Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

Основные положения богословского учения св. Иринея

Хотя из многочисленных произведений св. Иринея Лионского до нас сохранилось в целом виде только два: «Обличение и опровержение лжеименного знания» и трактат «Доказательство апостольской проповеди», но и на основании их мы можем составить довольно ясное представление об отличительном характере, основных положениях и содержании богословского учения выдающегося отца Церкви. В первом произведении св. Ириней подробно и отчетливо формулирует такие положения церковного учения, которые далеко выходят за пределы частной полемики и в которых он предвосхищает опровержение и возникших впоследствии ересей, раскрывая существенные стороны учения Церкви. Если и второе произведение также имеет в виду современные потребности церковной жизни, вызывающие на энергичную борьбу с еретическим учением в его различных формах, если и в нем полемическим противоположением существенных пунктов истинного христианского учения еретическому определяется как выбор, так и постановка вопросов; [то,] однако, здесь автор прямо указывает свою задачу в том, чтобы изложить возлюбленному другу Маркиану «все члены тела истины» и дать ему «важное письменное напоминание», заключающее в себе «драгоценную проповедь истины», «образ нашего спасения», «путь жизни, который пророки предсказали и Христос исполнил, апостолы передали, а Церковь вверила своим чадам во всем мире» [(Demonstr. 1; 98)].

Самый метод исследования истины и особенная настойчивость в раскрытии подробностей тех или иных положений церковного учения у св. Иринея определяются его полемикой с гностицизмом. В противоположность гностическим теориям, в Церкви чувствовалась потребность не новое созидать, а утверждать то, чем Церковь обладала от начала своего существования. И св. Ириней, вопреки априорным умозрениям гностиков, отказывается даже от помощи философии, признанной апологетами, и всецело основывается на фактах Откровения; по его взгляду, задача церковной науки состоит не в изменении содержания Откровения, не в том, чтобы измышлять иного Бога кроме Создателя, иного Христа или Единородного, но в том, чтобы тщательно исследовать мысль сказанного в притчах и соглашать с содержанием веры, раскрывать домостроительство спасения человека, изъяснять формы Откровения и цель Ветхого и Нового Завета, доказать воплощение Христа и воскресение на основании непоколебимого убеждения, что вся Церковь имеет во всем мире одну и ту же веру (Adv. haer. I, 10.3), которую она получила от апостолов и сохранила в чистоте и неповрежденное™. Таким образом, против гностицизма выдвигается и раскрывается понятие церковной истины. Но каковы источники для точного познания этой истины?

«Об устроении нашего спасения, — говорит св. Ириней, — мы узнали не через кого другого, а через тех, через кого дошло до нас Евангелие, которое они тогда проповедовали (устно), потом же, по воле Божией, предали нам в писаниях, как будущее основание и столп нашей веры» (III, 1.1). В полном убеждении, что «писания совершенны, так как они изречены Словом Бога и Духом Его» (И, 28.2), св. Ириней, так сказать, живет в Священном Писании: на основании его он опровергает противников и из него же развивает свое богословие. В качестве источника истины одинаковое значение имеют Писания Ветхого и Нового Завета: пророки, апостолы и все ученики Господа учили истине (III, 1.1—2; 24.1); поэтому рядом с доказательствами из новозаветных книг приводятся доказательства, в особенности из ветхозаветных пророчеств, которые предвозвестили все учение и факты веры (Demonstr. 43—86); все же ветхозаветные писания раскрывают историю спасения человечества. Особенно примечательно свидетельство св. Иринея о Евангелиях: «Столь велика достоверность этих Евангелий, что сами еретики воздают им свидетельство и, исходя от них, каждый из них старается подтвердить свое учение» (III, 11.7). Евангелий должно быть четыре, как принято в Церкви, — не больше и не меньше: «Невозможно, чтобы Евангелий было числом больше или меньше, чем их есть. Ибо так как четыре страны света, в котором мы живем, и четыре главных ветра, и так как Церковь рассеяна по всей земле, а столп и утверждение Церкви есть Евангелие и Дух жизни, то надлежит ей иметь четыре столпа, отовсюду веющих нетлением и оживляющих людей» (III, 11.8).

