Митя - Максим Евгеньевич Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что, убил его? Бабка тебе не простит, ей Богу не простит, или того и гляди проклянет!
— Я просто отрезал ему оба уха, чтобы больше не бегал. Жив курилка!
Глава 9
Грей
Мой сон прервал голос отца. Он сидел на краю кровати, и гладил мои волосы.
— Сынок, просыпайся, — прошептал он.
У меня в глазах еще мелькали обрывки снов, и я не понимал, почему отец не на работе.
Его одежда пахла свежими опилками.
— Зачем вставать? Не в школу же… — протирая глаза, упирался я.
— Одевайся, пойдем.
Мне пришлось подчиниться.
Мы вышли в ограду. Солнце еще только начинало дарить свои первые лучи. Туман потихоньку рассеивался. Птицы чирикали на черемухе, перелетая с одного дерева на другое.
— А где Грей? — изумился я, не наблюдая его в будке.
— Сынок, ты уже взрослый, — начал он, — Грей мучается, понимаешь?
Его слова, будто эхо, медленно доходили до меня.
— Где Грей, папа!? — мой голос заметно дрожал, но не от утренней прохлады.
— Он за стайкой.
Я посмотрел на отца. Лицо его выглядело суровым и мрачным.
Босиком я рванул в сторону огорода. Тротуар был покрыт утренней росой, которая делала его предательски скользким. Я упал. Поднявшись, я добрался до калитки, что вела в огород за стайку.
Грей лежал на широких досках возле завалинки. Шерсть у него была мокрой и вздыбленной, а впалый живот судорожно вздрагивал. Его взгляд был устремлен мимо меня, куда-то вдаль, и лишь редкое моргание говорило о том, что он все еще жив, но я едва мог уловить его дыхание. Я прижался к нему и заплакал.
— Не надо, сынок. Ты делаешь ему еще больнее.
— Он не должен умирать, — выл я, стоя на коленях.
— Ты должен быть настоящим мужчиной, ты — Дмитрий Егорович, мой сын! — повысил голос отец.
За спиной я услышал звук защелкивающегося цевья.
В руках у него была наша двустволка.
— Отойди, сынок.
Хороший был пес, Грейка твой. Не заслуживает он мучений…
— Папа, не надо! — закричал я, утирая сопли ладонью.
— Ему больно, понимаешь? — продолжал он, — Он достоин умереть как настоящий защитник, а не как шакал от холеры!
— Тогда меня тоже убей! — рыдал я.
Отец схватил меня за руку и оттащил. Я брыкался, упираясь ногами в землю. Отец вскинул ружье и направил на Грея. Мой крик перешел на визг.
Щелчок. Осечка.
Из-за забора выглянула Селиваниха:
— Егор, ты чего это удумал сына воспитывать ни свет ни заря?
Грей поднял голову и застыл.
Залитыми слезами глазами я видел мутную черную землю под ногами, мою руку, словно тиски, мертвой хваткой сжимала рука отца.
Выстрел.
Земля ушла из под моих ног и свет погас.
* * *
Весь следующий день я отказывался от еды и почти не вставал с постели. Ветви черемухи, подчиняясь порывам ветра, били по окну моей комнаты, за которым слышался свист. Я привстал с постели и увидел в окне дядю Гришу, мчащегося мимо нашего дома с двумя ведрами в руках. Открыв окно, я почувствовал сильный запах гари.
Спешно натянув штаны и майку, я выбежал на крыльцо и увидел столб черного дыма, который поднимался над домами на Школьной улице.
Я оторопел и по привычке посмотрел на будку в углу ограды — место выглядело безжизненным и серым. Цепь, подобно огромной мертвой змее, вилась по дощатому тротуару, заканчиваясь пустым ошейником. В пустой будке, как у себя дома, прогуливался воробей, подбирая крошки еды, оставленные Греем. Я взял рогатку и бросил в него. Он улетел.
Поспешив на улицу, я свернув на перекрестке на Школьную и увидел, что горит водокачка.
— Гера, — невольно выкрикнул я и побежал на пожар.
Красные языки пламени уже охватили здание со всех сторон. Люди передавали друг другу ведра, кричали и пытались потушить огонь, но он разрастался с новой силой.
Я жадно всматривался в толпу зевак и не видел среди них Геру. Кто-то заорал:
— Ефимыч там был?
— Да кто его, лешего, знает! Утром вроде с сетями тут крутился, потом полыхнуло, и… прости меня Господи! — слышалось из толпы.
Обежав еще раз вокруг догорающего здания, я в бессилии сел на траву у забора и опустил руки.
«Гера пропал», — подумал я, глядя на догорающие остатки водокачки. Лишь стальной чан, по-прежнему стиснутый железными ободами, остался непобежденным в этой схватке с огнем.
Я потерял двух друзей за два дня… За что мне это? Что я сделал такого кому-то на небе? Я был готов заплакать, но не смог — все слезы вышли вчера, и я просто смотрел на свои обветренные ладони.
Гера говорил, что книга поможет мне, когда будет нужно, но как? Я ее даже открыть не мог! Я вскинул голову к небесам и чего-то ждал. Над деревней нависла черная туча и закапал дождь. Я не хотел никуда уходить. Мне казалось, я должен быть сейчас рядом с ним.
Крупные капли дождя, падая на дорогу, поднимали пыль, и, казалось, она закипала под их напором. Так я просидел еще пару часов возле того, что осталось от водокачки. Собираясь с силами, чтобы подняться и пойти домой, я услышал:
— Митька, не сиди на траве, хозяйство простудишь!
В стоптанных сапогах с растрепанной ветром шевелюрой седых волос прямо по лужам шел Гера. В руке он держал ведро, доверху набитое красной брусникой.
Радостно раскинув в стороны руки, я бросился к нему навстречу.
— Ты где был?! — повиснув у него на шее, прокричал я Гере в ухо.
— Задушишь старика! — смеялся он, обнимая меня в ответ.
— Я-то думал ты того!
— Ёк макарёк! Стоит только мне отлучиться, как все идет прахом! Ну что за люди, ей-богу! — негодовал Герман и размахивал рукой в сторону дымящихся головешек.
— Главное, что ты жив, — с грустной улыбкой произнес я.
— Так я и не собирался пока на тот свет. Чего такой грустный? Живой я, не веришь что-ли?
— Отец убил Грея. Никогда ему этого не прощу!
— Не отец его убил, Митя — ответил Гера, озираясь по сторонам.
— Я сам видел!
— Его убила старуха. И лачугу мою тоже она спалила, — выпустив облако папиросного дыма, произнес он. — Ну, война так война. Даст Бог, сдюжим. Правда, Митюнь?
— Зачем? — недоумевал я.
— Затем, что у тебя есть то, что ей жизненно необходимо. А пожар — из-за хряка вчерашнего, будь он неладен.
Мы медленно шли по улице. Люди, встречавшие нас, сперва удивлялись, а потом радовались «воскрешению» Германа, а он предлагал каждому горсть брусники из ведра.
— Жизненно важное?