Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов

На моей душе немного полегчало, но … маленький «червь» сомнения продолжал гложить меня изнутри. И чтобы развеять все свои сомнения, я попросил о возможности самому убедиться в данном факте. И именно с этого началось необъяснимое. Когда я нажал на спуск камеры, никакой световой вспышки за этим не последовало. Меня это удивило в гораздо меньшей степени, чем мастера и свидетельницу происходящего — девушку-приёмщицу. Удивлённо взглянув на меня и мою камеру, мастер повторил мои действия и … вспышка сработала вновь. Любые мои действия завершались противоположным результатом. В «научный эксперимент» включилась и приёмщица, а несколько позднее, и второй мастер, бывший, скорей всего, высшим авторитетом этой мастерской.

Результат был тот же. Когда я нажимал кнопку — ничего не происходило. Я уже начал шутить о психологической несовместимости меня и моей камеры, как главный специалист мастерской предложил мне попробовать нажать на кнопку изолированной ручкой плоскогубцев. И к великому их облегчению, вспышка, наконец, сработала. Мне сразу стали толково объяснять, что со мной приключилась довольно редкая история. У меня — мощное статическое электрическое поле, закорачивает синхро-контакт фотовспышки, что и являлось причиной такого странного поведения фотокамеры в моих руках. И, что необходимо заменить синхропровод на другой, с более мощной изоляцией. Но в данный момент, у них этого нет, и мне нужно будет периодически названивать на предмет поступления нужных проводов.

Приехав домой, я в сердцах сказал: «ну, должна же ты, чёрт возьми, работать» — и нажал на пресловутую кнопку фотокамеры. К моему великому удивлению, вспышка сработала. Я немедленно принялся экспериментировать с этим. Если я думал, что вспышка должна работать — она работала. Если же я думал обратное — ничего не происходило! В результате этого эксперимента, я сделал свой первый, независимый от чьего-либо мнения вывод о том, что содержание моих мыслей влияют на происходящее вокруг меня, по крайней мере, на электронные приборы. Я продемонстрировал своё открытие друзьям-однокурсникам. Будущие радиофизики только разводили руками и избегали каких-либо комментариев по существу вопроса.

Случай с фотовспышкой послужил для меня той последней каплей, которая заставила взглянуть на происходящее со мной под совсем другим углом. Я понял по реакциям окружающих, что происходящее со мной не является обычным для всех, а скорей наоборот — ни с кем из моих знакомых ничего подобного не происходило…

3. Мои университеты

На третьем курсе университета большинство лабораторных работ у нас было связано с излучающе-передающей аппаратурой. Изучали на практике все виды электромагнитных излучений, от световых волн до длинных радиоволн. Каждая лабораторная работа продолжалась две пары — четыре академических часа. Это хорошо известно каждому, кто изучал физику в университетах и институтах. Я об этом упоминаю только по одной причине. Если по каким-то причинам экспериментальные данные по лабораторной работе не позволяют получить желаемые теоретические результаты, то преподаватели требовали заново проделать весь эксперимент. А это означало, что все участники лабораторной работы (обычно два-три человека) в своё свободное время должны всё проделать вновь, и это тогда, когда приборы не заняты по программе. Короче, для всех, включая преподавателя, это было лишней головной болью.

Весь этот мало кому интересный сыр-бор я привёл только потому, что мне и всем тем, кто делал лабораторную работу вместе со мной, приходилось делать это очень часто. Дело в том, что экспериментальные данные, полученные в моём присутствии, не «лезли ни в какие ворота», хотя все данные снимались очень аккуратно, я любил делать всё тщательно, замеры с приборов снимались, как этого требовали условия эксперимента, но… после обработки этих данных, ничего похожего на то, что должно было получиться, даже и близко не наблюдалось. Иногда, даже приборы переставали работать. До моего «явления» пред ними с товарищами по несчастью, все приборы работали нормально, после нас они работали тоже нормально, только в присутствии моей группы «первооткрывателей» (я почти всегда был старшим группы) приборы устраивали бунт и не «хотели» выдавать свои «секреты». И это происходило практически всегда и везде, где присутствовал я. Интуитивно многие мои согрупники не желали делать лабораторные работы в моей компании. Потому что все проблемы возникали только там, где был я.

Примерно через три месяца наступало «перемирие», приборы «успокаивались» и не выражали столь бурно свою «радость» в моём присутствии. А то, что это на меня столь «радостно» реагируют приборы, довольно быстро узнали все и уже не на уровне интуиции. Кто-то из братьев-студентов обратил внимание на то, что если я проходил мимо приёмно-передающей аппаратуры, стрелки регистрирующих приборов начинали «тихонько» сходить с ума, если подобное можно сказать о приборах. Когда мимо тех же приборов проходили другие — «ликование» приборов не наблюдалось. В результате этих практических выводов, меня все стали дружно просить куда-нибудь удалиться со своими «биополями», никому не хотелось повторно делать одну и ту же лабораторную работу. Меня, конечно, особо далеко не посылали, всё-таки я был старостой группы и курса, и вообще, как-то сложилось так, что меня многие студенты и преподаватели уважали за мои принципы и позиции, которые были у меня всегда и не для показухи. Мои слова с моими действиями не расходились.

Да и физически я слабаком не был, спокойно мог перекреститься пудовиком или двухпудовиком. Достаточно было пару раз «покрутить» кого-нибудь вокруг себя или просто сдавить грудную клетку, желающих повторить подобное не находилось. Так или иначе, меня «уважали» за то, что я был самим собой. На первом курсе ещё пробовали как-нибудь меня спровоцировать — подливали коньяк в чайную заварку, рассчитывая, что я этого не замечу и «тяпну» коньячку вместе с чаем. Предлагали мне деньги за каждое нецензурное слово, но довольно быстро все поняли, что это не «придурь», а моя позиция и после этого зауважали.

Дошло до того, что если кто-то выражался в моём присутствии, не заметив меня, просили у меня извинения. А это говорит о том, что люди всегда уважают того, у кого есть свои убеждения, и кто не меняет их, в зависимости от ситуации… В то время я ещё не понимал, что это такое происходит со мной, и что это за такие «биополя». Просто я всё больше и больше убеждался в том, что происходящее со мной не происходит со всеми остальными, в том, что происходящее не является обычным, повсеместным явлением.