«Мир приключений» 1968 (№14) - В. Пашинин

5

Палило солнце. Казалось, конца не будет картофельным грядкам.

Надсмотрщик ду Прииз, как всегда желчный и озлобленный, придирался ко всему. Хозяин грозился выгнать его за то, что в грядках бригады нашли невыбранный картофель. Жертвой его стал Маймане. Парень отстал, изломал строй. В два прыжка лошадь ду Прииза оказалась рядом. Надсмотрщик вытянул рабочего кнутом, соскочил на землю и, сбив с ног, принялся пинать. Маймане закрывался руками. Из носа и рта текла кровь.

Кумало шагнул к надсмотрщику и оттолкнул его.

— Вы убьете парня! — с холодным бешенством проговорил он.

Надсмотрщики накинулись на маленького Кумало. Тот, сверкая голубоватыми белками, защищался как мог. Мозес кинулся было ему на помощь. Но его схватили.

Троих африканцев отвели в компаунд и закрыли в сарае.

— Ну теперь нас запорют до смерти! — сказал Маймане. — И зачем Кумало вступился?

— Он мог убить тебя своими ножищами!

— Недавно рабочий Нкома только замахнулся на надсмотрщика, и ему всыпали двадцать пять ударов шлангом. А Кумало дрался с надсмотрщиком!

Ночью у сарая послышались осторожные шаги. Кумало увидел в щель молчаливого потомка короля матабеле. Матабеле принес лом. Скрипнул вытаскиваемый крюк. Сторож спал у ворот, завернувшись в брезентовый плащ. Вырыли руками лаз под стеной, вылезли в темную безлюдную степь.

— На станцию нельзя, — сказал Мозес, — там полиция.

Перевернутый Южный Крест сиял над горизонтом. Беглецы пошли прямо на него, чтобы не кружить в необъятном вельде.

Вокруг ни лесов, ни кустарника. В полдень, когда беглецы проходили мимо фермы, их заметили. Трое буров с винтовками подъехали к ним на джипе. Беглецов закрыли во дворе, огороженном крепким забором.

Вскоре явились четверо верховых надсмотрщиков. Ду Прииз связал руки Кумало длинной сизалевой веревкой, другой конец которой приторочил к седлу. Другие надсмотрщики проделали ту же операцию с остальными пленниками.

Надсмотрщики поехали рысью. Кумало бежал между Мозесом и матабеле, ударяясь об их плечи. Всадники курили, разговаривали. Они ни разу не обернулись. Кумало выбивался из сил. Ноги стали чужими.

Справа свалился матабеле. Он не просил о пощаде. Несколько раз он молча попытался подняться, но веревка вновь и вновь кидала его на землю. Потом упал Маймане. Волочась по земле, он плакал и умолял остановиться. Надсмотрщики, казалось, не слышали его криков. Мозес держался, пока не разорвалось его сердце.

Кумало бежал и бежал. Ровная степь летела, катилась ему навстречу. Пылало поднявшееся над головой солнце, пылал мозг, пылала земля под ногами. Перед глазами пятнами плавали вспотевшие спины всадников.

Но вот наконец показалась вдали усадьба. Напрягай силы, Кумало! Работай ногами! Рано тебе умирать. Придет время, и ты расплатишься с врагами за все.

У ворот компаунда всадники разделились. Ду Прииз повел Кумало к большому дому. Кумало дышал, как паровоз на подъеме. Земля колыхалась под ним. Надсмотрщик толкнул его в спину, и Кумало, словно автомат, вошел в ворота.

Хозяин встретил его у конторы. Он глядел из-под густых выгоревших бровей.

— Ты что же, раб божий, надсмотрщика хотел убить? — сказал он тихо, с деланной кротостью. — Я спас тебя от суда, кормил, поил, а ты, неблагодарный, взбунтовался и сбежал? Ты ведь христианин. Разве ты не знаешь, что противиться господину своему — все равно что противиться воле божьей?

