Третья тропа - Александр Власов

— Раз-два, взяли! — весело, напевно прокричал где-то сержант Кульбеда. — Друж-но вместе под-на-жали!

Услышав этот голос, Забудкин представил рябое доброе лицо Кульбеды и почувствовал, что сейчас только его — Микропору — хотел бы видеть, только с ним не побоялся бы встретиться. И что если вообще удастся как-то отвести беду, то только с его помощью.

Сержант подал еще несколько громких взбадривающих команд, и больше его не было слышно. Забудкин старался не потерять направление, но уже через несколько шагов не мог сказать, правильно ли он идет.

А у Кульбеды был перекур. Он незаметно сошел с просеки и направился в свою «курилку» — так он называл песчаный «пятачок», окруженный колючим вереском. Здесь, укрывшись от мальчишеских глаз, он раз в два часа спокойно выкуривал по сигаретке. Горелые спички и окурки зарывал в песок.

Удобно усевшись, Кульбеда снял фуражку, положил ее рядом с собой, вынул сигарету. В пачке была последняя штука. Он вздохнул, скомкал пачку, долго и тщательно разминал сигарету, а когда сунул ее в рот, справа раздался шорох. Кульбеда увидел, как из-за дерева высунулось бледное растерянное лицо Забудкина. Он смотрел в другую сторону.

— Уже поправился, Иннокентий? — спросил Кульбеда так спокойно и обыденно, будто заранее знал, что Забудкин придет сюда.

Мальчишка дернулся, точно его щелкнули по носу, и исчез за деревом.

— Ну выходи же! — Кульбеда, так и не закурив, спрятал сигарету в фуражку. — Вовремя поправился. Мы палатку последнюю ставим. Скоро места будем распределять. Ты, помнится, у задней стенки хотел?

С придушенными всхлипываниями Забудкин выскочил из-за дерева, бросился к сержанту, уткнулся лицом в гимнастерку и свернулся на его коленях в комочек, жалкий и испуганный.

— Да кто ж тебя напугал так? — Кульбеда накрыл ладонями острые плечи мальчишки, прижал к себе. — Волков тут не водится. Медведя последнего, говорят, лет десять назад подстрелили.

— М-милиция! — промычал Забудкин.

— А что тебе она? — Кульбеда видел милиционеров, входивших и выходивших из штаба, и поэтому не удивился. — У них свои дела, а у нас — свои. Как они приехали, так и уехали.

— Уехали? — переспросил Забудкин и, скособочив голову, одним глазом, как воробей, глянул на сержанта.

— Уехали, — подтвердил Кульбеда.

Еще минуту назад Забудкин в страхе и смятении готов был рассказать сержанту все о себе. Но опасность миновала. Вместе с ней исчезли и благие намерения. Изворотливый, он моментально придумал, как оправдать свое бегство и испуг.

Кульбеда слушал его, не верил и удивлялся искренности, с которой врал Забудкин. У него, оказывается, начались такие боли в животе, что он побежал в кусты, а когда хотел вернуться, заблудился. Пошел в одну сторону — лес, пошел в другую — тоже лес. Собрался уже закричать и вдруг увидел милиционера. Испугался — подумал, что перешел лагерную границу, которую установил капитан Дробовой. От страха, что милиционер, дежуривший на границе, схватит его, он побежал со всех ног и не останавливался, пока сержант не окликнул его.

— Вы мне верите? — закончив рассказ, спросил Забудкин, готовый, если надо, добавить новые подробности.

— А ты мне веришь? — в свою очередь, спросил сержант.

— Верю.

— Тогда запомни: очень скоро ты скажешь мне настоящую правду. Я и спрашивать не буду — сам захочешь… А теперь давай решать: вернешься в штаб долечиваться или останешься во взводе?

Трудно сказать, что определило выбор Забудкина. Может быть, недоверчивость врача и неприкрытая брезгливость капитана Дробового. А может быть — чувство безопасности, успокоенности, которое испытывал Забудкин, находясь рядом с Кульбедой. Сыграло свою роль и то, что палатка уже была поставлена и, как понял Забудкин, место у задней стенки ему обеспечено.

На Третью Тропу они вышли вдвоем. Последние вещи были разобраны, и новая палатка стояла на просеке.

Богдан сдержал слово. После завтрака все провинившиеся во главе с ним дружно взялись за работу и ни разу не делали перерыва для отдыха. Видя, что мальчишки стараются, Славка Мощагин начал им помогать.

Гришке Кульбеда поручил самую тяжелую работу — соорудить умывальник для первого отделения. Распутя выкопал ямы для столбов, вырыл канаву для стока воды. А когда Кульбеда с Забудкиным вышли на просеку, он легко нес на плече из мастерской длинную доску с навешенным на ней десятком умывальников. Связанные веревкой крышки Гришка держал в левой руке, и они позвякивали при каждом его шаге.

