Искатель. 1988. Выпуск №6 - Александр Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как? Как ты сказал? Математик?
— Ну да, математик!
— А разве математики не нужны в космическом рейсе?
Никита развел руками:
— Надя, милая моя! Наш экипаж давно укомплектован. И только что в полном составе поклялся выполнить свой долг. Звездолет рассчитан только на спасателей и спасенных и больше ни грамма не возьмет!
С болью в сердце видел Никита, как Надя изменилась в лице.
Бережной и Генри Гри, свесив ноги, сидели на обрыве. С тонкой березы, растущей чуть ниже, свешивались листья и сережки. Генри Гри дотянулся до ближней ветки, пригнул ее к себе и прикрыл листвой, как вуалью, лицо.
— Скажи, Бережной, — не без лукавства спросил он. — Как ты мог додуматься до моей тайны?
Бережной прищурился:
— Э, дружище! Не такой уж труд! Детектива не треба. Чуть пристальнее надо приглядываться к мелочам. Давно стали женщины брюки носить, да не так носят, не по-мужицки! Хоть и в штанах, да не тот мах!
— Жаль, не было раньше разговора, не научил, как надо.
— Разговора не было, потому что тайну твою я не собирался разглашать. Как-никак, третий член экипажа представляет целый континент. Уйму конкурсов там прошел, коварные тесты преодолевал. Как никто другой! Каскадер к тому же. И еще знаменитым математиком признан. Потому и оказался первым американским претендентом на место в экипаже звездных спасателей.
— Да, это так, командир. Требовалось много труда, усилий, старательств.
— Стараний, — поправил Бережной.
— Конечно, старании. А потом любви, командир…
— Какой любви?
— Обыкновенной, когда говорят люблю… как это… по-русски… Любовь…
— Давай, вставай, грести будем! — послышался почти рядом мальчишеский голос.
— Подожди. Не слышишь, что ли, там влюбленные.
Бережной увидел внизу тихо плывущую по течению лодку, а в ней двух лежащих на дне мальчуганов.
— Как они меня узнали? — прошептал американский звездонавт.
— Они не видели, только слышали мужской и женский голоса. Еще одна неучтенная Генри Гри мелочь.
— Бывают, и у мужчин высокие голоса.
— Бывают, бывают. Правда, я угадал не только по голосу, но для надежности помалкивал, хоть и не все понимал.
— Как тебе объяснить, командир? Это немножко иной мир — Америка. Другие традиции. Чужой для вас уклад жизни. Там каждый сам по себе. И, несмотря на процветание нации, у нас все еще, к несчастью, есть обездоленные. Они нуждаются в сочувствии, сострадании, помощи. И за них надо было бороться в самом Капитолии… Вот почему требовалось занять сенаторское кресло. У тебя появляется понимание, командир?
— Как тебе сказать? Немного, пожалуй, не хватает. Одно только уяснил. Нельзя тебя до старта выдавать. В полете все быстро бы выяснилось.
— Конечно! Еще как выяснилось бы!
— Чему радуешься? Воображаешь, какие у Никиты глаза выкатились бы?
— Очень хочу представить такое. Спасибо за сохранение такой тайны. Но это только ее половина.
— А вторая половина — как оплошали ваши медицинские комиссии?
— Вовсе нет! Туда проникли наши врачи, члены Союза обездоленных. Они знали, что так надо.
— Что так надо?
— Надо, чтобы председатель Союза обездоленных Генри Гри вернулся из спасательного звездного рейса национальным или даже всепланетным героем.
— Героем или героиней?
— Пускай героиней! Однако в полет должен был отправляться обязательно мистер Генри Гри, который дважды уступал в предвыборной борьбе за сенаторское кресло в штате Алабама Джесси Грегори. Республиканцы уже считают это место своим! Тогда-то Генри Гри и начал свою подготовку. После четырех лет полета он вернулся бы на гребне небывалой популярности, которой только помог бы романтический маскарад Генриэтты. За это можно рисковать жизнью, командир, — я имею в виду не только трех звездолетчиков в космосе, но и три миллиона обездоленных на Земле. Как ты думаешь, командир, какая цифра, какая задача больше?
— Ну, парень!.. То есть Генри… тьфу!.. Генриэтта! Скажи сначала, зачем тебе вообще понадобился этот маскарад?
— Э-э, командир! На Капитолии редкость женщина-сенатор. Королевы правили, но не в Америке! И Союз обездоленных решил добиваться кресла для своего председателя Генри Гри. Ковбой и ученый! Каскадер и поэт! К тому же «свой парень»! О'кэй!
