Австро-Венгрия: судьба империи - Ярослав Шимов

Проблема, как нам кажется, заключалась скорее не в громоздкой административной схеме дуализма и не в том, что Венгерское королевство получило в рамках Австро-Венгрии широкую автономию, какой у него не было за все время правления Габсбургов. Загвоздка состояла в другом. Ausgleich поставил Венгрию и венгров выше других земель и народов монархии, тоже обладавших древней традицией государственности. Неудивительно, что чешские представители принялись настаивать: император должен короноваться в качестве чешского короля – так же, как он короновался в качестве короля венгерского. В 1871 году стороны едва не пришли к соглашению: венское правительство подготовило проект так называемых “Фундаментальных статей”, согласно которым земли короны святого Вацлава (Богемия, Моравия и чешская часть Силезии) должны были получить автономию, сопоставимую с предоставленной землям короны святого Иштвана, то есть Венгрии. Однако яростное сопротивление венгров (они боялись, что автономии потребуют и подвластные им народы), австрийских и части богемских немцев (опасавшихся усиления чехов) привело к тому, что император дал задний ход. “Фундаментальные статьи” отложили в долгий ящик. Чехи не забыли обиду: именно с 1871 года началось заметное охлаждение чешской элиты (а постепенно и более широких слоев населения) к династии и монархии и отход от принципов австрославизма, пропагандировавшихся Палацким. Дошло даже до того, что группа чешских националистов в знак протеста напечатала текст “Фундаментальных статей” на туалетной бумаге. А Франц Иосиф, как и его преемник Карл, в Праге не короновался.

Плакат просветительского общества Matica slovenská – “Выдающиеся словаки”. Литография Роберта Вейбезагла. Пешт, 1863 год.

“Половины” монархии были устроены по-разному, их правящие круги проводили различную политику. Это имело серьезные последствия, прежде всего в национальном вопросе. Венгерский сейм уже в 1868 году одобрил на первый взгляд весьма демократичный “Закон о правах национальностей”, в котором национальным меньшинствам предоставлялась возможность свободного культурно-языкового развития, но при этом подчеркивалось наличие в Венгрии “единственной политической нации – неделимой венгерской, членами которой являются все граждане страны, к какой бы национальности они ни принадлежали”. На практике это означало мадьяризацию, причем возможность получить образование (кроме начального) на родном языке для словаков, сербов, румын, русинов максимально ограничивалась. На какое-либо восхождение по социальной лестнице подданный апостолического короля мог рассчитывать только при хорошем знании венгерского[25], остававшегося единственным административным языком в Хорватии, Славонии, Воеводине, Словакии, Трансильвании – районах с явным преобладанием немадьярского населения.

ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ 

ИОСИП ШТРОССМАЙЕР,

политик в сутане

Иосип Юрай Штроссмайер (1815–1905) был личностью своеобразной: хорват с немецкими корнями, католик, с уважением относившийся к православию, монархист, которому случалось вызывать недовольство самого императора. Высокообразованный выпускник Венского университета, дважды доктор философии и один раз – теологии, Штроссмайер большую часть жизни провел в провинциальном городке Джаково в Славонии, где служил епископом. С конца 1850-х годов активно участвовал в политической жизни, основал Хорватскую национальную партию. Был одним из идеологов иллиризма – концепции объединения населенных южными славянами (“иллирами”) земель габсбургской монархии под эгидой хорватов. Боролся за единство населенных хорватами территорий Транслейтании и Цислейтании – Славонии, Загорья, Кварнера, Далмации. Выступал за усиление роли славян в Австро-Венгрии. В начале 1880-х годов Штроссмайер ушел из политики. Епископ активно занимался культурно-просветительской деятельностью, основал множество школ и библиотек.

В середине XIX века венгерский был родным или обиходным языком для меньшинства (!) населения королевства – примерно 48 %. К 1910 году вследствие политики мадьяризации этот показатель вырос до 55 %[26]. Тем не менее в некоторых провинциях, прежде всего в Словакии (или Верхней Венгрии, как ее тогда называли), последствия мадьяризаторской политики были налицо. 

