Сердцебиение - Кэндзи Маруяма

Кто-то идет. Я выглянул из-за подоконника и тут же нырнул вниз. К дому шел парень, за ним бежал пес. Вынимать клинок из ножен времени не было. Я быстро обернул нож тряпкой, засунул в брюки и запихал все обратно в саквояж Стремглав выбежал из комнаты, слетел по лестнице и плюхнулся в кресло перед телевизором. В тот же самый миг парень открыл входную дверь. Волосы у него были мокрые, в руке он держал полотенце и плавки.

— Накупались? — спросил я, с трудом сдерживая дыхание. — Время у нас еще есть, так что можете не торопиться.

Парень, никак на это не ответив, спросил:

— Вы что, повесили сушить мои фугоны? Спасибо.

— Делать было нечего, — смешался я и понес какую-то чушь. — Знаете, их надо время от времени... Тут такая влажность... Вы... вы куда ходили купаться?..

— К мосткам. Плавал на тот берег и обратно. — Парень стоял прямо передо мной. — И собака тоже плавала. Отличный у вас пес.

У меня сердце екнуло: вдруг я забыл закрыть молнию на саквояже? Черт, не помню.

— Так он умеет плавать? — изобразил я удивление.

— А что ж тут странного? Все собаки умеют. Парень вошел в ванную. Послышался звук льющейся воды. Потом он захватил банку томатного сока и поднялся к себе. Если я забыл закрыть молнию, сейчас начнется. Вдруг через секунду парень бросится ко мне с перекошенным от ярости лицом? Но я не предпринимал никаких мер предосторожности. Мог бы приготовиться к тому, чтобы дать деру через дверь, но остался сидеть как сидел.

Странное какое-то состояние. Стоило мне взять в руки ту штуку, как волнение разом схлынуло. Мне бы, наоборот, испугаться, так нет же. Волнения я больше не испытывал, но тот скрытый душевный трепет стал еще сильнее. Жалко, не успел вынуть нож из ножен и рассмотреть клинок. Было слышно, как насвистывает наверху парень. Потом зажужжал фен — сушит волосы. Значит, молнию я все-таки закрыл. Или нет, но парень решил не подавать виду? Я надел сандалии и вышел на террасу.

Намокшая шерсть прилипла к бокам пса, он разом стал как-то мельче и совсем не похожим на себя. Парень высунулся из окна.

— Во сколько мы выезжаем?

— В седьмом часу, — ответил я, снимая с перил подсохшие тюфяки. — Можно даже в семь.

Парень спустился на террасу и унес свои футоны на второй этаж.

Сумерки, не успев начаться, сменились темнотой — в горах солнце заходит быстро. Погас последний луч, и все вокруг окутал мрак, от гор и деревьев остались одни силуэты. В антрацитово-черной глади озера, наверное, зажглись отражения бесчисленных огней. Отдыхающих вечерняя прохлада могла только обрадовать.

Я недавно принял ванну и теперь отдыхал на террасе. Пес уже обсох, он лежал у моих ног, и ветерок колыхал шерсть его длинного пушистого хвоста. Парень возился с машиной — сначала помыл ее водой из шланга, потом принялся старательно натирать воском. Я его не просил — сам придумал себе работу. При этом он умудрялся сохранять свой обычный неприступный вид.

Я пребывал в блаженном расположении духа. Ни следа беспокойства или раздражения, странное умиротворение снизошло на меня. Сердце билось ровно, сомнения больше не терзали мою душу. Не испытывал я угрызений совести по поводу того, что шарил в чужих вещах. Или волнение все же таилось где-то внутри?

— Хватит ее драить! — крикнул я парню. — Собирайтесь, сейчас едем.

Парень отделил от крана шланг, свернул его и поднялся на террасу. Кажется, он еще не заметил, что я переменился, что я с ним заодно.

— Как мне одеться? — спросил он.

— Как обычно, — ответил я, хотя сам приготовил свой летний костюм. Мне сшили его, когда я работал в фирме. Еще я надел белую рубашку и галстук. Галстук, правда, тут же снял. Отвык я носить на шее эту удавку. Ну ее. Пиджак, пожалуй, понесу в руке.

Парень спустился со второго этажа все в той же спортивной рубашке и джинсах, вышел из дома и стал ждать меня во дворе. По виду — студент да и только. Сколько же ему все-таки лет?

Перед тем как завести мотор, я оглянулся и окинул взглядом виллу В гостиной я оставил свет, чтобы дом не казался пустым. И потом, собака. Да если кто-то и заберется, красть на вилле особенно нечего. Деньги у меня в бумажнике, который я положил во внутренний карман пиджака. Беспокоит меня только саквояж. Без той штуковины у парня ничего не выйдет.

Хотя отчего же? В любом скобяном магазине можно купить нож на любой вкус. Да у меня на кухне три таких, из нержавеющей стали. Или они не годятся? Наверное, тот, с рукояткой из велосипедной покрышки, имеет особый смысл. Может быть, он символизирует политические идеи организации. Он взрежет толстые складки жира, рассечет аорту и вонзится в самое сердце, а там будь что будет.

