Мессенские войны - Любовь Воронкова

Грозный и гневный стоял Аристомен среди поверженного вражеского лагеря и угасающих костров.

— Пусть знает Спарта, — сказал он, указав мечом на опрокинутый шатер коринфских вождей, — что здесь был Аристомен. И сделал это Аристомен!

Снова начались набеги мессенцев на поля и города, снова не стало покоя в спартанской Мессении.

Время шло. Приближался лаконский праздник в честь Аполлона. Во время этого праздника спартанцам нельзя было вести никаких войн — так диктовали старые обычаи. Поэтому спартанцы заключили с мессенцами перемирие на сорок дней. И ушли в Аммиклу, где стоял их уродливый Аполлон, справлять свой праздник.

Однако по Мессенской долине по-прежнему шатались критские стрелки, нанятые Спартой для войны с мессенцами. Эти стрелки пришли из критских городов; больше всего их пришло из древнего города Литта. Жители Литта происходили от лаконцев и так же, как спартанцы, славились своей силой.

Аристомен считал, что раз заключено перемирие, то он может свободно выйти из своей крепости и спуститься в долину.

Семеро критских стрелков внезапно выскочили из кустов и схватили Аристомена. Аристомен пробовал сопротивляться. Но он был безоружен, а критяне были крепкими и сильными, как быки. Они связали Аристомену руки ремнями от колчанов и повели с собой. Они грубо смеялись, они ликовали:

— Поймали Аристомена! Поймали, поймали Аристомена!

Двое стрелков тут же отправились в Спарту, чтобы сообщить о своей нечаянной удаче. А остальные пятеро, не спуская глаз с Аристомена, повели его в ближайший лаконский дом.

Аристомен молча повиновался. Его захватили незаконно, во время перемирия. Но что скажет на это Спарта?

«Почему же незаконно? Перемирие заключили мы, спартанцы. Критские стрелки перемирия не заключали!» — вот что она скажет!

Аристомен молчал. Неужели конец?

Конец? Ну нет, этого не может быть. Если он смог уйти из кеады, неужели у него теперь на это не хватит ловкости и ума?

Аристомен, окруженный стрелками, вошел в дом. В доме этом жила вдова со своей дочерью. Аристомен поглядел на женщин сверкающими глазами. И девушка тихонько охнула, чем-то пораженная.

— Кто это? — тихо спросила она у матери.

— Это Аристомен! — шепнула мать, еле переводя дух от такой неожиданности.

Аристомен подметил их взгляды и не почувствовал в них вражды. Нет, эти женщины не были ему врагами. В глазах девушки даже горело восхищение. И он понял, что и в Лаконике не все сочувствуют этой неравной, неправедной войне Спарты против Мессении.

Девушка отвела мать в дальний угол.

— Я сегодня видела сон, — взволнованно сказала она. — Мне снилось, будто по нашему полю волки вели льва. Лев был связан, а когти он потерял, ему нечем было защищаться. И вот я будто бы нашла его когти и дала их льву. А потом лев растерзал волков. Это, — девушка кивнула на Аристомена, — это лев. Я должна освободить его!

Мать молча согласилась. Сон — веление богов, а богам следует покоряться.

Между тем стрелки расположились в жилище вдовы, как у себя дома. Они издевались над Аристоменом и были очень веселы.

Аристомен пристально поглядел в глаза девушки, которая и сама не спускала с него взгляда. Что она должна сделать? Что она может сделать?

«Принеси им вина, — хотел сказать Аристомен. Но не мог, стрелки сидели рядом. — Усыпи их!»

И девушка поняла. Она сделала веселый вид, что, дескать, и сама рада такой удаче — поймали Аристомена! Она принесла вина и принялась угощать стрелков.

— Пейте, пейте! Вы заслужили и не такого угощения. Пейте, я принесу еще. Как не выпить при такой радости?

Стрелки принялись пить. Напились да тут же и уснули. Почему им не выпить и не уснуть? Аристомен в их руках. А ремни от колчана так крепки, что никакому силачу не разорвать.

Как только стрелки повалились и храп наполнил дом, девушка подошла к одному из них и тихонько вынула из ножен его меч. Она перерезала ремни, освободила Аристомена и меч отдала ему. С мечом в руках Аристомен бросился к своим врагам и тут же убил их одного за другим.

— Как мы теперь останемся здесь! — испугалась вдова, — Нас ждет гибель!

— Вы не останетесь здесь, — сказал Аристомен, — вы уйдете со мной на Эйру!

Дом вдовы опустел. Когда спартанцы и критские стрелки спешно прибыли сюда, они нашли в доме только неподвижные тела своих товарищей.

