Академия и Земля (сборник) - Айзек Азимов

– Стоит ли беспокоиться обо всем этом, Блисс? Ребенок не испытывал никаких чувств к своему от… матери. Только к своему роботу Джемби…

– Но смерть ее матери означает и смерть ее робота. Я почти готова уже признаться в своей ответственности за это. Я испытываю огромное искушение.

– Почему?

– Так я смогу объяснить это в нужном свете. Так я смогу успокоить Фаллом, предупредив ее собственное открытие этого факта в процессе размышлений. Сама она может не найти оправданий убийству Бандера.

– Но оправдание существует! Это была самооборона. Спустя мгновение мы были бы мертвы, не решись ты на крайнюю меру.

– Именно это я и должна бы сказать, но не могу заставить себя объясниться. Я боюсь, что она не поверит мне.

Пелорат, покачивая головой, сжал зубы.

– Ты думаешь, было бы лучше, если бы мы не привели ее на «Далекую звезду»? Теперь ты так несчастна…

– Нет, – рассердилась Блисс, – не говори так! Я была бы бесконечно более несчастна, если бы мы сидели сейчас и вспоминали оставленного нами невинного ребенка, осужденного на безжалостную смерть из-за того, что мы натворили на Солярии.

– Такова планета Фаллом.

– Послушай, Пел, только наш разговор не передавай Тревайзу. Изоляты находят возможным соглашаться с подобными вещами и не думать больше о них. Мораль же Геи – спасение жизни, а не уничтожение ее. Жизнь во всех ее проявлениях должна, как мы знаем, заканчиваться, чтобы другая жизнь могла начаться, но никогда – без пользы, без смысла, без конца. И смерть Бандера, пусть и неизбежную, довольно трудно перенести. Смерть же Фаллом была бы просто невыносима.

– Ну хорошо. Думаю, ты права. Но в любом случае, я пришел к тебе не с заботами о проблемах Фаллом. Дело касается Тревайза.

– Что с ним?

– Блисс, я беспокоюсь за него. Он ждет установления параметров Земли, и я не уверен, что он сможет перенести такое напряжение.

– Я не боюсь за него. С ума он не сойдет.

– У каждого из нас есть предел выносливости. Послушай, планета Земля оказалась теплее, чем он ожидал; так он сказал мне. Полагаю, он думает о том, что она может быть слишком теплой для существования там жизни, хотя явно старается убедить себя, что это не так.

– Быть может, он прав. Может, она не слишком горяча для жизни.

– Кроме того, он допускает, что, возможно, это тепло можно объяснить наличием радиоактивной поверхности, но тоже отказывается в это верить. Через день-другой мы подойдем достаточно близко к Земле, так что станет ясным истинное положение вещей. Что, если Земля действительно радиоактивна?

– Тогда ему останется только смириться с этим.

– Но – я не знаю, как сказать… – что, если в его мозгу…

Блисс подождала, а затем криво усмехнулась:

– Полетят предохранители?

– Да. Полетят предохранители. Не могла бы ты предпринять что-нибудь, чтобы поддержать его? Держать его под контролем и в уравновешенном состоянии, так сказать?

– Нет, Пел. Я не могу поверить, что он так слаб, и, кроме того, существует твердое решение Геи: его сознание неприкосновенно.

– Но сейчас особые обстоятельства. У него есть эта необычная «правота» или как ты ее там называешь. Шок от полного провала его прожектов в тот момент, когда все, казалось бы, успешно завершено, способен пусть и не уничтожить его мозг, но расстроить его «правоту». Он обладает очень необычным талантом. Разве не может этот талант оказаться необычайно хрупким?

Блисс на миг задумалась, пожала плечами и сказала:

– Ну что же, возможно, мне и следует присмотреть за ним.

Следующие тридцать шесть часов Тревайз смутно ощущал, что Блисс и, в меньшей степени – Пелорат, ходят за ним по пятам. Впрочем, это было не так уж необычно на таком компактном корабле, да и занимали его ум совсем другие вещи.

Теперь, сидя за компьютером, он был уверен, что Блисс с Пелоратом стоят у двери. Тревайз обернулся и испытующе уставился на них.

– Ну? – очень тихо спросил он.

– Как ты себя чувствуешь, Голан? – довольно неуклюже попытался вывернуться Пелорат.

– А ты у Блисс спроси, – ответил Тревайз. – Она часами с меня глаз не спускает. Должно быть, насквозь видит мой мозг. Не так ли, Блисс?

– Нет. Нет, – спокойно сказала Блисс, – но если ты чувствуешь, что нуждаешься в моей помощи, я могу попробовать… Тебе нужна помощь?

