русские в те дни.

— Прохор Андрея Павловича просто волшебник. Он сумел нанять изумительную кухарку, — без умолку говорила она, ослепительно улыбаясь мужчинам. — Клодин творит поистине чудеса, а не блюда. Поедемте к нам, господа!

— И верно, поедемте, господа, — сказал ротмистр кавалергардов. — В Пале-Рояль мы можем вернуться и с сумерками…

Мари настолько была увлечена розыском среди лиц, окружающих их небольшую группу, Лозинского, что пропустила этот намек на ночную жизнь Парижа, не услышала его, даже головы в сторону Андрея не повернула. И снова показалось странным ему.

По пути встретили коляску, в которой ехали знакомцы из гвардейской пехоты. Позвали и их, и такой вот шумной компанией приехали на Северный бульвар. Отдав все необходимые распоряжения кухарке и Прохору, Мари ушла к себе, извинившись перед мужчинами, которых оставляла на время одних в гостиной. Но не платье менять, а успокоиться. Потому что ее буквально била дрожь от какого-то странного волнения и страха, которые до сих пор не отпустили ее с той самой минуты, как узнала поляка через стекло лавки.

Она надеялась, что у того будет довольно ума держаться подальше от Андрея. Неизвестно, как отреагирует Оленин на появление того, кто причинил ему столько горестей, кто послужил причиной того, что Анна более не принадлежала ему. Снова и снова в голове мелькал вопрос — что делать? А потом вдруг разозлилась на Лозинского — и отчего тот в Париже и именно ныне? Отчего дошел до Франции, а не сгинул в полях сражений или на холоде русской зимы? И что ему понадобилось от них?

Спустя какое-то время к ней постучалась ее служанка, сообщила, что накрывают на стол. Пора было менять платье к обеду. Пришлось выходить из своего временного укрытия, где она могла не скрывать своих эмоций.

Когда Мари вошла в столовую, офицеры уже сидели за столом в ожидании первой перемены. Дружно поднялись на ноги, когда она ступила в комнату, в платье цвета глубокого сапфира, которое так выгодно оттеняло цвет ее волос, с черным плерезом, спускающимся на белое плечо, открытое вырезом платья.

— Богиня! Богиня! — Ротмистр Бурмин быстро шагнул ей навстречу, принял ее пальцы на свою ладонь и провел до ее места за столом по правую руку от Андрея. — Как же очаровательна ваша кузина, Андрей Павлович! Она бы и солнце затмила своей прелестью…

— Ах, право, Василий Андреевич, — Мари сделала вид, что смущена, усаживаясь на свое место. Тут же, как по команде, мужчины снова заняли свои места за столом, и приступили к обеду — уже вносили первую перемену.

За трапезой много говорили и шутили, обсуждали то, что уже видели в Париже, и то, что еще только предстояло увидеть. От такой привычной уже атмосферы Мария забылась, выкинула из головы неожиданно встреченного Лозинского, стала смеяться шуткам и участвовать в застольной беседе.

За третьей переменой офицеры гвардейской пехоты упомянули один из игорных домов, что был недалеко от Вандомской площади, и жену хозяина этого дома, которая слыла известной прелестницей в городе. Разумеется, о той говорилось вскользь, тонкими намеками, ведь за столом царила совсем другая богиня. Но Мария поняла эти намеки и не на шутку разозлилась на Кузакова, который вдруг стал настаивать на визите в этот дом, и если не поучаствовать в игре, то хотя бы понаблюдать за ней, вкусить невольно атмосферы азарта и страстей.

— Гоже ли страстей аромат вдыхать в пост? — изогнула она деланно брови, бросая на Кузакова холодный взгляд. Она-то планировала удержать любой ценой офицеров в стенах квартиры, не допустить, чтобы Лозинский ненароком повстречался с Андреем. Ночью она бы обдумала, как этого избежать в дальнейшем, и непременно придумала бы что-то. Но вот как убедить самого Андрея, что затея с выходом в этот вечер неудачна? Да разве он будет ее слушать? Все шло совсем не так, как она желала, как грезила частенько… совсем не так…

Разумеется, мужчины ее не послушали, засобирались после обеда в игорный дом, напоследок выкурив трубку за затворенными стенами кабинета, где они могли спокойно расстегнуть вороты мундиров и свободно говорить на те темы, которые были под запретом за столом из-за ее присутствия. Когда же вышли в переднюю, застали там Марию и ее полячку-служанку, которая завязывала на хозяйке меховой палантин, что надежно скрыл бы от ветра и мартовского вечернего холода обнаженные плечи женщины.

— Вы настолько расхвалили сей дом, господа, — очаровательно улыбнулась она офицерам. — Что во мне вдруг проснулся азарт. Вы ведь позволите мне, Андрей Павлович, сделать ставки?

— Avec grand plaisir [520], Мария Алексеевна, — склонился в коротком поклоне тот в ответ с легкой иронией в глазах. — Я отменно осведомлен о вашей склонности к риску, оттого даже не сомневался в вашем решении даровать нам счастье почтить нашу скромную компанию вашим присутствием.

Иногда Мария ненавидела Андрея. За выражение его глаз, как ныне. За холод в его голосе, за ту иронию, что она легко распознавала в нем. За ту отстраненность, что держал он с ней, и за те улыбки, что дарил другим дамам, поворачивающим в его сторону головы, приветствующим его, улыбающимся ему, флиртующим с ним.

— Ах, мы даже предположить не могли, что вы, русские, таковы, — улыбалась француженка, сидящая за игровым столом через два игрока от Андрея. Она игриво склонила голову вбок, отчего перья ее плереза шаловливо скользнули с плеча к груди, едва прикрытом блестящим в свете свечей шелке. Конечно же, взгляды мужчин невольно последовали за концами перьев к глубокой ложбинке, и Мария сжала с силой костяную ручку веера, когда заметила улыбку Андрея при этом намеренном движении головой своей собеседницы. Игра началась и вне стола, но вряд ли Мария позволит ей зайти далеко! Недаром же она здесь!

— Мы ждали сущих дикарей, — продолжала француженка. — А видим перед собой истинное воплощение Марса во множестве лиц.

— Тогда вы понимаете, какие счастливицы мы, русские дамы, — улыбнулась холодно Мария и провела украдкой сложенным веером по плечу Андрея, за спиной которого стояла, наблюдая игру. Мол, держись подальше, дорогая, место явно несвободно подле него.

— И какие же счастливицы ныне француженки! — парировала француженка, и Мария только стиснула зубы от злости. Офицеры же рассыпались в ответных комплиментах, а кто-то даже поцеловал француженке руку, опустившись на колено возле ее кресла. Улыбался бы так же Андрей этой даме в палевом шелке, если бы за его плечом стояла Шепелева, вдруг с тоской подумала Мария. Отчего он так явно показывает флирт ей? Ранее такого не было. Ранее она только догадывалась о том, что происходит на таких вечерах, а позже — под покровом темноты. А как пересекли границу Франции, как они встретились после того, как она оставила земли Рейнского союза, чтобы следовать за ним, чтобы не было подле него вот таких вот дамочек в платьях с низким вырезом, то все стало из ряда вон плохо. Что мне делать, думала она, совсем не слыша разговоры, смех, тихий бег шарика по рулетке, за столом с которой сидели игроки. Что мне делать? Я его совсем потеряла. И никак не могу вернуть назад. А ведь скоро подпишут мир, так говорят офицеры. Наполеон загнан в тупик, у него почти не осталось армии, а столица его империи взята. И тогда конец… конец всему — ее надеждам, ее мечтам. И ей придется оставить его, разве ж удержит она Андрея в России?