— О'кэй, о'кэй, парень что надо! Видел я твои киноподвиги! Прыгнуть на автомобиле с моста на идущий под ним поезд, промчаться в авто по крышам вагонов и локомотива, потом слететь на том же каре по ходу вперед на железнодорожные пути и скакать на шинах по шпалам впереди поезда — это, брат, трюк небывалый. За одно это тебя в звездный рейс можно взять. И все-таки ты вновь проиграл на выборах. Видно, там другие трюки требуются. Так чего ты снова в эту свалку лезешь?
— Чтобы победить! Национальный и всепланетный герой — уже не тот противник для республиканцев, как прежде. Популярность звездолетчика должна помочь Союзу обездоленных посадить своего сенатора в Капитолий. И мой долг добиться этого.
— Эге! Так вот какому долгу клятва давалась!
— Клятва давалась жизнью, которая принадлежит не Генри Гри и не Генриэтте Грин, а миллионам обездоленных американцев! Ради них были пройдены все математические тесты и физические испытания. Вот и суди теперь сам, кого я должна спасать: трех человек, терпящих бедствие в космосе, или три миллиона американцев?
— Да, задаешь ты мне задачу! Выходит дело, ты лететь с нами не хочешь?
— Еще как хочу, но есть особая тайна, Бережной. Узнать ее — эго понимать, чего стоит мне отказаться от полета с тобой и Никитой.
— А Никита при чем? Он незаменимый штурман. У него таких вопросов возникнуть не может.
— Нет, командир, я не о том…
Послышались всплески весел. Мальчишки возвращались, гребя теперь против течения.
— А они правильно сказали про влюбленных, Бережной.
— Про кого?
— Про меня, командир, — и Генриэтта задорно помахала мальчуганам сорванной веткой. — Разведчики, прокатите в лодке! — крикнула она.
Ребята смутились, посовещались немного и стали подгребать к берегу.
— Нет, ребятки, я пошутила! — снова крикнула американка. — У меня командир такой строгий!
— Какой командир? — заинтересовались мальчики.
— Бережной, звездолетчик! Знаете такого?
— Ух ты! — воскликнул один из ребят.
— А Никиту Вязова вы знаете? — крикнул другой.
— Еще бы! А ты?
— Он меня, Сашу Кузнецова, и вот его, Витю Стрелецкого, из воды вытащил. Передайте ему, мы его всегда помнить будем!
— Передам, непременно передам! — ответила Генриэтта.
Лодка стала удаляться.
— Славные ребята! — глядя вслед ей, сказала американка и добавила: — Да и Никиту, наверное, тоже любят.
— Что значит тоже? — насторожился Бережной.
— Что такое «тоже», спрашиваешь? Отвечу, командир, что ради своего долга, о котором ты теперь знаешь, я отказываюсь от своего счастья.
— От какого счастья?
— От звездного счастья! Когда в полете тайна раскрылась бы, я бы во всем призналась Никите.
— В том, что ты женщина?
— Это он сам понял бы. Нет, открылась бы в своих чувствах к нему!
Бережной свистнул.
— Ну знаешь! Я никогда не был фаталистом, но теперь вспоминаю поговорку, которой многие люди себя утешали.
— Какая поговорка?
— Что ни делается, все к лучшему! Хорошо, что не придется тебе признаваться Никите! Он на Земле оставляет чудную девушку.
— О, я не завидую ей! У нее пройдут годы, пока на его часах отсчитаются минуты. Она забудет его. Появятся муж, дети, внуки, правнуки, и только самые далекие ее потомки, может быть, дождутся нас с Никитой, по-прежнему молодых и счастливых.
— Чем счастливых?
— Взаимной любовью, командир, которая расцветет у тебя на глазах. Ты думаешь, что молодой мужчина за долгие годы полета не влюбится в летящую с ним рядом женщину? О, Бережной, если захочу, я могу быть обворожительной, но… всего этого, увы, не случится, ибо долг разведет каждого из нас в стороны.
— Не хотел бы я видеть все это!
— Тебе пришлось бы не только видеть, но и поженить нас. И знаешь, где? В невесомости, когда тяговый модуль начнет тормозить при подходе к спасаемому звездолету. Я всегда восхищалась тем, что парашютисты успевают справлять свадьбы в свободном полете. И завидовала им — прыгнут с самолета, повенчаются, бутылку шампанского с друзьями выпьют, а потом только парашют раскроют И я хотела, чтобы так получилось и у нас!.. В командире должна воплощаться вся земная законность. Не правда ли? И тебе пришлось бы соединить нас брачными узами без уз тяготения. Не так ли? — Американка смеялась.
— Нет, не так! Не знаю, буду ли я венчать вас с Никитой среди звезд, но дезертировать тебе в последнюю минуту не дам. Это я твердо знаю. Да и никто не даст.