– Это еще зачем? Оставьте меня в покое. Оба.

– Пожалуйста, скажи нам, что происходит, – попросил Пелорат.

– Спрашивай!

– Является ли Земля…

– Да, является. То, на чем настаивали все в разговорах с нами, – истинная правда. – Тревайз махнул в сторону экрана, на котором виднелась ночная сторона Земли, затмившей Солнце. Она выглядела резко очерченным кружком темноты на фоне звездного неба, а окружность сияла прерывистым ореолом оранжевого света.

– Этот оранжевый свет – радиоактивность? – спросил Пелорат.

– Нет. Просто отраженный свет Солнца в атмосфере. Ореол был бы сплошным, если бы не сильная облачность. Радиоактивность мы видеть не можем. Различные излучения, даже гамма-лучи, поглощаются атмосферой. Однако они порождают вторичное излучение, сравнительно слабое, хотя компьютер может его обнаружить. Оно невидимо для глаз, но компьютер способен преобразовать в фотоны видимого света каждую частицу или волну, принятую его детекторами, и Земля предстанет окрашенной в условные цвета. Взгляните.

И черный кружок расцвел голубыми красками.

– И насколько сильная здесь радиоактивность? – тихо спросила Блисс. – Достаточная для того, чтобы человек здесь не мог существовать?

– Вообще никакая жизнь. Планета не пригодна для обитания, Последняя бактерия, последний вирус давно погибли.

– А сможем мы исследовать ее? – спросил Пелорат. – Я имею в виду, в скафандрах?

– Лишь несколько часов – иначе вернемся с необратимыми радиационными поражениями.

– Тогда что же мы будем делать, Голан?

– Делать? – Тревайз безо всякого выражения поглядел на Пелората. – Ты знаешь, что я собираюсь делать? Я возьму тебя и Блисс – и ребенка, естественно, – и верну вас на Гею, и оставлю там всех троих навсегда. Потом я вернусь на Терминус и сдам корабль. Подам в отставку из Совета, что должно сильно обрадовать мэра Бранно. А потом буду жить на пенсию, пошлю Галактику куда подальше вместе с Планом Селдона, нашей Академией, Второй Академией и Геей. Галактика не маленькая, сама выберет, как ей жить. Почему я должен беспокоиться о том, что случится после меня? Я еще пожить хочу.

– Наверняка ты так не думаешь, Голан, – настойчиво сказал Пелорат.

Тревайз посмотрел на него и глубоко вздохнул.

– Нет, не думаю, но ох как хотелось бы, чтобы я смог сделать точно так, как только что сказал тебе.

– Никогда бы я в это не поверил. Ну а что ты собираешься предпринять на самом деле?

– Вывести корабль на околоземную орбиту, отдохнуть, выйти из шока и подумать о том, что делать дальше. Да и вообще…

– Да?

И Тревайз сорвался:

– Что я могу предпринять еще? Что еще я могу осмотреть? Что здесь еще искать?

Глава двадцатая

Соседняя планета

После этого Пелорат и Блисс видели Тревайза только четыре раза и то только за обеденным столом. Все остальное время он находился либо в рубке, либо в своей каюте. За едой молчал. Ел мало.

В четвертый раз, однако, Пелорату показалось, что необычная суровость покинула Тревайза. Пелорат дважды кашлянул, словно хотел что-то сказать да передумал.

Наконец Тревайз обвел своих спутников взглядом и произнес:

– Ты что-то желаешь сказать, Джен?

– Ты… ты обдумал создавшееся положение, Голан?

– Почему ты задаешь такой вопрос?

– Ты уже вроде бы в норме.

– Да такой же, как и был, но я кое-что придумал. Правда, с трудом.

– Можно узнать, что?

Тревайз коротко взглянул на Блисс. Она упорно смотрела в тарелку, храня осторожное молчание, словно чувствовала, что Пелорат добьется большего в этот щекотливый момент, чем она.

– Тебе тоже любопытно, Блисс?

– Да, конечно. – На мгновение она подняла взгляд. Фаллом, болтая ногой, пнула ножку стула и спросила:

– Мы нашли Землю?

Блисс сжала ее плечо; Тревайз же не обратил на ее вопрос никакого внимания.

– Начнем с самого начала, – сказал он. – Итак, все сведения о Земле были изъяты на самых разных планетах. Это неизбежно приводит нас к определенному заключению. Что-то на Земле скрывается. И все же, наблюдая Землю, мы видим: она настолько мертва и радиоактивна, что все находящееся на ней автоматически сокрыто – и навечно. Никакой корабль не может сесть на эту планету, а с такого расстояния – с внешней границы магнитосферы – нам ничего на ней не разглядеть.