Радостная мудрость, принятие перемен и обретение свободы - Йонге Мингьюр

Однако природа будды — не титул. Это не характеристика, принадлежащая исключительно историческому Будде или практикующим буддистам. Это не что-то созданное или воображаемое. Это сущностное ядро, суть, неотъемлемо присущая всем живым существам: безграничная потенциальная возможность делать, видеть, слышать и переживать что угодно. Благодаря природе будды мы можем учиться, можем расти, можем меняться. Мы сами можем по праву стать буддами.

Природу будды невозможно описать с точки зрения относительных представлений. Её нужно переживать непосредственно, а прямое переживание невозможно определить словами. Представьте, что вы смотрите на столь впечатляющее место, что описать его выше ваших возможностей, — Гранд-Каньон, например. Можно было бы сказать, что он большой, что каменные стены с обеих сторон красные, что воздух сух и наполнен лёгким ароматом кедра. Но, как бы хорошо вы его ни описывали, на самом деле ваше описание не может вместить переживания при созерцании столь грандиозного чуда природы. Или же вы могли бы попытаться описать вид, открывающийся со смотровой площадки небоскрёба Тайбэй-101, одного из самых высоких зданий в мире, вошедшего в число «семи чудес современности». Вы могли бы рассказать о круговой панораме, о том, что автомобили и люди внизу кажутся муравьями, или о том, как у вас перехватывает дыхание оттого, что вы стоите так высоко над землёй. Но всё равно это не передаст всей глубины и широты вашего переживания.

Хотя природа будды не поддаётся описанию, тем не менее, Будда дал кое-какие ключи к использованию дорожных указателей или карт, которые могут помочь нам найти путь к этому невыразимому переживанию. Один из избранных им подходов к описанию природы будды предлагает к рассмотрению три качества. Первое — это безграничная мудрость, то есть способность знать всё без исключения: прошлое, настоящее и будущее. Второе — бесконечные способности, заключающиеся в неограниченной власти выводить самих себя и других существ из любых состояний страдания. Третье — безмерные любовь и сострадание: безграничное чувство родства со всеми существами, добросердечность по отношению к другим, рождающая побуждение создавать условия для процветания всех живущих.

Несомненно, есть много людей, которые свято верят в это указание Будды и в возможность того, что благодаря изучению и практике они смогут сделать реальным прямое переживание безграничной мудрости, способностей и сострадания. Вероятно, есть и множество других, кто считает, что всё это — сплошная чепуха.

Как ни странно, во многих сутрах Будда, как кажется, наслаждается беседами с людьми, сомневающимися в его словах. Ведь он был лишь одним из многих учителей, странствующих по Индии в четвёртом веке до н. э., — и эта ситуация похожа на ту, в которой мы находимся ныне, когда радио, телевидение и интернет до краёв переполнены учителями и учениями самого разнообразного толка. Однако в отличие от многих своих современников Будда не пытался убедить людей, что метод, благодаря которому он обнаружил возможность освобождения от страдания, — единственно верный. Во многих сутрах постоянно звучит тема, которую на современном языке можно кратко выразить так: «Это всего лишь то, что я сделал и что я узнал. Не верьте ничему из этого только потому, что я так сказал. Проверьте это на собственном опыте».

Не то чтобы он активно отговаривал людей принять к сведению то, чему он научился и как он этому научился. Нет, в своих учениях о природе будды он предложил своим слушателям нечто вроде мысленного эксперимента, приглашая их обнаружить на собственном опыте те способы, благодаря которым аспекты природы будды время от времени всплывают в нашей повседневной жизни. Он призвал их проделать этот эксперимент, представив в качестве сравнения дом с зажженным внутри светильником и задёрнутыми шторами или закрытыми ставнями. Дом символизирует на вид незыблемую картину материальной, ментальной и эмоциональной обусловленности. Светильник символизирует свойственную нам природу будды. Как бы плотно ни закрывали окна шторы и ставни, хоть какой-то свет всё равно пробивается изнутри.

Внутри же горящий свет даёт ясность, позволяющую различить, скажем, стул, кровать или ковёр. Когда свет проникает сквозь шторы и ставни, иногда мы можем переживать свет мудрости как интуицию, как способность «чувствовать нутром» человека, ситуацию или событие.

