Жуков. Портрет на фоне эпохи - Лаша Отхмезури

В сентябре 1916 года Жуков со своим полком находился в Быстрице, недалеко от Татарского перевала. Этот лесистый и гористый район не подходит для действий конницы, но у Брусилова не осталось выбора. Он приказал кавалеристам спешиться, потому что к нему перестали поступать резервы, и он испытывал острую нехватку пехоты. Австро-венгерская 8-я армия опомнилась от первых поражений, и ситуация на фронте стабилизировалась. Жуков служил в разведывательной команде, ходившей в расположение неприятеля за языками. В своих «Воспоминаниях» Жуков пишет, что взял в плен немецкого офицера, за что был награжден своим первым Георгиевским крестом. Возможно, речь идет об одном из сотен офицеров связи, направленных Фалькенгайном, командующим 9-й армией, в помощь своим союзникам австро-венграм. Георгиевский крест был высшей российской наградой «за храбрость». Существовали орден Святого Георгия для офицеров и Георгиевский крест для унтер-офицеров и солдат; каждый имел четыре степени. Свой второй крест Жуков заслужил всего через несколько недель. Рокоссовский получит за эту войну три Георгиевских креста, Буденный – четыре.

Свежеиспеченный унтер-офицер не увидит румынского разгрома. В начале октября 1916 года, когда он находился в головном дозоре с двумя товарищами, шедшая первой лошадь наступила на мину. Двое ехавших впереди всадников получили тяжелые ранения, а Жуков был выброшен из седла и от удара потерял сознание. Очнулся он только через сутки, уже в госпитале. Сильно контуженный, он был эвакуирован в Харьков, где пробыл до декабря. Там ему прикололи к груди второй Георгиевский крест. Но он не совсем поправился: плохо слышал, страдал от головокружений. По решению медицинской комиссии он был отправлен в запасной эскадрон полка в Лагери на реке Донец, совсем рядом с Балаклеей. Жуков встретил там своих товарищей по эскадрону, с которыми расстался, когда перешел в команду по подготовке унтер-офицеров. Он еще не знал, что его участие в сражениях Первой мировой войны закончилось. Продолжалось оно всего лишь пять недель. Слабая задействованность в боевых операциях конницы, так резко контрастировавшая с перенапряжением пехоты, приведет большевистских лидеров, особенно Троцкого, к убеждению об отмирании кавалерии как рода войск, хотя в действительности она станет царицей полей сражений Гражданской войны. Красным придется наверстывать упущенное время и создавать свою конницу, чтобы достичь паритета с белыми, победить которых они могли бы гораздо раньше, если бы не эта их ошибка.

Русская армия устала от войны

В Лагери Жуков отмечает изменение настроений: «В конце 1916 года среди солдат все упорнее стали ходить слухи о забастовках и стачках рабочих в Петрограде, Москве и других городах. Говорили о большевиках, которые ведут борьбу против царя, за мир, за землю и свободу для трудового народа. Теперь уже и сами солдаты стали настойчиво требовать прекращения войны»[52]. Эти строки отражают усталость от войны, охватившую тыл и повлекшую за собой глубокий кризис зимы 1916/17 года. Будущий лауреат Нобелевской премии по литературе Иван Бунин написал в своем дневнике 5 апреля 1916 года: «Все думаю о той лжи, что в газетах насчет патриотизма народа. А война мужикам так осточертела, что даже не интересуется никто, когда рассказываешь, как наши дела»[53]. Через несколько месяцев, 1 января 1917 года, Морис Палеолог, посол Франции в Петрограде, отметил: «Если судить лишь по созвездиям русского неба, год начинается при дурных предзнаменованиях. Я констатирую везде беспокойство и уныние; войной больше не интересуются; в победу больше не верят; с покорностью ждут самых ужасных событий»[54].

