Айвангу - Юрий Рытхеу

В зеркале буквы стали нормальными и легко читались, как если бы они отпечатались на бумаге.

– Я догадался, в чем дело! – вместе со всеми засмеялся Айвангу. – Белая бумага – как зеркало! Понятно!

Один за другим ложились на стол столбцы газетного набора. До обеда Алим успел набрать половину газеты, оттиснуть гранки. Одной из первых была оттиснута гранка со статьей, переведенной Айвангу. Алим подал длинный лоскут бумаги, где внизу, чуть покрупнее, черными буквами было напечатано: «Гэйилыльэтлин Айвангу» – «Переводил Айвангу».

– Мое имя будет в газете? – смущенно спросил он, не веря своим глазам.

– Обязательно, – сказал Петр Яковлевич, – так полагается. А пока ты посмотри, нет ли ошибок.

Айвангу бережно взял листок и подошел к окну, где было посветлее. Он разгладил ладонью листок и вдруг, к его ужасу, размазал все буквы, оставив часть краски на ладони.

– Испортил! – испуганно воскликнул он.

Алим подал ему другой оттиск.

Айвангу одним взглядом поблагодарил его. Хороший парень Алим! Здесь, у окна, никто ему не мешал разглядывать и читать собственное имя, напечатанное на бумаге. А завтра эта статья вместе с именем станет на страницу газеты. Люди прочитают…

– Закончил? – раздался над ухом голос Белова.

– Нет еще, – торопливо ответил Айвангу. Если бы Белов заглянул ему в лицо, то увидел бы, как покраснел парень.

Неожиданно Белов объявил, что пора обедать. Алим скинул халат, снял берет. Он долго умывался под рукомойником.

Айвангу совсем не хотелось есть. Но раз полагался обеденный перерыв, надо идти домой.

Росхинаут удивилась, когда Айвангу потребовал еду.

– Что так быстро проголодался? – не удержавшись, спросила она.

– Газету делали, – с важностью ответил Айвангу.

В яранге полагалось обедать, когда отец возвращался с охоты. Впервые в жизни Росхинаут нарушила это правило и подала сыну еду.

– Тяжелая эта работа? – сочувственно спросила она сына.

Подумав, Айвангу ответил:

– Для головы трудная. Я не устал, а Белов сильно проголодался. И Алим тоже.

Быстро покончив с едой, Айвангу поспешил в типографию. Он пришел рано, и ему пришлось посидеть на ящике, ожидая товарищей.

К вечеру газету сверстали и набор закрепили в печатной машине.

Раскрутив маховик с помощью педали, Алим сделал несколько пробных оттисков.

Айвангу бережно взял за углы газетный листок. Ровные ряды букв, слова, готовые разразиться потоком новостей, его имя, напечатанное крепкой черной краской, портрет Ленина на первой странице и лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

– Тираж отпечатаем завтра, – устало сказал Белов.

Он обвел взглядом Алима, Айвангу и вдруг дрожащим от волнения голосом продолжил: – Вы знаете, что сделали, друзья мои? Вы выпустили первый номер нашей газеты! Храните его!

Он дал каждому по свежему отпечатанному листу.

Если бы у Айвангу были ноги, он бежал бы быстрее ветра! Газетный лист в его руках шуршал, будто уккэнчин. Он нес его высоко, как несут знамя на демонстрации.

Встречные спрашивали его:

– Чему ты радуешься, Айвангу? Куда бумагу несешь?

– Вышла наша газета! – громко отвечал он.

Возле яранги Кавье он замедлил шаг. Если бы Раулена видела! Может, зайти показать ей? А если она не захочет смотреть? А Кавье возьмет и вытолкает его… Лучше пройти мимо.

Айвангу увидел в дверях Кавье.

– Газета вышла! – крикнул Айвангу и пошел дальше.

Кавье растерянно посмотрел ему вслед: какая газета?

Айвангу крикнул в раскрытое окно пекарни:

– Пашков, газета вышла!

– А ну, покажь, – пекарь бережно взял газету и осмотрел ее со всех сторон. – Ничего, культурно живем!

Сэйвытэгин давно вернулся с моря. Он сидел на бревнеизголовье и бруском точил наконечник гарпуна. Росхинаут распластала на плоской доске оленью шкуру и скоблила ее каменным скребком, вдетым на палку.

– Наша газета вышла! – с этими словами Айвангу вошел в чоттагин отцовой яранги.

Сэйвытэгин до обиды спокойно откликнулся:

– Вот и хорошо!

Росхинаут близорукими глазами глянула, всплеснула руками:

– Сколько буковок надо было нарисовать! Вправду сложная работа!

– Вот и мое имя, – сказал Айвангу и указал пальцем. – Видишь?