Я бы посоветовал парню спрятать оружие понадежнее, да нельзя. Помахав псу рукой, я дал газ и поехал через лес к набережной. Зря я, наверное, волнуюсь. Вряд ли полиция в наше отсутствие заявится на виллу и станет устраивать обыск. Да и взломщики не полезут в дом — ведь сначала надо будет убить собаку.

Машина уже мчалась по шоссе, спускавшемуся к городу, а мы оба еще не произнесли ни слова. Теперь мне не о чем было расспрашивать парня, я и без него во всем разобрался. Он смотрел прямо перед собой, немного выпятив нижнюю челюсть, слева его обдувал встречный ветер. Я завернул рукава рубашки и расстегнул пуговицы на груди. Правую руку держал на руле, в левой теребил сигарету. Вдалеке озером огней светился прибрежный городок, дальше, в тридцати километрах к югу, сияло еще одно пятно — соседний город, куда мы теперь и направлялись. Далековато, конечно, но, если на шоссе не будет больших пробок, часа за полтора доедем.

— Вот уже и осень, — сказал парень. — Сегодня вечер куда прохладнее, чем вчера.

Он прав. Температура, может, и такая же, но воздух стал суше. Еще какая-нибудь неделя — и прощай, лето.

— Так ведь сентябрь начался, — отозвался я. — Хорошо бы сухая погодка еще подержалась.

— Это почему? — взглянул на меня парень.

— Так. Не люблю дождя.

На самом деле я имел в виду, что послезавтра дождь был бы совсем некстати. Я нажал на акселератор и обошел грузовик, ехавший на предельно допустимой скорости, и потом гнал все быстрее и быстрее. Я уже не тот терзавшийся сомнениями слабак, который слепо следовал приказам С. И не важно, разделяю я их идеи или нет, наплевать на это. В общем-то, я могу себе представить, насколько они опасны и рискованны. Но мне безразлично, какие они на самом деле — ультраконсервативные или сверхпрогрессивные, примет эти идеи общество или отвергнет. Мне даже неинтересно знать, что именно и каким образом хотят изменить в социальном устройстве С. и компания! Я понятия не имею, чем кончится все это для меня, но пусть они знают: если парень выйдет из игры — заболеет или еще почему, — я готов взять его роль на себя. Во мне теперь решимости не меньше, чем в нем. Я не знаю, откуда взялась эта мощь, переполняющая все мое тело, но я рад ей.

Парень снова начал насвистывать — все ту же песню. Я знал эту мелодию: во времена моего детства, когда все еще ходили по улицам в тэта, ее разучивали в школе на уроках пения. Я стал про себя подпевать парню. Половину слов, конечно, уже забыл, но мне это не мешало. Сдается мне, что парню осталось насвистывать недолго. Поди, завтра к этому часу ему уже будет не до свиста. Сложит губы дудочкой, а звука не выйдет. А послезавтра его желудок, наверное, сожмется, кусок не полезет в горло. И со сном тоже — сегодня ночью еще куда ни шло, но завтра вряд ли ему удастся сомкнуть глаза. Однако, даже если он не сможет снова свистеть, не сможет есть, не сможет спать, все равно он не такой, как все. Он человек необыкновенный. Мне таких до сих пор встречать не приходилось. Если, конечно, я не ошибаюсь и послезавтра ему предстоит взять в руки тот нож.

Он еще может спастись — у него масса лазеек. Сказаться больным или даже нарочно упасть с террасы и сломать ногу. Да что там — ночью, когда я сплю, просто потихоньку удрать с виллы, и дело с концом. Только он этого не сделает. Да и я с него глаз не спущу.

Когда мы выехали на автостраду, я вдруг взял и спросил парня, что он обо мне думает. Само сорвалось с языка, я тут же пожалел об этом. Что за идиотский вопрос! Но так хотелось услышать ответ! Парень долго ничего не отвечал, сидел с угрюмым лицом, сложив руки на животе, и молчал. Наконец сказал:

— Вы не вполне мне понятны.

Такой ответ устроить меня не мог, и я вцепился в него всерьез, стал допытываться, что именно во мне ему непонятно. Я что, кажусь ему скрытным, скользким?

— Вовсе нет, — очень серьезно ответил парень. — Просто мне ничего о вас не известно.

Но меня уже было не остановить, я завелся не на шутку. Бог с ним, с именем, и биографией тоже, но хоть понимает он, что я за человек?

— По-моему, вы хороший человек, — ответил парень.

Мне от него было нужно совсем не это. Я хотел знать, подхожу ли я, по его мнению, для такого дела. Нет, даже не это. К какой стороне общества следует отнести меня — к фасаду или изнанке? Опять не то. Что же я все-таки хотел от него услышать? Может, для того чтобы решить, как жить дальше, мне необходимо было узнать, чего я стою, по мнению этого молодого, младше меня лет на пятнадцать, парня? Или я жаждал откровенности, добивался, чтобы он принял меня послезавтра в полноправные соучастники? У меня наготове были новые вопросы, но парень перебил меня: