Мурка (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паровоз, отступая, поднял с земли своего товарища, который уже не особенно-то и понимал, что происходит. Бандиты, хорошо потрепанные мной, заковыляли вон из переулка. Я выстоял, но, стоило шпане скрыться, как нож выпал из моих рук, а я стек на землю теряя сознание. Последние мысли почему-то были о даме с собачкой. Интересно, кто она такая?...
Глава 8
Очнулся я от того, что кто-то засандалил в мое бедро иглу шприца. И боль от укола начала растекаться по мышцам. Блин… помедленнее нельзя вводить?
- Лежи, не дергайся.
Я открыл глаза и увидел перед собой медсестру. Женщина… или даже девушка, ей было лет двадцать пять от силы. Довольно симпатичная. И я, забыв про мучения от укола, засмотрелся на ее лицо. Она тем временем закончила, вытащила многоразовый железный шприц из моей филейной части и улыбнулась.
- Доброе утро, товарищ!
- Утро, – ответил я, чувствуя, что во рту пересохло и я с трудом ворочаю языком, правда, я не был вполне уверен, что сейчас именно утро.
Я лежал в палате, стены с облупившейся краской, вместо занавесок - рваные простыни.
- Как твое самочувствие?
- Пить хочу, – И от пожрать не откажусь.
- Аппетит проснулся, значит, идешь на поправку! – со знанием дела заявила сестра.
- Сейчас буду разносить завтрак.
Я кивнул, чувствуя, как голова все еще плыла, но это, скорее, от пересыпа. Сколько же я провалялся без сознания? Но сон пошел на пользу, в боку хоть и тянуло, но не то чтобы больно… так, простой дискомфорт.
- Что на завтрак будешь?
- А что, ещё и выбор есть?
- Конечно, ты, товарищ, герой советского Ростова-на-Дону! И можешь выбрать, что есть: гречку или пшенку?
- О, как… Пшенку давай, – гречку, признаться, я не любил никогда.
Медсестра схватила свою тележку и, грохоча металлом и стеклом, пошла прочь от моей койки. Я огляделся - койки в ряд, на которых лежали и сидели больные. Сам я тоже лежал на кровати с чистым бельем. Непонятно, почему она меня называет героем? Да пусть хоть как называет, мне бы поскорее попить и пожрать.
Я осторожно поднялся, сцепив зубы от боли, и усаживаясь на край кровати. Обнаружил, что на мне теперь больничная пижама в застиранную полоску. Ранение, конечно, никуда не делось, я аккуратно приподнял пижаму и обнаружил плотную повязку на ребрах, с расплывшимся пятном крови. Козел этот Паровоз…
Пока я занимался таким нехитрым осмотром, вернулась медсестра, грохоча все той же тележкой, на которой теперь были составлены железные миски с гречневой кашей, от которой шел пар. Она шла вдоль ряда, выдавая завтрак больным. До ноздрей донесся запах гречки, отчего в животе еще сильнее заурчало.
- Пожалуйста, – медсестра подъехала к моей койке и вручила тарелку с кашей. – Приятного аппетита.
Следом выдала стакан воды. Я выпил его сразу же, но мелкими глотками, поросил еще стакан. С каждым глотком по организму растекалась бодрость.
- Пей, пей, сейчас тебе показано обильное питье… – сочувственно пояснила медсестра. – Повезло, что не задеты органы, и операция прошла вовремя.
- Доктор, который тебя штопал, говорит, что пройди удар сантиметром выше, и проткнуло бы легкое. Везунчик ты!
- Ага, – я слушал ее монолог, уплетая кашу. – И сколько я здесь торчу?
- Второй день.
Я доел кашу, попытался встать, но идея была не лучшей. Боль, как электрический разряд прошла по всему телу.
– А-ах!
- Ну и куда ты собрался? - девушка покачала головой с укором, помогая мне снова устроиться на кровати.
- Тетка, тетка моя в курсе? – я припомнил Глашу, которая наверняка с ума сходила в мое отсутствие.
- Конечно, мы выслали ей весточку еще вчера. Ничего не стесняйся, я пока здесь тебе и вместо тетки, и дядьки, и всего остального…
- Прям всего? – я попытался улыбнуться.
- К тебе скоро придут, а меня Прасковья зовут, – бросила она напоследок собрав тарелки.
- Кто? – спросил я, но сил сказать эти слова громко уже не было, поэтому медсестра меня не услышала.
Прасковья, значит, ну, приятно познакомиться. Я, хоть и был слаб, вновь не удержался и проводил ее взглядом. Девушка Прасковья из Подмосковья, вспомнились слова из песни. Интересно, одна она или не одна? Девчонка-то видная…
- Ниче такая, скажи? – гоготнул голос с соседней койки.
Я обернулся и увидел молодого человека с повязкой набекрень на голове, напомнившего мне Есенина со школьных портретов. Только усатого, а так – блондин, голубые глаза и милая мордашка, он явно привык к повышенному женскому вниманию к своей персоне.
- Че, очухался? – он сел напротив на кровать, уставившись на меня. – Как зовут-то? Меня Вася.
- Гриша зовут, – нехотя буркнул я, не испытывая особого желания общаться хоть с кем-то, ну, если не считать миловидной медсестры.
- В картишки сыграем? Да ты не думай… Под интерес?
Вася вытащил из-под матраса колоду карт и принялся тасовать, как заправский шулер. Колода просто завораживала в его руках. Я несколько секунд смотрел за тем, как он жонглирует картами.
- В чем же интерес? – спросил я чисто ради любопытства.
- Так определимся! – хохотнул Вася.
И поправив повязку, сползшую по лбу, сунул колоду мне под нос.
- Сдвигай!
- Обойдусь, – отказался я.
Ничего не имею против карт, но я только очухался после ранения, и даже вот так сидеть на краю койки оказалось тяжко. Захотелось прилечь. Что я и сделал, осторожно лег на кровать. Но Васька не отставал. Я по старой Гришкиной памяти припомнил, что карты в Советской России вот уже несколько лет совсем не поощрялись. Игорные дома закрыли. Ваську запрет, похоже, нисколько не напрягал.
- Играем в “стрекозу”, – прокомментировал он.
- А разве не запрещено в карты-то прямо в лечебном заведении? – я уже лежал, размышляя, как бы отвадить этого назойливого товарища.
- Никто ж не узнает, – хмыкнул он. – Так хоть как-то развлечемся! Скукотища здесь…
- Тебе больше поиграть не с кем?
Тот кивнул.
- Витька был, его выписали, а остальные боятся играть.
Действительно, несколько мужиков, сидящих на койках, упорно делали вид, что не видят, как Васька раздает карты на двоих.
- Напомню правила, – Вася вкратце пересказал мне правила игры в стрекозу, которая оказалась самой обыкновенной “секой” с колодой из 21 карты. Игра до боли мне знакома. История давняя…
Сдают по три карты, у каждой своя стоимость, есть «шаха», которая заменяет любую карту, включая туза, у кого больше очков в оконцовке, тот и молодец.
- Так что, играем? – напирал он, хитро прищуривая глаза.
- Ладно, хрен с тобой, давай разыграем партию. Что на кону?
- Говорю же, под интерес, просто так, – улыбнулся Васька.
Не знаю, вкладывал ли этот паренек в понятие «под интерес» или «под просто так» тот же смысл, что многие уголовнички в советское время, но играть ни под то, ни под другое, я не хотел. Поэтому конкретизировал ставку.
- Один ход – ложка каши, - денег у меня не было, да я и не поклонник играть на рубли.
Васька задумался, а потом потянулся за своими картами.
- А давай! Сдвигай!
Я сдвинул колоду. Васька перевернул её, и выпала шестерка треф.
- Опа, шаха! Ставлю сверху половину банка – три ложки итого!
Он начал раздавать карты, подвинув для этого тумбу между нашими койками. Делал он это так же мастерски, как и тасовал колоду. Я потянулся к тумбе, забрал три карты. Взглянул – король червей, валет и десятка бубен. Понятно. Не ахти какая карта, далеко не уедешь. По итогу через несколько ходов мы вскрылись, и выяснилось, что карты у нас одинаковые. У Васи оказался тот же самый разношерстный набор, но других мастей.
- Что делать?
- Сека, варим, – коротко ответил тот.
Сварили, раздали карты заново. Я выиграл, показав «двадцать одно». Вот так всего за пару минут мы разыграли еще несколько партий, Васька проиграл мне десять ложек каши, считай, полную тарелку.
- Поднимем ставку? – предложил он.