Любовь небесного цвета - Игорь Кон

Словом paides чаще всего так называли мальчиков до 15 лет, но иногда возраст повышался до 18 лет. Переходный возраст от детства к взрослости в Афинах продолжался в среднем от 16 до 20 лет, но границы его были нечеткими. Юноши старше 18 лет назывались в Афинах эфебами (отсюда — позднейший термин эфебофилия, сексуальное влечение к юношам). По свидетельству Платона и Аристотеля, половая зрелость у мальчиков наступала в 13–14 лет. До этого времени никакая сексуальная активность не поощрялась. Аристотель считал, что «физическое развитие молодых людей задерживается, если они совершают половой акт в период созревания семени» и предупреждал родителей о нежелательности подростковой мастурбации.

Поведение самих мальчиков подчинялось строгому этикету. Мальчик принимал ухаживания, которые льстили его самолюбию, подтверждали его привлекательность и повышали его социальный статус. Самые красивые мальчики пользовались в Афинах почти таким же почетом, как герои спорта. Но они должны были проявлять сдержанность и строгость, чтобы не оказаться «дешевкой». Мальчик, слишком легко или из корысти согласившийся, чтобы его ласкали, терял репутацию, и это могло помешать его будущей политической карьере.

Некоторые афиняне вообще считали роль эромена сомнительной.

Хотя закона, формально запрещающего связи с маленькими мальчиками, в Афинах не было, обычай считал их недопустимыми. Верхнюю границу «эроменского» возраста греческие авторы связывают с появлением бороды и волос на теле, относя это к 21 году. Некоторые юноши стыдились появления усов и волос на ногах, опасаясь, что это уменьшит их привлекательность, и пытались их сбривать или выщипывать. Уговаривая несговорчивых мальчиков, поклонники нередко напоминали им о краткосрочности их обаяния. Практически же это было делом вкуса. Еврипид, по свидетельству Плутарха, продолжал любить своего возлюбленного Агатона и после того, как у того выросла борода, говоря, что у красивых мальчиков осень так же прекрасна, как и весна. Аристотель с восхищением описывает продолжавшийся всю жизнь союз фиванского законодателя Филолая и олимпийского атлета Диокла, которые вели общее хозяйство и были даже похоронены вместе.

Афинянин, уличенный в сексуальной связи с другим мужчиной за деньги или другие материальные блага, лишался своих гражданских прав, не мог занимать выборную должность, выполнять жреческие функции, ни даже выступать в народном собрании или перед советом старейшин. Любые обвинения и намеки такого рода были крайне оскорбительны, особенно если дело усугублялось «пассивной» сексуальной позицией.

Расходятся античные авторы и в том, получает ли мальчик удовольствие от сексуального контакта. По словам Ксенофонта, мальчик, в отличие от женщины, не разделяет сексуального удовольствия мужчины, а холодно и трезво смотрит на своего опьяненного желанием партнера. В этой асимметричности видел главный недостаток разновозрастных отношений Овидий:

Я ненавижу, когда лишь один доволен в постели:Вот почему для меня мальчик-любовник не мил.

Напротив, по мнению Платона, оба партнера получают награду за свое любовное неистовство. Поэт и философ Феогнид сравнивал мальчика с лошадью, с нетерпением ожидающей хорошего наездника.

После того как однополая любовь перестала быть формой инициации и переместилась из общественной жизни в частную, она стала более тонкой, индивидуальной, психологически разнообразной, но одновременно — морально проблематичной. В Афинах легально существовала мужская проституция и даже публичные дома. Свободнорожденный афинянин не мог заниматься этим ремеслом, в случае продажи мальчика для оказания кому-либо сексуальных услуг, покупатель наказывался так же строго, как продавец. Но на военнопленных, метеков и иностранцев запреты не распространялись. Простые, бедные и не особенно просвещенные люди часто относились к педерастии подозрительно, как к причуде богатых и знатных, угрожающей семейному очагу. Эта тема звучит в комедиях Аристофана, хотя сама по себе однополая любовь для него вполне приемлема.

Это заставляет защитников любви к мальчикам, например Ксенофонта, подчеркивать ее «педагогический эрос»: «Величайшее счастье для того, кто желает из любимого мальчика сделать себе хорошего друга, это то, что ему и самому необходимо стремиться к добродетели».