Любовь-доброжелательность и сострадание просвечивают сквозь завесы в те моменты, когда мы спонтанно оказываем кому-то помощь или поддержку, не из эгоистических соображений и не в расчёте на вознаграждение, но просто потому, что поступить так кажется правильным. Это может быть совсем простым поступком: дать человеку выплакать на твоём плече своё горе или перевести кого-то через улицу, а может подразумевать и принятие на себя длительных обязательств: например, ухаживать за тяжело больным или умирающим. Также все мы слышали и об экстремальных случаях, когда, скажем, человек, даже не думая об опасности, которой подвергает собственную жизнь, бросается в реку спасать тонущего незнакомца.

Способности зачастую проявляются в том, как мы переживаем трудные события. Например, один опытный буддийский практикующий, которого я недавно встретил, когда-то, в начале девяностых, сделал очень крупные вложения на фондовой бирже, и, когда в конце того же десятилетия биржа рухнула, он потерял всё. Многие из его друзей и партнёров тоже потеряли очень много денег, и кое-кто из них даже немного тронулся умом. Некоторые утратили веру в себя и в свою способность принимать верные решения, другие впали в глубокую депрессию, третьи, подобно жертвам финансового кризиса 1929 года, выпрыгивали из окон. Но мой знакомый не сошёл с ума, не утратил веры в себя и не впал в депрессию. Понемногу он снова начал делать вложения и построил новую, основательную финансовую базу.

Видя явное спокойствие на его лице в столь ужасные времена экономического спада, некоторые из его друзей и коллег спрашивали его, как ему удаётся сохранять хладнокровие. «Ну, — отвечал, — все эти деньги я получил от биржи, потом они снова ушли бирже, а теперь возвращаются. Обстоятельства меняются, а я остаюсь. Я могу принимать решения. Так что, возможно, в какой-то год я жил в большом доме, а в следующий — у друга на диване. Это не меняет того факта, что я могу выбирать, как думать о самом себе и обо всякой всячине, происходящей вокруг меня. На самом деле я считаю себя очень счастливым. Некоторые неспособны делать выбор, а другие даже не осознают, что могут делать выбор. Сдаётся, что мне везёт потому, что я принадлежу к той категории людей, которые способны осознавать свою способность к выбору».

Подобные высказывания я слышал от тех, кто не сдавался перед лицом тяжелой болезни, собственной ли, родителей, детей, других членов семьи или друзей. Один человек, которого я недавно встретил в Северной Америке, например, обстоятельно рассказывал о том, как сохраняет свою работу и отношения с женой и детьми, постоянно навещая своего отца, страдающего болезнью Альцгеймера. «Конечно, трудно бывает балансировать между всеми этими вещами, — говорил он, — но я это делаю. Я не вижу никакого другого способа».

Какая простая формулировка, но как освежающе она звучит! Хотя он никогда не присутствовал на буддийских учениях, никогда не изучал буддийской литературы и, возможно, не считает себя буддистом, его описание собственной жизни и подхода к ней являет собой спонтанное выражение всех трёх аспектов природы будды: мудрость, позволяющую видеть глубину и широту его ситуации, способность к выбору, как интерпретировать то, что он увидел, как поступать с этим, и спонтанное отношение, полное любви и сострадания.

Когда я его слушал, мне пришло на ум, что эти три качества природы будды можно обозначить одним словом: отвага — в частности, это отвага быть таким, каков ты есть, прямо здесь, прямо сейчас, со всеми своими сомнениями и колебаниями. Если смотреть прямо в лицо переживанию, нам открывается возможность осознать: всё что мы испытываем — любовь, одиночество, ненависть, ревность, радость, жадность, горе и т. п. — это, по сути, проявление в основе своей безграничного потенциала присущей нам природы будды.

Этот принцип подразумевается в «положительном прогнозе» Третьей благородной истины. Какой бы ни был у нас недуг — малозаметный, сильный или средний, — он ослабевает в той самой степени, в которой мы избавляемся от своей зацикленности на крайне ограниченном, зависимом и относительном взгляде на самих себя и начинаем самоидентифицироваться со способностью воспринимать и переживать всё что угодно. В конце концов мы получаем возможность покоиться в самой природе будды, как, например, птица может, прилетев к своему гнезду, отдыхать в нём.