Мужество в наследство - Александр Абрамов

В вечернем сообщении Советского информбюро от 20 июля 1942 года рассказывалось о героическом подвиге экипажа бомбардировщика под командованием сержанта Николая Дивиченко. Все четверо отважных были комсомольцами. Показав высокий образец воинской доблести, они повторили подвиг капитана Николая Гастелло. Далее в сообщении говорилось: «…объятый пламенем самолет продолжал уничтожать немецкие машины, находящиеся на аэродроме. Когда были израсходованы все боеприпасы и стало ясно, что спасти самолет уже нельзя, Дивиченко принял решение нанести врагу последний удар и направил машину на колонну автоцистерн с горючим. Летчики, участвовавшие в этом налете, видели, как поднялись огромные клубы дыма и огня горящих автоцистерн. Смертью храбрых погибли сталинские соколы — сержант Дивиченко, штурман Журавлев, стрелок-радист Мысиков и воздушный стрелок Ежов. Советский народ всегда будет помнить героев-летчиков, до последней минуты своей жизни боровшихся за Родину». Так заканчивалось сообщение.

Весть об этом подвиге быстро разнеслась по фронту. Друзья-однополчане гордились бесстрашием четырех комсомольцев.

И вдруг случилось невообразимое: Дивиченко, Журавлев и Мысиков возвратились в свою часть! До предела изможденные, исхудавшие, в оборванной одежде, они едва держались на ногах.

После радостной встречи командир полка спросил:

— А где Ежов?

— Нет Николы… Погиб. «Мессеры», гады, — ответил Дивиченко.

Враз наступила тягостная тишина, все обнажили головы.

Вернувшись как бы с того света, летчики перевязали в санчасти раны, смазали ожоги, сбрили щетину, искупались и переоделись в новое обмундирование.

В полковой столовой на большом планшете появилось приветствие:

«Слава нашим боевым друзьям Николаю Дивиченко, Владимиру Журавлеву, Ивану Мысикову и Николаю Ежову, повторившим подвиг капитана Гастелло!»

Фамилия Ежова была в траурной рамке.

Под приветствием — плакат с призывом: «Стоять насмерть! — таков приказ Родины». В центре — красочный рисунок: пылающий краснозвездный бомбардировщик врезается в колонну фашистских танков. И тут же четверостишие:

Кто б ни был ты, учись у храбреца,Дерись самоотверженно и смелоИ все отдай победе до конца,Как легендарный капитан Гастелло!

После возвращения из медсанбата Журавлев продолжал летать на боевые задания вместе с Дивиченко.

В августе сорок второго года «Комсомольская правда» опубликовала стихотворение Демьяна Бедного «Гордость комсомола», которое посвящалось подвигу героического экипажа Николая Дивиченко:

В бензинный бак вогнал снаряд фашист проклятый,Бомбардировщик наш, весь пламенем объятый,Его геройский экипажНаправил, совершив предсмертный свой вираж,На вражий эшелон автоцистерн с горючим. .Но вихревым толчком могучимФашистской сволочи назлоГорящий самолет в тыл вражий отнесло.Из четырех бойцов в живых осталось трое.Со скорбью о своем товарище-героеОни сквозь вражий фронт пробились в свой отряд.Глаза их молодой отвагою горят.Бойцы, видавшие уж смерть перед собою,С отвагой прежней рвутся к бою!Юнцы, давно ли вы оторваны от школ?Но уж венчает вас бессмертья ореол!Любви к вам всей страны не выразить словами!Приветствуя своих птенцов, гордится вамиВас воспитавший комсомол!

Вскоре в авиаполк на встречу с летчиками приехал корреспондент фронтовой газеты. Пригласили Дивиченко и Журавлева (Мысиков был переведен в другую часть).

— Как все произошло? — спросил корреспондент. — Что вы можете рассказать об этом поразительном случае?

— Нам просто повезло, — устало улыбается Дивиченко.

— А сколько примерно километров вам пришлось пройти от места падения самолета до линии фронта?

— Километров сто сорок, — ответил Дивиченко.

— Наша газета хотела бы подробнее описать ваш подвиг, мы уже заголовок наметили — «Огненный таран четырех смелых»…

— О подробностях, пожалуй, лучше расскажет мой друг и штурман Владимир Журавлев: он первый из нас пришел в себя и вытащил меня из горящей машины.

Владимир не заставил себя уговаривать, и корреспондент торопливо начал записывать его рассказ:

«Из сообщения Совинформбюро уже известно: нас подожгли зенитки и «мессершмитты». Когда командир крикнул, что идем на таран, самолет уже несся на колонну вражеских автоцистерн. Я мгновенно нажал на боевую кнопку — к земле ушли последние две бомбы. И тут я потерял сознание.

Очнулся, видимо, от острой боли в пояснице. Удивила тишина; уже потом догадался, что заложило уши — контузия. Довольно скоро слух вернулся. Сначала я услышал сухой треск — горел наш самолет. Отстегнул привязные ремни, дополз до кабины командира. Коля был в полусознательном состоянии: с поникшей головой он недвижно висел на ремнях. Потряс его за плечо раз-другой. Он глубоко вздохнул. Жив! Быстро помог ему освободиться от привязных ремней и выбраться из горящей машины. И тут мы увидели катавшегося по земле Ивана Мысикова: он сбивал с одежды пламя. Мы поспешили ему на помощь. Потом нашли в кабине убитого Ежова, решили похоронить. Но в это время неожиданно показался немецкий мотоцикл. Мы быстро укрылись в овраге. Там, где раньше были цистерны, теперь полыхало море огня, к небу тянулась черная завеса дыма. Из оврага мы видели, как к догоравшему бомбардировщику подъехали гитлеровцы, поглядели, о чем-то посовещались и тотчас укатили. Видимо, они решили, что весь экипаж сгорел. Мы не успели вернуться к Ежову: самолет взорвался.

И вот мы стали готовиться к опасной дороге на восток: проверили личное оружие, обувь, помогли друг другу перевязать раны и ожоги. День тянулся мучительно долго. Наконец, когда все вокруг потонуло во мраке, двинулись в путь. К счастью, ночь выдалась звездная, и я без труда определил направление к линии фронта.

Меня нередко спрашивают: каким чудом вы уцелели? Совершенно искренно — мы и сами долго удивлялись. Но чудес на свете не бывает, все происходит по законам природы. Дело в том, что по счастливому стечению обстоятельств сброшенные мной последние две бомбы взорвались прямо под самолетом, с ними одновременно рванули и автоцистерны с бензином. Поэтому взрывная волна оказалась такой огромной силы, что многотонный бомбардировщик, как щепку, отшвырнуло в сторону. Он пронесся по верхушкам деревьев метров сто и свалился недалеко от оврага. Крылья сломались, но смягчили удар. Так наши собственные бомбы спасли нам жизнь».