В платоновском «Пире» юный красавец Алкивиад, по которому сходили с ума чуть ли не все афинские мужчины и женщины, рассказывает, как он пытался соблазнить старого Сократа и, оставшись с ним ночью наедине, признался в своей готовности отдаться. Когда Сократ прикинулся непонимающим, самоуверенный юноша сам залез к нему в постель, «лег под его потертый плащ и, обеими руками обняв этого поистине божественного, удивительного человека, пролежал так всю ночь». Но «…несмотря на все эти мои усилия, он одержал верх, пренебрег цветущей моей красотой, презрительно посмеялся над ней… Ибо, клянусь вам всеми богами и богинями, — проспав с Сократом всю ночь, я встал точно таким же, как если бы спал с отцом или со старшим братом».

Позднейшие греческие авторы относились к этому рассказу, который Платон вложил в уста Алкивиада, скептически, считая, что он был нужен только для самооправдания. По словам философа Биона, если Сократ «желал Алкивиада и воздерживался, то это глупость, а если не желал его и воздерживался, то в этом нет ничего особенного». По мнению Псевдо-Лукиана, «и Сократ был любовником, как всякий другой, и Алкивиад, когда лежал с ним под одним плащом, не встал нетронутым… Мне мало смотреть на возлюбленного и, сидя напротив, слушать его речи; любовь создала целую лестницу наслаждений, и зрение в ней — только первая ступень…».

Сам Платон в конце жизни, явно по политическим мотивам, писал, что вообще «мужчины не должны сходиться с юношами, как с женщинами, для любовных утех», потому что «это противоречит природе». В его идеальном государстве допускаются ласки и поцелуи между мужчинами и мальчиками, но одновременно существует «закон о том, чтобы соитие, предназначенное для деторождения, происходило лишь сообразно природе. От мужского пола надо воздерживаться и не губить умышленно человеческий род: не надо также ронять семя на скалы и камни, где оно никогда не пустит корней и не получит естественного развития». По мнению философа, такая «победа над удовольствиями» сделает человеческую жизнь «блаженной».

Сомнения педагогического и этического порядка высказывает и Аристотель. Хотя сама по себе педерастия для него совершенно нормальна и естественна, философ обеспокоен возможностью совращения мальчиков. Чтобы избежать его, в своей «Политике» он рекомендует воспитывать мальчиков до 7 лет дома, не давать подросткам смотреть непристойные картины и скульптуры, за исключением религиозных, не позволять им посещать слишком вольные театральные представления и т. д.

Для поэтов и философов эпохи эллинизма любовь к мальчикам — дело сугубо индивидуальное. Сравнивая, вслед за Платоном, достоинства и недостатки любви к женщинам и к мальчикам, Плутарх признает их, в отличие от Платона, равноценными.

По мнению автора знаменитой книги «Толкование снов» Артемидора из Далтиса (второй век нашей эры), все зависит от того, что, с кем и как ты делаешь. В отличие от З. Фрейда, истолковывающего любой сон в сексуальных символах, Артемидор переводит сексуальные знаки в социальные. «Нормальные сношения», которые хорошо видеть также и во сне, это сношения с женой, любовницей или с рабом, независимо от его пола. Но во всех этих случаях мужчина должен занимать «верхнюю», активную позицию. Если во сне человек отдается старшему и более богатому мужчине, это хорошо, потому что получать от таких людей — нормально. Если же в активной роли выступает младший или бедный, независимо от возраста, сон плохой, потому что таким людям принято давать. Заниматься сексом со своим рабом, независимо от его пола, хорошо, потому что раб — собственность спящего. Зато если свободным мужчиной в сновидении овладевает раб, это очень плохо и свидетельствует о презрении со стороны раба. Такая же плохая примета, если это проделывает брат, независимо от его возраста, или враг.

Отношение эллинистических авторов к однополой любви зависит главным образом от их отношения к чувственности. Философы, признающие право человека на удовольствие, обычно, с теми или иным оговорками, признают и правомерность любви к мальчикам, которая кажется им более рафинированной. Для тех же, кто отрицает чувственные радости, она абсолютно неприемлема. По словам философа Плотина (III в. н. э.), истинные мыслители одинаково презирают красоту мальчиков и женщин.

А как обстояло дело с любовью между женщинами? Фаллократическое греческое общество не придавало женской жизни самостоятельного значения. В сферу публичной жизни женская сексуальность не входила, а что происходило на женской половине дома, если при этом не нарушалась святость семейного очага, никого не интересовало. В эротических и порнографических изображениях женщина выступает только как объект мужского вожделения. Ни одной сцены лесбийской любви искусствоведам до сих пор найти не удалось.