— Смотреть на тебя любо-дорого! — с удовольствием сказал Кульбеда и громко позвал: — Товарищ командир отделения!

Сергей Лагутин вместе с Шурупом и его четверкой заканчивал в своей палатке внутреннюю проводку для электричества. Он вышел на голос сержанта и, увидев Забудкина, поморщился.

— Вернулся?

— Поправился! — вместо Забудкина ответил Кульбеда. — Доложите, товарищ командир, в штабе, что Иннокентий Забудкин прибыл к нам и останется в нашем распоряжении.

— А там не знают, что ли? — недовольно спросил Сергей.

— Так положено! — с нажимом произнес Кульбеда.

И Сергей пошел к штабу, а сержант подвел Забудкина к палатке Богдана. Мальчишки уже расставили нехитрую мебель и заправляли койки. Фимка с Димкой и здесь проявили себя — брезентовой занавеской разделили палатку на две половины: спальную и гостиную.

— Неплохо! — одобрил планировку Кульбеда. — А я вам еще одного привел. Примете?

Все слышали разговор сержанта с Сергеем Лагутиным и знали, кого к ним подселяют. Вовка, Фимка и Димка не возражали, но хозяином здесь был Богдан, а он почему-то молчал. В нем будто кончился запас энергии, точно установка палатки отняла у него все силы. Но это была не усталость. Он тоже видел милиционеров и связал их появление в штабе со вчерашней проделкой. Богдан понимал, что ничего страшного для комиссара и капитана Дробового произойти не может. Но они постараются узнать, кто повесил их фотографии на милицейскую доску. И Богдан, которого так тепло и торжественно поздравили с днем рождения, окажется подлецом. К нему — с добром, а он?..

— Ну так как, примете поселенца? — вновь спросил Кульбеда, обращаясь теперь прямо к Богдану, и добавил: — Мы не просто так — мы тоже поработаем. Вчера в дождь вода по земле во многие палатки набежала. Мы с Иннокентием ровик вокруг палатки пророем… Годится такой вклад в общее дело?

В другое время Богдан не упустил бы случая позабавиться над Забудкиным, а сейчас он с отсутствующим видом кивнул головой и даже не взглянул на него.

Минут через десять Сергей Лагутин вернулся из штаба.

— Самовариков! На выход!

Вовка о вчерашнем и не вспомнил. Он весело выкатился из палатки.

— Забрать фотоаппарат и все, что наснимал! — приказал Сергей. — И быстро в штаб!

— Есть! — с готовностью ответил Вовка и вернулся в палатку за аппаратом.

— Чему радуешься, дурак! — тихо прошипел Богдан. — Думаешь, зачем тебя вызывают?

— Ясно — зачем! — Вовка вытащил из-под подушки фотоаппарат. — Раз с ним — значит, снимать.

— Шкуру с тебя снимать будут! — прошептал Богдан. — Чулком! Без шва!

— За что?

— За вчерашнее!.. Забыл?

У Вовки ослабли ноги. Он сел на койку. Фимка и Димка подошли поближе. Их это тоже касалось.

— Может, не за тем зовут? — произнес Фимка.

— А милиционеры зачем? — добил мальчишек Богдан. — Сам видел! И не одного! Их несколько приезжало!

Стало слышно, как за палаткой звякали лопаты, — Забудкин и сержант копали ровик для дождевой воды. Редко, но мощно бухал поблизости молот — это Гришка Распутя приколачивал доску с рукомойниками к столбам.

— Самовариков! — раздался сердитый голос Сергея Лагутина. — Быстрей надо, когда зовут!

— Иду! — пискнул Вовка и встал.

— Подожди! — Богдан силой усадил его на койку, нагнулся над ним, вцепился в плечи и встряхнул его. — Будь человеком! — Ни угрозы, ни приказа не было в его голосе. — Век помнить буду! Выручу в другой раз! Из самого страшного дела выручу — на себя возьму! — Это была даже не просьба, а мольба. И не страх, а что-то более сильное заставило его умолять Вовку. — Не могу я сегодня гадом выглядеть!.. Скажи, что ты сам повесил карточки! Скажи — не пожалеешь!.. Мне сегодня нельзя свиньей быть!

Смущенный потоком этих слов, Вовка замахал руками.

— Перестань! Хватит!.. Я и так не скажу!

Богдан выпустил его и отошел, бледный, как тогда, в столовой. Произнес, точно страшную клятву:

— Ну, если скажешь — конец! Крест положу на всех!..

Вовкина вина

К штабу Вовка не катился на своих кривых ногах, а тащился улиткой. Но как ни тащись — штаб не за горами. Он неумолимо приближался, и вот уже надо открывать дверь и входить в коридор. Там Вовка постоял в полутьме с минуту и с великим трудом заставил себя заглянуть в комнату.