Слёзы Шороша - Братья Бри

– Называй меня «старина»: предпочитаю быть другом, а не объектом, хотя надо признать, что в этом слове, легкомысленно отнесённом ко мне, есть доля истины.

– Не будь занудой, старина. Ты для меня никогда не был объектом наблюдения. А вот я для тебя…

– В этом есть доля истины.

– Вот именно. Пора отправляться в дом дяди… к моему огорчению, ныне пустующий.

– И к моему: из тысяч элов Тувизар создал того, кто мне нравится, когда я смотрю в зеркало.

– Дядя создал космического мальчика, а ты космическая рухлядь.

– Тебе нужна была игрушка, а мне больше нравится быть мудрецом.

– Ну ты даёшь!

– Это не я даю, мой юный друг. Это твой дядя написал в письме.

…Через час с четвертью Ивидар, в сопровождении своего неизменного спутника, вошёл в кабинет дяди.

– Теперь я должен поздороваться с ним, старина. Это не так-то просто сделать без него.

Перед его глазами ожила картина: тётя Лэстинэл целует его в щёку и тычет пальцем вверх, что означает, что Тувизар на втором этаже, в своём кабинете. Ивидар сломя голову скачет через ступеньки витой лестницы, которая своей крутизной и кривизной сопротивляется раздражающей поспешности, и без стука врывается в кабинет.

«Привет, дядя Тувизар!»

Тот поворачивается к нему на крутящемся стуле, выставляет напоказ пучеглазую гримасу и вперёд – правую руку, по которой Ивидар смачно шлёпает своей.

– Ты снова плачешь без слёз.

– Прошу тебя, не называй все мои чувства одним словом. Просто тоска нахлынула.

– Тогда просто делай то, что написано в письме. Это легко при таком обилии ладоней на стенах.

(Стены кабинета Тувизара были оклеены обоями с сотнями изображений ладоней, направленных пальцами вверх, что по его задумке символизировало карабканье человека вверх, к небу, к звёздам).

– Вот тут ты ошибаешься, старина: попробуй отыщи среди этого, как ты выразился, обилия рук дядину.

– Без фаланги указательного пальца, – добавил Элэнтэлур, подняв указательный палец правой руки.

– Всего-навсего без коротенькой фаланги. Но, если ты так уверен, что это легко, лучше помоги мне.

Элэнтэлур, оглядев стены кабинета, ткнул всё тем же пальцем в направлении искомого объекта. Ивидар побежал взором по дорисованной воображением траектории и упёрся в куцепалую руку.

– Спасибо, старина! Теперь можно совершить приветственный ритуал. (Он подошёл к стене и шлёпнул своей ладонью по «дядиной».) Привет, дядя Тувизар! Я исполнил, что ты сказал. Пришёл черёд открывать секреты.

На стене, вокруг ладони, обрисовались очертания квадрата, который немного углубился, а затем плавно выдвинулся в виде ящичка. В нём на чёрной подушечке покоился небольшой бежевый шарик, который вполне можно было бы обхватить сомкнутыми большим и указательным пальцами.

– Элэнтэлур, смотри… С виду обыкновенный шарик, – сказал Ивидар и вынул его из ящичка. – О! Нет, он… он вовсе не обыкновенный! Рука восторгается! Он словно гладит руку своим дуновением!.. словно проливается на ладонь!.. но не проливается.

– Да, такие мы, космические игрушки.

– Что там писал дядя, не помнишь?

– Из кабинета нам предписано выйти на балкон, – сразу ответил Элэнтэлур.

– Не это! О шарике! Что он написал о шарике?

– Он укажет нам путь спасения.

– Укажет путь спасения, – размеренно, взвешивая слова, повторил Ивидар и заключил: – Он как дядина Сфера, собирающая Миры, только маленький.

– В этом есть доля истины. Но, насколько я понял слова Тувизара, он не собирает Миры, а открывает Запредельный Мир.

– Сфера, открывающая Запредельный Мир, умещается у меня в руке. Запредельный Мир у меня в руке. Каково, старина?

– В твоих словах есть доля истины, и, чтобы убедиться в этом, мы должны выйти на балкон.

– Ты иди, и я следом, дай мне минутку. Держи шарик, старина. (Элэнтэлур принял шарик и направился к балкону.) Помнишь? Слева, за кустами сэрнэна.

Оставшись наедине с собой, Ивидар присел на диванчик, закрыл глаза и мысленно перенёсся в пространство этой дорогой ему комнаты двух-пяти-десятилетней давности…

– Ивидар! – вернул его в осиротевшую реальность голос Элэнтэлура. – Иди скорее! Я нашёл!

Элэнтэлур стоял, нагнувшись вперёд и просунув голову сквозь раздвинутые кусты сэрнэна.

– Дай-ка взглянуть.