Число начальных школ с обучением на словацком языке за три десятилетия снизилось в 3,5 раза; из 1664 государственных чиновников, работавших в 1910 году в словацких районах, лишь 24 были словаками, из 750 врачей – только 26.

Камил Владислав Муттих. “Словацкая девушка”. Открытка 1914 года.

К культурно-языковому дисбалансу в королевстве добавлялся и политический. Венгерская политика оставалась прежде всего политикой дворянской. Шляхта гордилась венгерскими вольностями, сравнивала парламентские традиции своей страны с английскими – но старалась не замечать тот факт, что представительские институты Венгерского королевства основывались на вопиющей социальной и национальной несправедливости и дискриминации. В Венгрии сохранялся очень жесткий имущественный ценз, из-за которого на пороге ХХ века избирательным правом в стране обладало менее 7 % населения. После 1907 года, когда в Цислейтании право голоса стало всеобщим, контраст между двумя частями монархии оказался особенно резким. Этнические меньшинства Венгрии (за исключением хорватов) почти не были представлены в парламенте королевства. Участились случаи крестьянских выступлений и забастовок рабочих, возникли социалистические организации, добивавшиеся реформ экономического и политического устройства Венгрии; самые радикальные социалисты мечтали о революции. С другой стороны, усиливалось сопротивление национальных меньшинств. В 1895 году в Будапеште прошел “съезд немадьярских народов Венгрии”, участники которого обратились к правительству с требованием автономии для всех народов Транслейтании. Наконец, брожение затронуло и привилегированные слои, считавшие, что дуализм перестал быть выгодным Венгрии, а Вена во все большей степени вмешивается в дела королевства – особенно в вопросе комплектования армии и распределения финансового бремени.

Эти противоречия проявились во время затяжного политического кризиса 1904–1906 годов, в ходе которого Будапешт стал свидетелем всеобщей забастовки, стотысячных антиправительственных демонстраций, колоссальной драки в парламенте (в зале заседаний пришлось заменить мебель) и падения первого кабинета Иштвана Тисы, прозванного “железным Тисой”. Сын Кальмана Тисы[27] стал последним выдающимся политиком габсбургской Венгрии. Авторитарный государственник, он, однако, не был чужд реформистским идеям в экономике и социальной сфере. Тиса выступал против введения всеобщего избирательного права, считая, что “демагоги сагитируют крестьян, обладающих большинством голосов, и те при поддержке городских интеллектуалов приведут к власти группы, враждебные демократии”. Будущий опыт большевистской революции в Венгрии, как и другие события, например приход нацистов к власти в Германии, показал, что в суждениях “железного графа” имелся свой резон, хотя жесткая защита Тисой консервативных позиций в конечном итоге нанесла Венгрии серьезный урон.

Итогом венгерского кризиса стало заключенное в 1906 году политическое соглашение, которое иногда называют “новым Ausgleich”. Изменив детали государственного устройства, этот договор не затронул основ дуализма. С другой стороны, провалились попытки либеральной части венгерских политиков провести демократизацию. Франц Иосиф фактически обменял сохранение королевских прерогатив на неизменность основ политической системы Венгрии. Это представлялось венгерским консерваторам очень важным: они боялись реформаторских планов наследника престола, эрцгерцога Франца Фердинанда, известного неприязненным отношением к мадьярской элите и стремлением демонтировать дуалистическую схему. “Железный Тиса”, вернувшийся на пост премьера в 1913 году, смог найти общий язык со старым императором-королем, но терпеть не мог наследника; эти чувства были взаимными. Как отмечает биограф эрцгерцога Ян Галандауэр, “Франц Фердинанд ненавидел этих оппозиционных графьев… Император, несомненно, желал сохранить единство страны, армии, внешней политики, но был склонен уступать венгерскому давлению. Он был стар, хотел покоя, да и в конце концов дуалистическое решение было его рук делом. У Франца Фердинанда же складывалось впечатление, что своими уступками ненавистным мадьярам император транжирит предназначенное ему, эрцгерцогу, наследство”.