Капитан Трафальгар. Наследник Робинзона. Радамехский карлик. - Андре Лори

— Буры Капланда шлют привет Каддуру и восстанут все разом по первому его знаку!

Карлик любезно перевел эти слова для Гертруды на французский язык, затем скомандовал:

— Индусов!

На этот раз выступила из рядов молоденькая девушка в костюме баядерки, окутанная прозрачным газовым покрывалом, затканным серебром, и чистым, тонким голоском проговорила:

— Индия как будто заснула теперь, но она только выжидает. У нее сто миллионов человек, готовых служить Каддуру всемогущему, чтобы отомстить за себя и возвратить себе свободу!

— А дочь моя, представительница Ирландии здесь? — осведомился карлик.

Молодая ирландка с удивительной белизной кожи и черными печальными глазами, в глубоком трауре, отозвалась на этот вопрос Каддура.

— Непобедимые на все готовы! — сказала она по-английски. — Они взорвут Лондон, если властелин найдет это нужным для блага нашего отечества!…

— А сын Махди? — потребовал карлик.

— Каддур велик, Махди его пророк! — сказал тотчас же появившийся молодой араб.

— Довольно!… — сказал Каддур. — Пусть все они исчезнут!

Стена алькова задвинулась, и все это видение исчезло в тот же момент.

— Ты сама видишь теперь, кто я такой? — сказал карлик, обращаясь к Гертруде Керсэн.

И сложив на своей уродливой груди безобразно длинные руки, он устремил на девушку полный иронии взгляд.

Но она ответила ему тем же.

— Я вижу только, что ты имеешь в своем распоряжении хорошо обученных актеров, которые прекрасно знают свои роли! — сказала она после непродолжительного молчания.

— Актеров?… Ты называешь актерами всех этих агентов моей власти, которых я показал тебе, и всех тех, которых я еще мог бы показать тебе, если бы захотел?… Нет, не смей так думать, дитя! Это не актеры, а орудия, послушные и могущественные орудия в моих руках, которые, служа мне телом и душой, воображают, что служат исключительно своим страстям и своему мстительному чувству. Во всех концах света эти люди устраивают заговоры, вооружаются и готовятся, сами не зная друг друга, к чему-то такому, чего и сами они еще не знают, понуждаемые взаимной ненавистью злобой, завистью и алчностью. Но я один правлю ими. Я один могу разжечь в удобный момент их ярость и их бешеные страсти. Стоит мне сказать только слово, и завтра, если атого захочу, весь мир будет одной сплошной развалиной, завтра я один буду царить при свете дня, как царю теперь во мраке!… Кто же, как не я, обессиливаю теперь могущественную Великобританию?… Этот Махди, как сама ты видишь, не более как мой подчиненный. Если я захочу, восстанут и Индия, и Канада, во всем послушные мне. Буры и зулусы, все благодарны мне за то. что я доставлял им победу за победой. Сам Ситтивайс разве не был победителем до тех пор, пока довольствовался ролью моего подчиненного?! Но за то, в тот же день, как он захотел уйти от меня, был разбит наголову! А Ирландия? Разве она не готова в каждый любо! момент поджечь те фитили, какие я готовлю ей? Мои соглядатаи и тайные агенты рассеяны по всей земле. Случись только в мире какое-нибудь более или менее значительное событие, — и оно тотчас же делается мне известным. А этот глупый ребенок, этот Моони, воображает, что он сумеет утаить от меня свой безумный замысел. Не успел он и сам еще выработать его, как я уже знал весь его план во всех мельчайших подробностях… Да и сама ты отправлялась в Тэбали, а, видишь, очутилась здесь!…

— Да, благодаря какому-то подлому, изменническому поступку! — гневно воскликнула Гертруда. — Но несмотря на все эти твои проделки, карлик, все же не верю в твою власть, которой ты так похваляешься передо мной!

— Ты все еще не веришь? Чего же тебе надо, чтобы ты могла убедиться? — спросил карлик. — Хочешь ли, я покажу тебе, что пишет в настоящий момент Гордон, этот бедный, но славный воин, своему правительству?

Карлик еще раз ударил в ладоши. Другой альков открылся так же, как и первый, но в нем виднелась не богатая, роскошная тронная зала, а простое телеграфное бюро.

— Я отвел проволоку из Хартума, — сказал со злобной усмешкой карлик, — и теперь депеши Гордона не могут достигнуть Каира, не пройдя предварительно здесь через мои руки. Поди и прочти вот эту, если она тебя интересует! — добавил он, обращаясь к Гертруде.

Но так как та оставалась невозмутимой и не трогалась с места, то он продолжал:

— Ну, так я сам прочитаю ее тебе! Слушай!

«Генерал Гордон сэру Эвелину Барингу,

генеральному агенту ее Британского

Королевского Величества в Каире.

Хартум, второго Марта.

Чтобы все спасти, достаточно двинуть на Хартум всего один батальон английских солдат по пути Нила. Важно не число, а только престиж. Восстание падет само собой, если только я получу поддержку, хотя бы даже только мнимую, видимую поддержку, состоящую из европейских войск. В противном случае все погибло! Не пройдет трех дней, как мы будем блокированы.

Подпись: Гордон»

—  Я передам эту депешу по назначению, — продолжал карлик со злобной усмешкой, — но слегка изменив ее, например, в том смысле, что Гордон вовсе не нуждается ни в какой поддержке со стороны европейских войск!… Что ты на это скажешь, дитя?… Веришь ли ты теперь в мою власть?…

— Я верю только в то, что ты страшный мерзавец и негодяй! — отвечала Гертруда, сохраняя все то же высокомерное, презрительное отношение к безобразному карлику и не уступая ему ни в чем.

ГЛАВА XIV. Белая и черная магия

На этот раз карлик побледнел от бешенства. В проолжение нескольких минут он оставался погруженным в какую-то мрачную задумчивость.

— Безумная! — проговорил он наконец с тяжелым вздохом, — что же в таком случае нужно, чтобы убедить тебя?… Неужели ни чувство робости, ни чувство страха не знакомы тебе?… Как смеешь ты шутить гневом того, чья власть, как сеть, охватывает со всех сторон весь этот земной шар, которым я играю, как мячом. Вижу, что всего того, чего ты до сих пор была свидетельницей, мало для тебя. Ведь молодые девушки вообще любопытны. Быть может, ты хочешь видеть доказательства моей сверхъестественной силы, власти и могущества? Я могу позабавить тебя и этим! Хочешь, я покажу тебе сейчас того, кем в данный момент заняты твои мысли?…

С этими словами, не выжидая ответа девушки, Каддур отцепил у себя от пояса маленький серебряный свисток и с помощью его издал резкий пронзительный свист. Почти в тот же момент раздвинулась стен; третьей ниши и в ней показалось какое-то легкое облако позади экрана, состоящего из большого зеркальной стекла. Облако это мало-помалу стало сгущаться и принимать определенную форму человеческой фигуры. Еще минута — и Гертруда узнала своего отца. Он сидел в кресле перед своим письменным столом в кабинете французского консульского дома в Хартуме и, склонившись над своими бумагами, внимательно изучал их. Вдруг он откинулся на спинку своего кресла и, казалось погрузился в глубокую задумчивость; затем открыл один из ящиков своего бюро и достал оттуда портрет, который Гертруда с чувством щемящей боли признал за свой. Это была миниатюра, сделанная в Париже, а которой художник изобразил ее малюткой в белокурых кудрях. Керсэн прижал этот портрет к своим губам и долго целовал его. Слезы выступили у него на глазах. При виде этого и глаза дочери его наполнились слезами настолько, что они стали застилать от нее дорогой образ ее отца… Мало-помалу видение стало бледнеть и наконец совершенно исчезло.