Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны - Наталья Борисовна Граматчикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Появление новых революционных некрополей было связано с новым похоронным ритуалом, который берет свое начало в похоронах революционеров XIX века. События 1917 года и победа большевиков способствовали институционализации новой формы похорон и обрядности. Красные похороны, организованные комсомолом и ячейками РКП по всей стране, воспроизводили все основные черты старых революционных похорон. Красные гробы, ленты и флаги, оружейные залпы и речи на могиле — все это подчеркивало преемственность этой практики с похоронами значимых деятелей революционного движения в прошлом. Слова похоронного гимна «Вы жертвою пали в борьбе роковой» свидетельствовали о том, что революционная борьба продолжается и те, кого хоронят сегодня, — ее новые жертвы. В небольших, особенно деревенских сообществах красные похороны для немногочисленных партийных ячеек были также важным способом мирно говорить о своих идеалах, предлагать альтернативную традиционной картину жизни. В то же время для самих большевиков это было одним из способов конструирования собственной новой идентичности, новой советской субъективности.
После революции похороны стали одной из частей новой антиклерикальной коммунистической обрядности. Первые опыты «коммунистического ритуала» носили стихийный характер. Однако уже к концу Гражданской войны сформировались основные сценарии так называемых красных крестин, красных свадеб и красных похорон[157]. В 1920‐х годах идея новой обрядности (равно как и праздничной культуры) становится частью государственных агитационных кампаний по атеистической пропаганде и движения за новый быт. Обряды становятся своеобразной демаркационной линией между старым и новым миром, что хорошо бросается в глаза в публицистике того времени[158]. Кроме того, новые обряды имели важнейшее политическое значение, поскольку каждый такой эпизод являлся перформативным актом, утверждавшим ростки новой жизни в старом мире.
ОБРЯД КРАСНЫХ ПОХОРОН
Судя по газетным публикациям того времени, каждый случай коммунистических похорон воспринимался местными сообществами как событие резонансное. Красные похороны собирали большое количество любопытных[159] — вплоть до нескольких тысяч человек[160], «пришедших посмотреть, как коммунисты хоронят своих товарищей без попа и заунывного пения, без кутьи, поминок и плакальщиц»[161]. В похоронах принимали участие не только жители того населенного пункта, где жил умерший (часто — рабочие-сослуживцы с фабрики или завода), но и жители окрестных деревень[162]. Среди них были как идейно близкие (рабочие, комсомольцы, коммунисты), так и простые крестьяне[163] и беспартийные рабочие[164], «и не только что молодежь, но и мужики, и бабы все пошли, даже старухи и те пошли смотреть»[165]. Корреспонденты часто отмечали, что число участников и зрителей похорон превышало число людей в церкви даже на самые большие религиозные праздники — на Крещение[166] и Пасху[167].
Организаторами красных похорон чаще всего выступали комсомольцы[168], реже — местная ячейка партии[169]. Также к участию в похоронах могли привлекать военные оркестры[170]. Подготовка к похоронам начиналась заранее. Активисты готовили знамена[171], разучивали похоронные марши и «на флаг нашивали черный материал — в честь траура»[172]. В назначенный час организаторы собирались в помещении Союза молодежи[173] или у дома умершего[174]. В доме у гроба покойного стоял почетный караул[175].
Церемония представляла собой торжественное шествие на кладбище. «Впереди шли музыканты, потом комсомольцы несли красный гроб, и за телом шли комсомольцы и коммунисты с флагами»[176]. Революционные песни[177] и похоронный марш[178] перемежались с торжественной музыкой в исполнении оркестра[179]. Кульминацией и наиболее значимой частью похорон была так называемая гражданская панихида — торжественно-траурные речи о жизненном пути умершего. Чаще всего она происходила на кладбище у могилы[180], но могла дополняться речами у дома покойного[181] или у клуба[182]. Гроб опускали в могилу под оружейные залпы и звуки оркестра[183]. Присутствовала непременная революционная символика — гроб красного цвета[184], красные повязки на рукаве, красные флаги. Несомненно, символичным являлось не только место захоронения, но и остановка траурного поезда у сельского клуба. Обратный путь с кладбища мог также проходить в форме строевого марша под музыку[185].
Место захоронения могло быть связано с конкретными обстоятельствами похорон и/или особенностями личности и биографии умершего. В обычной ситуации хоронили, как правило, на кладбище. Однако в случае похорон людей, которых можно было отнести к категории «новых героев», память о которых необходимо увековечить, а самим похоронам придать «большое общественное значение», захоронение могло быть перенесено в не совсем обычное пространство. Например, во владимирской газете «Смена» упомянуто захоронение в парке имени 20-летнего юбилея РКП(б)[186]. Коммунистов, комсомольцев, красноармейцев, погибших в столкновениях с различными антибольшевистскими силами, будь то отдельные эпизоды Гражданской войны, крестьянские восстания или какие-то локальные выступления, хоронили в значимых публичных пространствах — в центре села или деревни, у школы, сельсовета или иного важного общественного места. В будущем вокруг этого захоронения-памятника зачастую формировалось рекреационное пространство советского типа — парк культуры, центральная площадь и т. д. Так или иначе, эти захоронения надолго сохранялись в местном символическом ландшафте.
В некоторых публикациях описывается и «заочный» ритуал. В этом случае также проводилась гражданская панихида, произносились памятные речи[187] и пелся похоронный марш[188]. Смерть товарищей могла стать поводом к добровольному пожертвованию на увековечение памяти погибших[189].
ВОСПРИЯТИЕ КРАСНЫХ ПОХОРОН
Новый ритуал резко контрастировал с традиционными похоронами: «Все было для крестьян ново и ошеломляюще»[190]. Красные похороны, по-видимому, действительно производили сильное впечатление на окружающих: «Никогда я не видывала ничего такого интересного, как на этот раз, когда музыка заиграла, — я даже испугалась, — так громко и хорошо, что все оцепенели. <…> Когда пришли домой, то только и разговора было, что про похороны. Все пять верст только и говорили об этом»[191].
Впечатление, несомненно, усиливалось из‐за отсутствия на похоронах духовенства: «Бабы — те говорят, что всем хороши коммунистические похороны, только одним плохи — батюшки нет! Если бы был батюшка, то кажись все стали бы хоронить как Ваганову жену. Мне самой эти похороны понравились куда лучше, чем по-церковному. Там батюшка гнусавит себе что-то под нос, и не разберешь ничего интересного;
