Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия - Джонатан Сампшен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возвращение городских контингентов, вооруженных и озлобленных, после крупной военной кампании всегда было опасным моментом в жизни фламандских городов, а осенью 1436 года — тем более. Люди набирались в основном из ремесленных гильдий, членов которых разоряли торговые войны, а также из подмастерьев и сельских ремесленников, которым некуда было возвращаться. Когда 3 сентября Филипп Добрый вошел в Гент, на улицах возникло стихийное восстание, в котором главную роль сыграли вернувшиеся с войны солдаты. Толпа заняла Пятничный рынок, разоружила телохранителей герцога и потребовала ответа на длинный письменный список претензий. Некоторые из них были вызваны хаосом последних дней осады Кале и шевоше герцога Глостера. Почему Кале не был блокирован с моря? Почему против английского флота не были применены брандеры? Почему нефламандцы (они имели в виду пикардийцев и бургундцев) были поставлены в гарнизоны на границах Фландрии? В Брюгге недовольство слилось с более широкими претензиями, и события приняли более серьезный оборот. Вернувшиеся войска заняли рыночную площадь, объявили всеобщую забастовку и учредили новое городское правительство во главе с деканами гильдий. Они убили городского шерифа (герцогского чиновника) и призвали к ответу за свое управление всех, кто занимал главные должности в городе в течение последних трех десятилетий. За зиму напряженность в городе спала, так как поджигателей восстания оттеснили от власти более умеренные люди. Но в апреле следующего года мятеж вспыхнул вновь. Бургомистр Брюгге был линчеван членами гильдии пивоваров, которые утверждали, что он является ставленником герцога. Через месяц, 22 мая 1437 г., Филипп ворвался в город с армией из 3.000 пикардийцев, спровоцировав новое восстание, от которого ему посчастливилось спастись. Эти события привели к длительной экономической блокаде мятежного города, продолжавшейся до февраля 1438 г. и приведшей его к разорению[717].
Война с Англией не только разделила Фландрию, но и открыла раскол между Фландрией и остальной частью державы Филиппа в Нидерландах. Фламандцы были как самыми ярыми сторонниками запрета герцога на импорт английских тканей, так и главными жертвами английского эмбарго на экспорт шерсти. С другой стороны, Голландия, Зеландия и Брабант, хотя и имели собственную текстильную промышленность, в значительной степени зависели от перевозок и торговли через перевалочные пункты и получали огромные прибыли от торговли английскими тканями. Они всегда возражали против попыток герцога распространить на них эмбарго торговли сукном и сопротивлялись его исполнению, когда оно было на них наложено. В начале 1436 г. Вестминстерский Совет провел энергичные дипломатические демарши в Голландии и Зеландии через Джона Миддлтона, ведущего английского фактора в Мидделбурге. Кампания Миддлтона имела определенный успех. Голландцы отказались соблюдать запрет на торговлю с Англией, несмотря на протесты министров Филиппа. В Брабанте такие промышленные города, как Брюссель и Мехелен, разделяли устремления Фландрии, а растущие порты Антверпен и Берген-оп-Зом с их важными международными ярмарками продолжали принимать английские ткани вопреки запрету Филиппа. В Мидделбурге, когда бальи герцога захватили английский корабль, направлявшийся в Антверпен, толпа ворвалась в тюрьму, освободила команду и заставила вернуть груз. Филипп, ослабленный катастрофой под Кале и восстанием фламандских городов, не смог настоять на своем. В последующие годы после осады экспорт английской шерсти через Кале, который традиционно почти полностью шел во Фландрию, упал почти до нуля, в то время как экспорт сукна в остальные бургундские Нидерланды возрос до уровня, значительно превышающего прежний. Весной 1437 г. Брюгге и Ипр начали настойчиво добиваться от герцога заключения соглашения с Англией[718].
Через шесть недель после прекращения осады Кале Юг де Ланнуа направил герцогу Бургундскому очередной длинный меморандум. Последние события во многом подтвердили его прежние рекомендации, о чем он тактично не стал упоминать. Как и все предыдущие меморандумы Ланнуа, этот был также проницателен. Война с Англией, по его мнению, только начавшись, уже обернулась катастрофой. Потерпев неудачу под Кале, герцог теперь должен был держать крупные постоянные силы вокруг английского анклава, чтобы сдерживать ее гарнизон. Это требовало больших затрат. Филиппу мешали долги и угрожали разногласия между его подданными. Поскольку Голландия и Зеландия продолжали игнорировать запрет, его эмбарго на торговлю с Англией ничего не давало, а прекращение поставок шерсти грозило толкнуть фламандские города в объятия англичан. Все владения Филиппа испытывали серьезные экономические трудности, усугубляемые высоким уровнем налогов. "О Вас, Вашем правительстве и Ваших ведущих советниках говорят странные и злые вещи", — сообщал он своему господину. Военная помощь, несомненно, может быть получена от короля Франции, но за нее придется заплатить. Французские войска должны были получить плату. Без этого они "уничтожат ваши владения так же эффективно, как и защищают их".
Ланнуа считал, что необходимо заключить мир с Англией. По условиям Аррасского договора Филипп не мог заключить сепаратный мир с Англией. Поэтому он должен был предложить себя в качестве посредника для заключения общего мира между всеми тремя сторонами. Ланнуа был настроен оптимистично, даже слишком оптимистично. Франция и Англия, по его мнению, были измотаны войной и готовы к заключению мира. Если Нормандия будет уступлена Англии, то можно будет договориться. Ланнуа полагал, что Филипп мог бы сделать несколько вещей, чтобы облегчить этот путь. Он мог сдать города на Сомме французскому королю без уплаты 400.000 ливров, оговоренных в Аррасе, что подсластило бы пилюлю за уступку Нормандии. Он мог освободить своего пленника Рене Анжуйского без выкупа, что снискало бы ему расположение главенствующей при французском дворе анжуйской партии. Он мог побудить англичан освободить Карла Орлеанского, что позволило бы ему заручиться поддержкой Орлеанского бастарда, имевшего растущее влияние на Карла VII. Но прежде всего, Филипп должен был извлечь уроки из своей неудачи под Кале. Он не должен был думать, что его честь обязывает продолжать войну или что фламандские восстания можно просто игнорировать или подавить силой[719].
Первоначальной реакцией Филиппа на меморандум Ланнуа было его игнорирование. Он ничего не сделал для того, чтобы улучшить свои отношения с французским двором. Его корыстные устремления не позволили бы ему отказаться от городов на Сомме или освободить Рене Анжуйского. В итоге за Рене пришлось заплатить непосильный выкуп. В результате анжуйцы стали врагами герцога при французского двора, а его союзники в Лотарингии и Баре, которые надеялись, что Рене будет вынужден отказаться от своих прав, отстранились от него. В то же время Филипп энергично, но без особого успеха продолжал свою борьбу