А девушку Аристомен тогда же выдал замуж за своего сына, молодого Горга.

Эта неравная борьба, когда могущественная Спарта, да еще с помощью союзников и наемных стрелков, сражалась с горсткой мессенцев, длилась целых десять лет. Десять лет терпели на Эйре осаду мессенцы, десять лет Аристомен боролся как мог с врагом за свободу своей родины. Но на одиннадцатом году осады Эйре суждено было погибнуть.

Однажды Феокл пришел к Аристомену и сказал:

— Пойдем со мной.

Аристомен сразу заметил, что Феокл бледен и чем-то подавлен. Предчувствуя беду, он молча последовал за жрецом. Феокл привел Аристомена на берег Неда. Здесь издавна стояла дикая смоковница. Много лет она стояла прямо, веселая, серебристая. Но постепенно смоковница согнулась, ветви ее поникли. Люди и не заметили, как она состарилась.

Феокл указал на смоковницу:

— Видишь?

— Вижу.

— А ты помнишь, что предсказала нам пифия, когда мы с тобой были в Дельфах? «Когда трагос напьется извилисто текущих вод Неда, Мессену я больше не покрываю…»

— Я понял, — прошептал Аристомен и поник головой.

Дело в том, что все эллины дикую смоковницу называли олинфой. А у мессенцев она называлась трагос. Пророчество исполнилось: ветви смоковницы касались воды — трагос напилась из Неда.

Погибель близка…

— Я увидел это и никому не сказал, — мрачно произнес Феокл. — Но ты должен об этом знать. Время наше исходит.

— Вижу, что никакой надежды больше нет, — сказал Аристомен.

Надо думать, что делать теперь.

Так, готовя окончательную гибель Мессении, дельфийцы отняли у Аристомена последние надежды. А без надежд на победу кто победит?..

У мессенцев хранился тайный талисман. Это были тонкие оловянные таблички, а на них написаны таинства обрядов Деметры и других почитаемых эллинами богинь. Когда-то прародитель мессенских царей — царь Лик предсказал мессенцам:

— Если утратите это или откроете врагу эту тайну, Мессения погибнет навеки. А если сохраните, что бы ни случилось, мессенцы вернутся на свою землю.

Был этот царь Лик на свете или нет, никто не знает. Но мессенцы верили в его талисман: это давало им силы бороться, это поддерживало их веру, что родина будет им возвращена.

Знал об этом предсказании и Аристомен. Он дождался ночи и, взяв талисман, тайно отправился на гору Итому. Он хорошо знал свои родные горы. Отыскав па Итоме самое глухое место, зарыл талисман. Там он молился Зевсу и всем богам:

— Зевс, покровитель Итомы! Боги, охранявшие Мессению! Молю вас, будьте хранителями этого залога, не отдайте его в руки лаконцев. Это единственная наша надежда на возвращение в отечество!

А потом долго прислушивался — не ответят ли ему боги? В мерцании звезд, в шуме ручья и деревьев ему слышался невнятный ответ богов. Но он не мог понять, что они ему отвечали…

Вскоре после этого начались бедствия.

Городок Эйра не вмещал всех мессенцев, бежавших от лаконцев. Много их поселилось за стенами городка по склону горы, на берегах Неда.

Здесь, недалеко от Неда, пас коров пастух. Этот пастух бежал из Лаконики от своего хозяина, богатого спартанца Эмперама. Но теперь, видя, что жизнь у мессенцев не сулит радостей, стал думать, как бы ему заслужить прощение Эмперама и вернуться в Лаконику.

Мессенские женщины ходили на реку за водой. Однажды этот пастух подкараулил жену одного мессенца, который жил на горе, у самой городской стены. Льстивыми и лживыми разговорами, подарками, которые он стал приносить ей, пастух добился доверия этой женщины.

Потом пастух стал приходить к ней в гости и все высматривал, хорошо ли укреплен город. Охраняется ли? Сам он в город войти не мог, потому что, кроме мессенцев, туда никого не пускали.

Город был укреплен и хорошо охранялся. Муж этой женщины каждую ночь уходил в дозор. И пастух теперь уже знал, что мессенцы несут стражу по очереди, знал, когда приходит ее муж со стражи и когда уходит снова. Пастух приходил, высматривал, выведывал. А женщина думала, что этот человек влюбился в нее и теперь просто жить без нее не может.

Однажды пастух поздно вечером отправился на гору. Шел сильный дождь, ноги скользили, идти было трудно. Но пастух, привыкший и к жаре, и к холоду, непогоды не боялся.

«Приду — обсушусь, обогреюсь, — думал он, — а что дождь и тьма, так это еще лучше, меня никто не увидит».

Он подошел к знакомому дому и остановился.