— Двадцать шлангов ему, хозяин! — сказал ду Прииз и сглотнул слюну от избытка усердия.

— Бог с тобой, ду Прииз. Дай ты ему больше десяти, он же притворится потом, что не может работать. А в поле картофель неубранный. И так троих рабочих потеряли. Один убыток от вас, неразумных.

— Туземец подбил остальных.

— А ты слушай, ду Прииз, когда с тобой говорит старший. Десяти будет достаточно… Ну, Кумало, молись богу. Искупи со смирением грех свой, — сказал Фан Снимен с отеческой мягкостью, жестом отпуская надсмотрщика и африканца.

Кумало привязали к столбу. Ду Прииз завернул ему рубаху и, отступив на шаг, с выдохом нанес удар тяжелым резиновым шлангом. На восьмом ударе Кумало потерял сознание.

— Иди к хозяину! — приказал надсмотрщик, когда Кумало пришел в себя. — Благодари за учение. Такой порядок.

Кумало молча пошел в сторону компаунда.

— Я доложу баасу! — крикнул вслед ему ду Прииз. — Получишь еще за неподчинение.

— Я поблагодарю вас за это учение! — шептал Кумало. — Настанет наше время…

6

Через неделю после этого Кумало послал письмо Ребекке Нгойи. Он рассказал девушке, что с ним случилось, и, выразив надежду на скорую встречу, закончил в лирическом духе: «И тогда калабаш моего уха никогда не наполнится, слушая тебя».

А на другой вечер в барак явился лопоухий Урбаньяк и сказал, что баас требует Кумало к себе.

Хозяин принял его так, словно ничего не случилось. Он приветливо глядел на Кумало, двигая выгоревшими густыми бровями.

— Ты, выходит, грамотный?

— Я учился в девятом классе! — буркнул Кумало сумрачно.

— Говори громче! — приказал Урбаньяк.

Кумало нахмурился.

— Что же ты сразу не сказал? Я дал бы тебе хорошую работу. Тут мой клерк заболел. Не знаю, что и делать. Сможешь вести переписку?

Кумало пришел в контору. У поседевшего клерка где-то были жена, дети, выросшие без отца. Он был рад, что пришла замена и хозяин обещал отпустить его наконец через двадцать лет домой.

Прощаясь на другой день, клерк сказал:

— Будь осторожен, ничего не замечай в этом доме. Если хозяин заподозрит, что ты слишком любопытный…

— А что здесь такое?

Но клерк не хотел продолжать. Кумало ничего не узнал. Однако разговор этот он запомнил крепко. «Ступай осторожно, Кумало», — сказал он себе.

7

Он стал вести несложную бухгалтерию, составлять по образцам договоры с фермерами на аренду земли у хозяина. Фан Снимен был богатейшим человеком. Он был членом правления африканерского[26] банка «Фольксбэнк». У него было тридцать тысяч моргенов земли, был парк грузовых машин. Все соседи пользовались транспортом плантатора. Они приходили в контору униженные и какие-то испуганные. Сам начальник полиции района дю Плесси держался с хозяином подобострастно и заискивающе. Всему этому была какая-то причина.

Пришла повестка из суда. За убийство троих рабочих Фан Снимена приговорили к штрафу в двадцать рандов. Плантатор ходил сердитый, и Кумало старался не попадаться ему на глаза.

Каждое утро Фан Снимен собирал слуг и надсмотрщиков-африканцев, тех, что не были в поле, и читал им проповеди. Кумало тоже был обязан присутствовать. Пересказывая житие какого-нибудь святого, Фан Снимен старался привить своим слушателям мысль о справедливости деления людей на высшие и низшие расы, на господ и слуг. «Противящийся господину своему — противится воле божьей, ибо бог сделал одного белым, а другого черным, одного — господином, а другого — слугою его. Ничто не делается без воли всевышнего».