Стоять насмерть! - Андрей Дышев

– Эх, мужчина, мужчина, – вздохнула Анна. – Вляпались мы с тобой в такое дело, что до конца жизни не отклеимся. И нет других выходов, кроме как служить им или сопротивляться.

– Но ведь ты уже сделала свой выбор?

– Сделала. А ты, Кирилл?

– Конечно. Теперь сам бог велел нам быть с тобой вместе.

Она опустила голову мне на плечо. Мы сидели рядом с уснувшим морем еще долго, но уже ни о чем не говорили.

Глава 11

Только я сел завтракать, как приперся Клим. Возбужденный, с красными кругами под глазами, на щеках полоски пота.

– Запоминай, – сказал он с порога. – «ЗИЛ» сто тридцать первый с кузовом под цемент. Будет стоять завтра в восемь ноль-ноль у развилки на Феодосию. Водитель в курсе, бензин оплачен. Хватаешь его и показываешь, как подъехать на пирс. Там шесть бочек кильки – прямо с баркаса – грузишь и гонишь в Симферополь. К отходу московского успеваешь спокойно. На приемке у грузового вагона свой человек… Что это с твоим лицом? Побили?

– Подожди, подожди, – поморщился я от такого бурного словопада и принялся энергично дожевывать гренки. – Какой «ЗИЛ»? Номер, цвет? Как я погружу бочки? На своем горбу?

– Рыбаки помогут, – отмахнулся Клим.

– Рыбакам за это заплатить надо.

– Ну заплати, черт побери! – Он, не снимая обуви, бесцеремонно зашел в квартиру, пробежался взглядом по мебели, книжному шкафу и сел в кресло. – На этой сделке мы с тобой заработаем как минимум двести баксов. Полсотни твои… Не вижу на лице признаков радости.

Я показал ему признаки радости.

– Ты сначала дай мне полсотни, а потом я заплачу рыбакам.

– Дай! – передразнил Клим. – А где их взять-то? – Он покачал головой и добавил: – Мне бы кредит небольшой раздобыть, такое бы дело провернул!.. У тебя, кстати, в долг не будет долларов триста-четыреста?

– Что ты! – махнул я рукой. – На хлеб не хватает.

– Ну под проценты! – Клим заглядывал в глаза, как кот, знающий про мясо в холодильнике.

– Хоть под проценты, хоть под залог недвижимости! Нет – значит, нет! – зло ответил я, потому что врать не любил и не умел, а у самого перед глазами кружился газетный сверток.

– Жа-аль, – протянул Клим, но без особого сожаления в голосе. – А то бы такое дельце провернули!.. Так что это с твоим лицом?

– Комары покусали. Огромные, сволочи, с кулак величиной. А ты выяснил, куда багажные вагоны подцепят? – постарался я быстрее перевести разговор в другое русло. – В голову или в хвост?

Клим с удивлением посмотрел на меня и пожал плечами.

– Ты как с луны свалился. Естественно, в голову. Как всегда, за почтовым.

Зазвонил телефон. Это могла быть Анна, и мне не хотелось при Климе говорить с ней. Я вышел на кухню – там был параллельный аппарат, плотно прикрыл за собой дверь и поднял трубку.

– Слушаю вас!

– Мне нужен Кирилл Вацура.

У меня от неожиданности даже мурашки побежали по спине. «Володя Высоцкий»!

Я переложил трубку на другое ухо. Нет смысла что-либо отвечать, это опять магнитофонная запись. Необходимая пауза – и потекла речь:

– Слушай внимательно, не перебивай и запоминай, я повторять не буду. Автовокзал, автоматические камеры хранения. Ячейка номер восемнадцать, шифр: Д-семь-три-девять. Там лежат инструмент для работы и деньги на карманные расходы. Задание получишь в течение дня…

Надо молчать как рыба, подумал я, тем более что отвечать магнитофону нет никакой необходимости. Если эту запись снова подкинут в милицию, невозможно будет доказать, что ее крутили именно мне.

Речь оборвалась, будто магнитофон внезапно обесточили, я кинул трубку и, чтобы не забыть, на газетном клочке написал карандашом: «18. Д739». Если это не блеф, то, значит, сегодня, вчера или несколькими днями раньше какой-то человек покупал у диспетчера жетон, открывал дверцу ячейки, клал туда предмет, устанавливал шифр. Ячеек на автовокзале немного, пользуются ими очень редко – словом, он вполне мог привлечь внимание. Шансов мало, но все же они есть. Елизавета Петровна, диспетчер автовокзала, могла запомнить человека, который пользовался ячейкой номер восемнадцать, и, если я сумею раскрутить ее на откровенность, то можно будет начинать охоту.

Я, взволнованный телефонным звонком и предстоящим мне делом, влетел в комнату и остолбенел. Клим стоял на балконе и держал в руке пачку долларов, обернутую газетой.

