Игрок (СИ) - Гейл Александра

Я даже что-то благодарное бормочу и получаю «не за что» в ответ, но когда добегаю до двери с нужной табличкой, вижу сквозь окошко, что Жен спит, а на лице кислородная маска. Какие-то приборы со всех сторон, пикают, что-то высчитывают, чертят… Хрен разберешься. Войти не решаюсь. За этим занятием Карина меня и застает. Сначала мнется и дуется, поскольку все еще зла. Но раз уж я привез ей сына в целости и сохранности, бартер состоялся, и меня приглашают на кофе.

Она узнала о случившемся первой. Примерно сутки назад Жен ей позвонила из больницы. Задыхалась, кашляла кровью. Сейчас она на стопроцентном кислороде, и прогноз плохой.

— Арсений, — внезапно переходит Карина от новостной ленты к информационной части, и я настороженно поворачиваюсь к ней. Эта женщина никогда не называла меня по имени, а я не понимал почему. Может дело в том, что она оставляла эту привилегию дочери? Не внушает оптимизма то, что теперь передумала. — Жен сказала, что ты ушел. Послушай, я не стану давать твоим решениям субъективную оценку, но грустить снова ей ни к чему. И тебе. — Это говорится так мягко, будто я псих, который может сорваться в любой момент. — Алекс говорил, что тебе досталось в этой жизни, но…

— Не трудитесь, мадам, — перебиваю. — Я отсюда не уйду.

— Ты уже ушел. Дважды.

— Во второй раз я не уходил. Не собирался.

— Но она так думает, а остальное не имеет значения. Она уволилась с работы и даже не успела сказать тебе об этом до того, как ты хлопнул дверью.

Все это говорится просто архиубедительно. Она и наклоняется поближе, и в глаза заглядывает, а интонации вкрадчивы настолько, будто мы друзья. Чушь собачья! Она просто защищает дочь всеми силами.

— А она вам сказала, что стало причиной моего ухода?

Карина уже открывает рот, чтобы ответить, но ее перебивают:

— Пусть остается, если хочет, — сообщает Дима.

— Что ты имеешь в виду? — мигом настораживается Карина.

— Парень не потревожит твою дочь. Жен не спит — она в коме.

День первый

Нас в этом закутке пятеро: Алекс и Карина, братцы из ларца и я, — но тихо, как на кладбище. Хотя нет, не тихо: Карина ревет на плече у Алекса, периодически всхлипывая, сжимая в кулаке платок, но вытирая нос почему-то о пиджак мужа… Я стараюсь концентрироваться на каждой мелочи, лишь бы не думать об инопланетянке. Врачи делают какие-то анализы, регулярно проверяют и докладывают о состоянии Жен, но это тошнотворнее некуда. Кролик назвал цифру, которую Жен вписала в пустое поле. Девять дней. Откуда такая дерьмовая цифра? Почему не десять? Пятнадцать? Двадцать?

Как я мог уйти, если у меня было еще три дня, чтобы выторговать нам время?

Я себя ненавижу. Трусливый лицемер. Я ушел, потому что не хотел вот этого всего, а теперь — полюбуйтесь — сижу в окружении ее родных, в темноте. Мы не включали свет. В этот закуток ожидания проникает лишь капля коридорного освещения. Очень атмосферно, однако. Напряжение здесь накапливается само собой; скоро выясним, у кого хуже всех с нервами. Думаю, у меня. Ощущение такое, будто брюхо вспороли и с каждой новой секундой вытягивают кишки. Это ненормально. И знакомо. Когда оперировали Полину, я чувствовал себя точно так же.

— И что? — внезапно активизируется кролик, глядя на меня. — Ты так рвался свалить от нее подальше… Ну давай, вали, она даже не узнает. Что сидишь-то?

Я ни за что не уйду.

— Заткнись, — советует Адриан, но это все равно что масла в огонь подлить.

— Из-за тебя ей стало хуже. Но когда ситуация накалилась, ты теперь сидишь здесь с грустной рожей…

— Ян, — зовет холодно Алекс. — Иди прогуляйся.

Адриана кролик бы ни за что не послушал, но не отца. Он уходит куда-то, бормоча себе под нос ругательства. И только скрывается в конце коридора, как на его место усаживается не пойми откуда взявшаяся блонди. Она садится в кресло, ни с кем не здороваясь, не спрашивая разрешения, скрещивает руки, ставит рядом сумку и устремляет упрямый взгляд в стенку. Присутствие свое обозначила, место застолбила, теперь демонстрирует, что не уйдет. Наверняка думает, что ее попытаются выгнать как Яна. Ошибается. Сейчас, когда она молчит, до нее здесь никому никакого дела. Вообще.

День второй

На моей рубашке появилась дыра. «Удачно» стряхнул сигаретный пепел, но переодеваться не поехал. Надеялся, что Жен придет в себя, хотел сказать ей, что никуда не ушел. Но ничего не меняется. Жен лежит на кровати, опутанная проводами, а под дверью каждый час одна и та же сценка: Дима и Карина спорят, размахивают руками, тычут пальцами, осыпают друг друга ругательствами, потом она театрально закрывает глаза рукой и идет куда-нибудь плакать. Если так настоящая дружба и выглядит, то, выходит, я связал кролика от большой любви.

Остаться с Жен наедине удается только во второй половине дня. Не скажу, что именно так планировал нашу встречу, но это лучше, чем ничего. Если закрыть глаза, то можно представить, что все как раньше. Пальцы помнят ее тело, на ощупь оно не изменилось. И тяжесть густых, перепутанных кудрей знакома. Неожиданно, но это ощущение успокаивает. Когда Полина лежала в кровати, у нее волос не было из-за химиотерапии. И теперь, когда я трогаю волосы Жен, кажется, что все закончится иначе.

День третий

Нашлось какое-то сердце, и Карина с Алексом поставили на уши весь центр. Елисеев старший пообещал все, вплоть до трусов, отдать, если оно подойдет, но оказалось, что исподнее ему придется оставить себе. В сердце была найдена опухоль. После этого Алекс куда-то уехал, а Карину откачивали успокоительным.

Чтобы хоть чем-то заняться, Ви решила вымыть Жен волосы и попросила помочь. Инопланетянку нужно было всего лишь подтянуть к краю кровати, но это простое действие запустило цепочку мыслей. Когда я в последний раз обнимал Жен, не был с ней ласков, не произнес ни единого доброго слова. На ее шее все еще желтеет цепочка засосов, на которую блонди слишком уж старательно не смотрит. Кстати, оказывается, она прекрасно умеет мыть волосы в тазике. Ни за что бы ни подумал. Это противоречит всему, что я о ней помню.

Врачи говорят, что у Жен слишком слабый сердечный выброс, ходят и колют какие-то препараты, капельницами истыкали все вены. Это сводит с ума. Даже «Реквием по мечте» вспомнился.

В коридоре кардиоотделения триста восемьдесят пять брошюр.

Если кролик снова не поедет домой, чтобы побриться, я переименую его в пещерного кролика.

Съездил в казино, чтобы побриться и переодеться. Уж точно не дела проверять. Сейчас кажется, что даже если бы оно развалилось, я бы переживать не стал. Не ожидал, что стоит Жен всерьез заболеть, и я перестану интересоваться всем остальным… Вместо того, чтобы сверять всякие счета, я час простоял, нагнувшись над раковиной. Думал, стошнит от этого нервного напряжения в животе, а еще бесконечного кофе и сигарет, но нет. Даже этой милости лишен.