Однако в борьбе с гностицизмом Священное Писание не может быть признано последней инстанцией, — во-первых, потому что еретики распространяют массу апокрифических и подложных произведений, для того чтобы поражать людей несмысленных и не знающих истинных писаний (I, 20.1), во-вторых, потому что, читая подлинные писания без любви к истине, они не убеждаются (III, 11.7), в-третьих, потому что они объясняют их по своим фантазиям (II, 10.1-3; III, 12.7; III, 21.3). «Когда обличают (еретиков) от Писаний, то они обращаются к обвинению самих Писаний, будто они неправильны, не имеют авторитета, различны по изложению и (говорят), что из них истина не может быть открыта теми, кто не знает Предания; ибо [(говорят)] истина предана не через письмена, но живым голосом» (III, 2.1). Отсюда вытекает естественная необходимость в таком критерии, который представлял бы надежные гарантии против всяких извращений. Таким критерием является церковное Предание, которое имеет высший авторитет и согласно с которым должно понимать и Священное Писание. Но и это положение необходимо было определить и разъяснить самым точным образом, в противовес суждениям еретиков. «Когда мы, — говорит св. Ириней, — отсылаем их опять к тому Преданию, которое происходит от апостолов и сохраняется в Церквах через преемства пресвитеров, то они противятся Преданию, говоря, что они премудрее не только пресвитеров, но и апостолов, и что они нашли чистую истину», что они «несомненно, неповрежденно и чисто знают сокровенное таинство» (III, 2.2). Гностики видели себя вынужденными для своих идей, которые были чужды общехристианскому учению и противоречили ему, и которые они, однако, выдавали за высшее понимание христианства, — искать оснований в источниках, параллельных источникам церковного Предания. Они ссылались на собственное тайное предание, на мнимых апостольских мужей, которые сообщили им идущую от Иисуса Христа подлинную религиозную истину: Василид — на Главкия, спутника ап. Петра, или на Матфия; Валентин — на Февду, спутника ап. Павла; офиты — на Мариамну и через нее на Иакова, брата Господня, и т. д. [(cf. Clemens Alex., Strom. VII, 17.106; Hippol., Refut. VII, 20; X, 9)]. Этим как будто колебалось общее убеждение в том, что Церковь стоит в единении духа с апостольской проповедью, и возникала потребность ясно, убедительно и, так сказать, официально показать действительные пути истинного апостольского Предания.

Все достоинство и значение содержимого Церковью Предания веры заключается в том, что оно есть выражение апостольского учения. Доказательство этого основного положения у св. Иринея ведется двояким образом. С одной стороны, на основании апостольских Писаний св. Ириней утверждает, что церковное учение содержит то же самое, а не какое-нибудь иное учение. С другой стороны, тождество церковного учения с апостольским устанавливается формально историческим путем. Церковь содержит учение, проповедуемое преемниками апостолов — епископами Церквей. Между ними и апостолами — несомненная непрерывность через идущее от начала преемство (principalis successio); в силу этого они получили верное дарование истины (charisma veritatis certum). «Поэтому надлежит следовать пресвитерам в Церкви, тем, которые... имеют преемство от апостолов, и вместе с преемством епископства, по благоволению Отца, получили верное дарование истины» (IV, 26.2). «Где находятся дарования Господни, там надлежит учиться истине у тех, которые имеют преемство церковное от апостолов, здравую и неукоризненную жизнь и неискаженное и неповрежденное учение» (IV, 26.5; cf. V, 20.1; IV, 33.8; III, 3.1-3). «Все желающие видеть истину могут во всякой Церкви узнать Предание апостолов, открытое во всем мире, и мы можем перечислить епископов, поставленных апостолами в Церквах, и преемников их до нас, которые ничего не учили и не знали такого, что эти (еретики) измышляют». Ни о каком тайном учении, на которое ссылаются гностики, не может быть и речи, так как «если бы апостолы знали сокровенные таинства, которые они сообщали совершенным отдельно и тайно от прочих, то предали бы их в особенности тем, кому поручали самые Церкви, ибо они хотели, чтобы были совершенны и безукоризненны во всем те, кого они оставляли своими преемниками и кому передавали свое место учительства» (III, 3.1). На основании этого св. Ириней, в полном убеждении относительно неоспоримой справедливости раскрытого им принципа, может поставить такой знаменательный вопрос: «Что, если бы апостолы не оставили нам Писаний? Не должно ли было бы следовать порядку Предания, преданного тем, кому они вверили Церкви?» (III, 4.1). Из сказанного следует, что учение апостолов с исторической достоверностью можно находить преимущественно там, где они сами действовали: «Если бы возник спор о каком-нибудь важном вопросе, то не надлежало ли бы обратиться к древнейшим Церквам, в которых обращались апостолы, и от них получить, что есть достоверного и ясного относительно этого вопроса?» (III, 4.1). Св. Ириней мог бы перечислить преемство предстоятелей всех Церквей от апостолов и до своего времени. Для краткости он ограничивается перечислением епископов величайшей и древнейшей и всем известной Церкви, основанной и устроенной в Риме двумя славнейшими апостолами, Петром и Павлом, «так как по необходимости с этой Церковью, по ее преимущественной важности, согласуется всякая Церковь» (III, 3.2). Перечислив римских епископов от апостолов до Елевферия, св. Ириней заключает: «В таком порядке и в таком преемстве церковное Предание от апостолов и проповедь истины дошли до нас. И это служит самым полным доказательством, что одна и та же животворная вера сохранялась в Церкви от апостолов доныне и предана в истинном виде» (III, 3.3).