Сэйвытэгин отложил наконечник и прочитал по складам:

– «Ай-ван-гу»! Смотри, в газету попал! Как челюскинец!

Айвангу расправил газету на коленях, сел на бревно-изголовье и подробно рассказал родителям, каким образом его имя оказалось в газете, как писали статью, рассказал о наборщике-эскимосе Алиме.

– С газеты началась партия большевиков, – веско заключил Айвангу. – Первую большевистскую газету напечатал Ленин.

Ветер донес с берега крепкий запах свежих бревен, привезенных пароходом. А стружки от бревен, подхваченные ветром, носятся в воздухе, липнут к руке, опилки порошат глаза и оседают на моржовых кожах, как желтый снег.

Сначала Айвангу смотрел на плотников издали. Он опасался, что новые люди, и особенно рыжебородый, с большими голубыми глазами и огромными руками, будут смеяться над ним, человеком, который на коленях бредет по земле. Плотники работали здесь уже не первый день. Они строили новую школу. Ровно в полдень плотники переставали стучать топорами и садились обедать на обтесанные бревна. Они ели консервы прямо из банок, разогревая их тут же на костре. Пили неразведенный спирт из фляги. Потом пели песни. У рыжего был красивый голос, он любил петь громко, заглушая своих товарищей:

Ах ты, душенька, красна девица,

Мы пойдем с тобой, разгуляемся!

Айвангу слышал в этой песне большую тоску. Ему захотелось подойти к рыжебородому поближе и взглянуть в его голубые глаза. У одного из плотников была дудочка, она пищала тонко, голоском маленькой девочки. Музыкант играл одну и ту же песню, и Айвангу догадался, что другие мелодии у него не получаются. Иногда рыжебородый подпевал дудке:

Как родная меня мать провожала,

Тут и вся моя родня набежала…

Сегодня они не пели, стояли кружком вокруг мешковины, на которой копошились шестеро слепых щенят.

Айвангу приблизился к плотникам. Рыжебородый обернулся и с возмущением заговорил так, будто он давным-давно знал Айвангу:

– Послушай, земляк, надо куда-то пристроить этих малышей. Какой-то изверг вздумал их топить в лагуне, а они выползли обратно на берег. Жалко ведь.

В Тэпкэне собак было более чем достаточно. Если рождались ненужные щенята, от них избавлялись древним и простым способом – топили в лагуне, и никому не приходило в голову жалеть их.

– Я их возьму к себе, – внезапно решил Айвангу.

В эту минуту ему просто хотелось сделать приятное рыжебородому. Айвангу не подозревал, что впоследствии он всегда будет благодарить плотника.

С этого дня Айвангу стал завсегдатаем на стройке. Рыжего звали Миша. Он называл Айвангу земляком и показывал ему, как правильно действовать плотницким топором.

– Скоро на вашей Чукотке плотнику не будет цены, – говорил Миша. – Надо когда-то переселяться из яранг в настоящие дома. А вы к дереву народ талантливый. Я видел нарты, байдары – высший класс!

Плотники быстро подняли сруб, и когда подвели школу под крышу и сложили печи, они, перепев на прощание все песни, уехали по первому снежному пути в Кытрын.

С тех пор запах свежего дерева возвращал Айвангу милые русские напевы.

Щенки подросли. Они барахтались в мягких сугробах, провожая хозяина в типографию. Люди привыкли к газете и выражали недовольство, если она почему-либо запаздывала. Однажды на улице Кавье остановил Айвангу и спросил:

– Сегодня будет газета?

Айвангу ответил, что газета будет обязательно, и постоял в ожидании, надеясь, что Кавье еще что-то скажет, а может быть, пригласит войти в ярангу повидаться с Рауленой.

Он видел ее очень редко и всегда мельком. Она явно избегала его. Как-то Айвангу поймал ее тоскующий взгляд. Но даже в таком большом селении, как Тэпкэн, не было места, где они могли бы встретиться тайком.

Всю свою нежность Айвангу отдавал щенкам, и Сэйвытэгин и Росхинаут, сдержанно относившиеся к собакам, удивлялись, но ничего не говорили сыну и только понимающе переглядывались.

Айвангу смастерил санки. Он выбрал большой моржовый клык и распилил его надвое. Каждую половинку он отполировал. Потом ему пришло в голову разрисовать каждую половинку клыка: руки сами собой вывели картины детства. Вот бежит мальчик и катит перед собой большой, расшитый четырьмя солнцами из оленьего волоса мяч. Из-за гор поднимается настоящее огромное солнце. Мальчик бежит навстречу солнцу. А вот он же сидит на льду, опустив крючок в лунку, – ловит рыбу. Солнце за ним маленькое, зимнее, почти без лучей. А вот и первая большая радость – убитая нерпа. Мальчик тащит ее с трудом…