Они поменялись местами, и через несколько мгновений Ивидар, переполненный восторженным удивлением, сочно прошептал:

– Вижу! Вижу!.. Тайный ход в Запредельный Мир! Разинутая пасть неизвестности, готовая проглотить нас!

Сиюминутный душевный порыв едва не заставил его отказаться от только что принятого решения, но он пересилил в себе прихлынувшую волну страсти.

– Дорогой мой Элэнтэлур! Мой преданный друг! Старина!..

– Космическая рухлядь, – припомнил своё новорождённое прозвище Элэнтэлур.

– Дорогая моему сердцу космическая рухлядь, я должен сказать тебе, что я остаюсь… потому что не могу бросить своих друзей и родных. Сделай я это, ты бы изо дня в день повторял, что я плачу. И в этом была бы доля истины.

– Была бы доля истины, – вслух согласился Элэнтэлур, поскольку привык определять цену суждений своего юного друга этими словами, произнесёнными вслух.

– Вот видишь, и ты согласен со мной. И мой собственный стыд каждый день напоминал бы мне об этом. Моё решение простое: я разделю участь всех живых существ Энтэлура и, когда стану космической пылинкой, меня не будет донимать совесть. Сейчас я отправляюсь к дяде Тувизару и тёте Лэстинэл. Попытаюсь помочь дяде тайно вернуться в Надоблачный Город. Ему не доступна Сфера, собирающая Миры, но телескоп на крыше этого дома тоже подходящая штуковина для того, чтобы и последние мгновения жизни встретить тем, кем он был всегда. О, бедняга Элэнтэлур! Ты, кажется, плачешь?.. без слёз, разумеется.

– Нет, мой юный друг, я плачу со слезами, только их не видно, потому что у меня их не может быть.

Ивидар вручил Элэнтэлуру шарик.

– Он твой, старина. Иди в Запредельный Мир: кто-то должен сохранить память о нашей планете. А я провожу тебя взглядом.

Благостная чернота, в которой Элэнтэлур будто рассыпался на тысячи элов, вдруг оборвалась, и он очутился в подхватившем его водяном вихре, сильном и яростном, и не терпящем сопротивления. Он снова ощутил себя тем, кем сотворил его Тувизар, – целостным существом, со способностями чувствовать и мыслить, подобными человеческим. Но эти способности не были даны ему от рождения. Они явились результатом впитывания и переработки элами информации в процессе общения Элэнтэлура с людьми и взаимодействия с окружающим их миром, как предметным, так и духовным.

Оказавшись в водовороте, он тотчас начал захлёбываться, вернее, будто начал захлёбываться. Он не мог задохнуться и умереть, как человек, но в эти мгновения он испытывал все страдания задыхающегося человека. Это заставило его собраться с мыслями и, поймав нужную, выдохнуть и больше не вбирать в себя воду… и терпеть, надеясь на то, что он снова когда-нибудь окунётся в пространство, наполненное живительным воздухом. «Когда-нибудь» наступило неожиданно быстро. Его с силой выбросило на берег, и первое, что он сделал, это по-человечьи, со свистящим носовым шипом, втянул в себя столько прозрачного невесомого вещества (вместе с ароматами травы, в которую он ткнулся носом), сколько могли бы в себя вместить лёгкие человеческой особи его стати. Он встал и огляделся… и, поскольку ни Ивидара, ни Тувизара и никого другого рядом не было, сказал самому себе:

– Мне стоит отдалиться от гор и отправиться на поиски тех, с кем можно было бы, обмениваясь словами, находить смысл.

Затем он обогнул скалу, оставив позади злую воду и запечатлев в памяти зримый признак её: «Тёмные Воды». Он сказал «Воды», потому что отнёс этот водяной вихрь, пленивший его, к столкновению потоков. Окинув взором удобное для зрячего продвижения зелёное холмистое пространство, ограниченное слева и справа лесами и горами, а сверху – волнообразным кремовым небом, зашагал по направлению к опушке леса, за которой, возможно, его ждал ответ на вопрос, как далеко ему до встречи с теми, для кого первейшей радостью жизни и непоследним способом удержания в себе человека является беседа. Лесная опушка, через которую пролегал его путь, проявила гостеприимство, одарив странника двумя горстями земляники и десятком сочных листов щавеля (информация об этих растениях до сей поры невостребованно хранилась в памяти элов). А покидал опушку Элэнтэлур ещё с одной её принадлежностью – увесистой сучковатой дубинкой на плече: уже дважды на пути от Тёмных Вод земля перед ним вздымалась и выпускала наружу, вместе с комьями почвы, свирепые багровые морды (первый раз – две, второй – три). Направив на безоружного путника жадные ноздри и схватив ими порцию воздуха, они убирались обратно, в подземелье. Элэнтэлур смекнул, что эти страшные существа жаждут плоти, пронизанной кровяными жилами, но, не найдя в нём, чем поживиться, отступают.