Путь солдата - Борис Малиновский

Наконец бомбардировщики улетели. Потрясенные бомбежкой, мы быстро убежали из спасшего нас овражка в лес, еще не веря до конца, что не поплатились за нарушение правил маскировки.

За леском на небольшой возвышенности находилась деревня Большие Дубовицы. Комзвода Спесин сказал, что там расположился штаб нашего дивизиона. Но он уже не торопился выходить из леса: искал глазами – каким путем нам скрытно проскочить к домам. Наверно, у него, как и у нас, все еще стоял в ушах вой "юнкерсов", свист бомб, оглушительные звуки их разрывов. Да, здесь уже был фронт, а не тыловая обстановка. С нашей и немецкой стороны время от времени раздавались артиллерийские и минометные выстрелы. В деревне то там, то здесь слышались звуки разрывов. Еще дальше, за Большими Дубовицами, где проходила передовая, – редкие автоматные и пулеметные очереди. Судя по всему, разгоревшийся утром бой стихал.

В одном из сараев, пристроенных прямо к деревенской избе, наткнулись на начальника штаба дивизиона капитана Саксина. Вел он себя спокойно и деловито. Объяснил обстановку по карте. Сказал, что командир дивизиона находится в штабе стрелкового полка, что вечером штаб дивизиона должен перейти на новое место. Показал его на карте и распорядился, чтобы мы шли туда, подготовили блиндаж и линию связи со штабом полка.

К вечеру, когда мы заканчивали блиндаж, пришли командир дивизиона майор Новиков Александр Данилович, начальник разведки старший лейтенант Манушкин, начальник штаба и несколько красноармейцев.

Рано утром, едва мы вышли из блиндажа, начался сильный минометный обстрел нашего участка леса. Немцы стреляли залпами, по 5-6 мин. Разрывы их накладывались друг на друга: ррах-рра-ррах! Первые мины упали совсем рядом и очень неожиданно; мы инстинктивно бросились на землю, потом побежали к блиндажу. В районе Больших Дубовиц застрекотали автоматные очереди. Наш блиндаж был у перекрестка дорог, километрах в двух от деревни. За ночь связисты протянули линии связи на НП батарей, расположенных за Большими Дубовицами. Командир дивизиона пытался связаться с ними, чтобы узнать, что происходит на передовой. Но связь после обстрела оборвалась. Минометная и автоматная стрельба нарастала. Новиков распорядился, чтобы начальник разведки с разведчиком Алалыкиньш отправились в штаб стрелкового полка, который поддерживался нашим дивизионом, и выяснили обстановку на месте. Через полчаса разведчик вернулся, таща на себе тело убитого начальника разведки. Недалеко от нашего блиндажа они попали под минометный обстрел. Наконец восстановилась связь с командиром одной из батарей. Он сообщил, что немцы зашли с флангов и сейчас пехота отступает; артиллеристы уходят вместе с командиром батальона. Куда – еще неизвестно.

Бой, который начался впереди, обтекал нас справа и слева. Гитлеровцы явно пытались взять в кольцо подразделения, находящиеся в районе, прилегающем к Большим Дубовицам.

Капитан Саксин достал из карманов убитого начальника разведки документы. Быстро и молча выкопали неглубокую яму, опустили в нее тело Манушкина. Через несколько минут над ней вырос холмик земли. На большее времени не было. Командир дивизиона, опасаясь полного окружения, решил отходить, приказал взять имущество, следовать за ним. Участок леса, где мы находились, по-прежнему обстреливался сильным минометным огнем. Один из связистов торопливо сунул мне катушку без провода. Мы пошли по линии связи, оставляя провод несобранным. Шли довольно долго, почти бежали, прислушиваясь ко все приближавшейся автоматной стрельбе. К разрывам мин добавилась шрапнель. Снаряды взрывались над лесом, а их начинка – сотни свинцовых шариков – со свистом врезалась в верхушки деревьев, била по земле вокруг. Наконец мы вошли в мелколесье, перебежали небольшой овраг; за ним начинался кустарник, дальше снова лес. Добравшись до первых деревьев, увидели красноармейцев, роющих окопы, и носом к носу столкнулись с командиром дивизии. Размахивая пистолетом перед лицом Новикова, он кричал:

– Куда бежишь, артиллерист? Огня давай! Давай огня! Где твоя связь? Почему катушки пустые? А ну… собрать провод, открыть огонь по гадам!

Я был ближе всех к Новикову. Обернувшись к нам и увидя на мне висящую катушку, которую сунул мне связист, Новиков тут же приказал:

– Старший сержант! Собери провод! Бегом вперед!

Я схватил лежавшую на земле "нитку". Кто-то из подбежавших связистов перерезал ее ножом и закрепил провод на катушке. Я закрутил ручку барабана, и провод потянул меня обратно под шрапнель. Теперь я возвращался один. Когда добежал до оврага, "заиграла" "катюша", и я с ужасом почувствовал, что ее снаряды несутся в нейтральную зону, на меня. Многочисленные, почти одновременные взрывы – справа, слева, впереди, сзади окружили меня, упавшего ничком на землю. В ушах звенело и грохотало, в нос ударил резкий пороховой запах, кругом свистели, яростно били по деревьям и земле осколки. Бывали чудеса на войне: в этом аду я остался жив… Вскочив, побежал опять вперед, быстро наматывая провод. Сверху время от времени со свистом летела шрапнель, и я невольно вздрагивал и внутренне сжимался при звуках разрывов в небе. За оврагом почти наткнулся на красноармейца без винтовки. Он неуклюже топтался на одном месте. Вид пожилого тщедушного бойца был необычен: без пилотки, в расстегнутой шинели, без поясного ремня, с перекошенным, исказившим лицо ртом. Налитые кровью глаза его смотрели мимо меня, их взгляд был лишен всякой мысли. Я понял, что он сошел с ума или контужен, и пробежал мимо него: задерживаться не имел права, да и помочь ничем не мог. В мелколесье, прежде чем выйти на поляну, взглянул вперед. На нее из леса выбегали немецкие солдаты в серо-зеленых мундирах с автоматами в руках. Одни перебежками, другие чуть согнувшись двигались прямо на меня. За несколько секунд, отчаянным усилием, не чувствуя, что почти ломаю пальцы, я перетер провод о край каркаса катушки и, сгибаясь, чтобы не быть замеченным, что есть силы побежал назад.

На опушке леса, где нас задержал командир дивизии, красноармейцы продолжали рыть окопы.

– Автоматчики подходят! – крикнул я и побежал искать командира дивизиона.

В полдень наши пушки и гаубицы уже вели огонь. Начались контратаки наших стрелковых подразделений. Первая, вторая, третья… До нас долетали нестройные крики "ура!", перемежавшиеся стрельбой из автоматов, винтовок, пулеметов. При каждой контратаке немцы открывали ураганный минометный и пулеметный огонь, а блиндажи еще не были готовы, прятаться от обстрела было негде. Мины рвались кругом нашего НП – находился он в неглубокой яме под кустом. Над нами проносились осколки, зловеще посвистывали пули. После каждой контратаки мимо проносили раненых. Некоторые шли сами. Запомнилось: быстро, во весь рост, не обращая внимания на обстрел, идет полураздетый рослый боец с мужественным и, как смерть, бледным лицом. Во все плечо и грудь – громадная, сплошь сочащаяся кровью повязка. Другой пробежал в горячке; мало что осталось от человеческого лица: нижней части нет, сплошное кровавое месиво…