Эта усталость объясняется самим успехом мобилизации экономики. Оружейные заводы заработали на полную мощность в ущерб неустойчивому финансовому равновесию и слабо развитой транспортной инфраструктуре страны. Инфляционный взрыв, более мощный, чем в любом из воюющих государств, взметнул цены на недосягаемую высоту, недоступную для живущих на зарплату рабочих. Стало трудно приобрести продукты первой необходимости, такие как мясо, масло и молоко. Во многих бедах зимы 1916/17 года виновата задыхавшаяся железнодорожная сеть. Подвижной состав был задействован для подвоза войск, боеприпасов и снаряжения, в ущерб продовольственному снабжению городов. Через год подобный кризис поразит и Германию. В России положение усугублялось политическим кризисом, продолжавшимся с 1905 года. Государственная дума старательно противодействовала усилиям царя и его министров, вербовала сторонников среди генералов – в том числе Алексеева, начальника штаба Ставки,  – готовя государственный переворот. Упорные слухи о предательстве императрицы Александры, немки по происхождению, в сочетании с рассказами о влиянии Распутина и его отношениях с царской семьей, еще сильнее подрывали престиж царя и авторитет его правительства.

Распространению недовольства с гражданского населения на армию служил еще один факт, упомянутый в «Воспоминаниях» Жукова: мобилизация резервистов старших возрастов. Этих людей взяли в армию в 1916 году потому, что царский режим в том, что касается призыва, был гораздо менее жестким, чем будет режим сталинский. Некоторые социальные категории (рабочие, ветеринары, врачи) и представители многих национальностей полностью или почти полностью освобождены от воинской службы. Не призывали в армию евреев, прибалтов, финнов, сектантов, потому что им не доверяли; мусульман из Средней Азии, потому что те подняли открытое восстание; кавказцев и представителей народов Сибири – из опасения, что они последуют их примеру. В результате на 1 октября 1917 года в России было призвано в армию 15 миллионов мужчин при населении в 180 миллионов, меньше, чем в Германии (с ее населением 65 миллионов), и чуть больше, чем во Франции (39 миллионов).

Резервисты старших возрастов – от 38 до 43 лет – с осени 1916 года начали скапливаться в казармах запасных батальонов. Там, без надежных и опытных командиров, почти в полной праздности, они ждали оружие, униформу и снаряжение, которые поступали с задержками. Именно эти люди стали движущей силой дюжины серьезных бунтов, потрясших армию в конце 1916 года: в Кременчуге, под Ригой и Митавой и даже на Юго-Западном фронте, в 223-м Одоевском полку, неподалеку от позиций, удерживавшихся полком Жукова. Проведенные командованием расследования не выявили в действиях бунтовщиков никаких политических мотивов. Причиной недовольства стали социально-экономические вопросы, в первую очередь снижение норм продуктового довольствия. Так, выдача хлеба сократилась с первоначальных трех фунтов в день до двух, а затем и до одного, да и тот чаще всего заменялся сухарями. Еще одним фактором, благоприятствовавшим бунтам, стали глубокие изменения в командном составе. Чтобы восполнить нехватку офицеров, режим начал в наспех организованных тридцати трех школах готовить по ускоренной программе прапорщиков, набиравшихся из простонародья. Чтобы облегчить им поступление, требуемый образовательный уровень был снижен до четырех классов приходской школы. Эта масса молодых людей не разделяла кастовые предрассудки прежних кадровых офицеров, придерживалась либеральных и социалистических взглядов и не пользовалась никаким авторитетом у рядовых. На всех этих людей, старых и молодых, производили удручающее впечатление письма, приходившие из дома. В них говорилось только об астрономических ценах, очередях перед магазинами, нехватке угля, бесстыдстве спекулянтов, сынках буржуев и дворян, устроившихся в многочисленных тыловых учреждениях. Результаты этого мы видим в рапортах военной цензуры, в донесениях офицеров спецслужб, а также в еженедельных отчетах, присылаемых из армий: солдаты хотят мира любой ценой. На Рождество 1916 года на передовых позициях и ближайшем тылу распространяются слухи о скором заключении мира, очевидно спровоцированные разбросанными с германских самолетов миллионами листовок, в которых сообщалось о мирных предложениях кайзера Вильгельма, сделанных 12 декабря.