– А ты у нас, оказывается, подпольный миллионер, – сказал он, как-то странно глядя то на меня, то на доллары. – Под ногами, понимаешь ли, баксы валяются, а говоришь, на хлеб не хватает.

Я не сразу нашел, что ему ответить.

– Это чужие. Надо вернуть. – И протянул руку, чтобы взять сверток, но Клим молниеносно спрятал его за спину.

– Одолжи, – попросил он. – На три дня.

– Я же тебе сказал, что они чужие, – сказал я, едва сдерживаясь, чтобы не обложить его матом.

– Три дня! – продолжал клянчить Клим, на шаг отступая от меня. – Раз, два, три – и все! И я возвращаю тебе все до цента. Хочешь, расписку напишу? Хочешь, пойдем к нотариусу или в милицию?

Мне показалось, что по его губам пробежала не совсем хорошая ухмылка.

– Не могу, – ответил я, чувствуя, что могу не сдержаться и заехать своему коммерческому начальнику по физиономии.

– Ну, не пятьсот, а хотя бы четыреста?

Я, бессильный от его наглости, стоял с протянутой рукой и тихо скрипел зубами.

– Вот гляди, – торопясь, чтобы я не успел опять отказать, сказал Клим, встал ко мне боком, чтобы в случае чего успеть спрятать деньги, и стал отсчитывать сотню. – Это тебе, а это мне. Я ведь своему другу никогда не отказывал. А мы с тобой компаньоны, должны взаимно доверять. И расписочку сейчас состряпаем, в милиции заверим.

Какую еще расписку? – подумал я и сквозь зубы сказал:

– Черт с тобой, забирай все.

– О! Это дело! Это по-мужски! – просиял Клим, поглубже затолкал в карман сверток и протянул мне руку. – По гроб обязан. Через три дня как штык. И еще бутылка водочки сверху.

– Я не пью.

– Тогда шампусик. Лады?

Когда же ты уйдешь? – подумал я и так же мысленно простонал.

Глава 12

В течение дня я должен получить задание, думал я о последнем монологе своего таинственного работодателя. Что мне будет предложено? Каким образом мне передадут информацию?

Автобус был переполнен, и жаркие человеческие тела сдавили меня со всех сторон. Я сказал Климу, что поеду на автовокзал, чтобы заказать билет на Феодосию, там якобы мне надо навестить бывших сослуживцев. Клим ехал со мной до рынка, там сошел, точнее, его выдавила толпа, вывалившаяся из автобуса, как глина из ковша экскаватора. Он помахал мне рукой и пошел на площадку перед входом на рынок – там тусовались менялы.

До следующей остановки, где был автовокзал, я ехал уже сидя. Странно, думал я, что человек, намеревающийся передать мне задание, даже примерно не определил, где мне находиться. Ведь я могу до поздней ночи не вернуться домой, могу нажраться как свинья и остаться, скажем, у Клима. Одно из двух: либо сроки терпят и он поставит мне задачу по телефону, как только застанет дома, либо постоянно следит за мной, готовясь передать задание в удобном месте и в подходящее время.

Вокруг автовокзала царила вечная суета. Подъезжали и отходили автобусы, гнусаво вещал «колокол», установленный над входными деревянными дверями, покрытыми многослойной краской, растерянно крутили головами только что приехавшие курортники, белые, как пельмени, стыдясь, спрашивали, в какой стороне море, а им навстречу, с шумом, свистом, шли на штурм автобусов уже под завязку впитавшие в себя солнце, свежий воздух и морскую соль, коричневые, похудевшие, счастливые и немного грустные люди. Вокзалы вообще место особое. Здесь можно крутиться, ходить из угла в угол, высматривать, наблюдать за кем-либо часами и ни у кого при этом не вызвать подозрения. Идет постоянная смена лиц – кому ты нужен в этом бурном потоке?

Я зашел в зал. Как всегда, здесь было душно, у касс толпился народ, наглецы лезли без очереди, принципиальные пытались с ними бороться и насмерть держались своего места в очереди, флегматичные зевали, пропускали наглецов вперед себя и потухшим взглядом изучали правила поведения в междугородных автобусах.

Ячейки камеры хранения находились здесь же, в этом зале, занимая всю дальнюю стену, но я, кинув в их сторону быстрый взгляд, увидел лишь верхний ярус, где шли номера с первого по седьмой, а остальные заслоняла очередь.

Я открыл дверь с надписью «Диспетчер. Посторонним вход воспрещен» и быстро подошел к Елизавете Петровне, сухонькой седой женщине, зачем-то выкрасившей волосы в фиолетовый цвет. Когда-то она дружила с моей бабулей и до сих пор утверждает, что носила меня на руках. Нависнув над ней и заслонив собой солнечный свет, я сказал:

– А вы говорите, что носили меня на руках.

Диспетчер опустила микрофон на стол, короткий испуг на лице женщины сменился улыбкой.