Президентская азбука - Антон Буслов

– Расскажи нам всё, сынок, – обратилась Мифлуха к ростовщику.

Тот сглотнул, поспешно схватил бутылку воды, налил в пластиковый стакан и жадно выпил. Больше всего его беспокоило то, что министр госбезопасности непрерывно делал какие-то пометки в блокноте, глядя на него недобрым взглядом. Ему почему-то показалось, что Карин настроена к нему гораздо лучше, что, возможно, он даже чем-то импонирует ей. Эта мысль придала ему немного сил. И только он открыл рот, чтобы начать рассказ, как министр госбезопасности вскочил со стула, ударил кулаком по папке и заорал на весь кабинет:

– Так ты будешь говорить или в молчанку играть будем?!

– Ну… – промямлил ростовщик, – я сидел, как обычно, в ломбарде.

– По улице Менял, дом сто одиннадцать, – добавил министр уже спокойным тоном, чуть скосив глаза в свои записи.

– Да, именно, господин министр. В одиннадцать часов примерно… Ко мне пришла девочка… Она попросила о сделке. По закону я не мог ей отказать.

– На самом деле девочка пришла в одиннадцать ноль шесть. И не лично к вам, а просто в ломбард. И отказать вы ей могли, как отказывали пану Вражеку на той неделе… – начал поправлять нарочито скучающим голосом министр госбезопасности.

– Виноват! – выпалил ростовщик и вскочил со стула по стойке смирно.

– Конечно, виноват, – улыбнулся Карин министр. – У нас невиновны только дети да птицы…

– А птицы-то что? – удивилась Мифлуха. – Ладно, дети – это была моя прихоть…

– Ну, не надо опять начинать, – устало попросила Карин. – Дети, птицы… птицы, дети, дете-птицы, птице-дети… Чёрт, давайте уже как-то к сути переходить!..

– В общем, она заложила мне душу, – ростовщик сел, не дожидаясь разрешения.

В зале повисла тишина.

– Стоп! – прервала тишину Карин. – То есть я правильно понимаю, что к вам пришла маленькая девочка, и вы позволили ей заложить душу?! Можно я его убью?!

– Карин, не трогай моих доносчиков, – возмутилась Мифлуха. – Своих – сколько угодно, а моих оставь, где сидят. Если бы не этот чудный человек, разве бы я узнала от вас, что у нас всех всё так плохо, что дети сдают свои бессмертные души в ломбарды. Когда их сдавали пьяницы, бизнесмены и политики – разве я вас вызывала? Нет. Но если этим занялись дети, то значит что-то неладно в нашем государстве. Это проблема государственная. Что мы о ней знаем?

Министр госбезопасности вынул одну из своих папок, раскрыл её на первой странице и прочитал заголовок:

– Досье… Кхм… Досье на Алису Ковальскую, уроженку Первого Измерения. Возраст на сегодняшний момент – восемь лет. Пол женский. Партийная принадлежность не присвоена. Так. Тут у нас автобиография в трех экземплярах, фотографии матовые четыре на шесть три штуки, анкета… отметка об ознакомлении с личным делом имеется. Характеристика из детского сада, две штуки. Характеристика из школы – пока одна. Та-а-ак… вот тут интересно… Донос: в возрасте трёх лет отобрала конфету у ребёнка.

– Дорогой мой, – обратилась Мифлуха к министру, – сознавайся, ты на кого работаешь? На государство так хорошо не работают. Значит, барыжишь информацией на стороне. Значит, можешь не признаваться, ты – человек Марии… Кругом предатели, – вздохнула Президент.

Карин сочувственно покивала головой. Министр смущённо ответил:

– Вы правы, мой Президент!..

– Ещё бы я была не права… Не такая уж я и полная дура. Я такая, какая есть… симпатичная… со всеми своими достоинствами. Ладно, неважно. Главное, Карин, тебе поручается разобраться со всем этим делом.

– Слушай, Мифлуха, я всё понимаю. Дело, конечно, премерзкое, но какая тут, к чертям, «государственная важность», что меня оторвали от отдыха.

– Существенная, – в дворцовую залу вошла особо разыскиваемая государственная преступница, злодейка и собутыльница Президента, Мария. – В своё время я тоже сделала такую же ошибку, как эта девочка…

– А мучается теперь всё Первое Измерение! – закончил её мысль министр госбезопасности.

– Мама, я дома! – с порога, разуваясь на ходу, крикнула Алиса.

– А что ты тащишь?.. – не отрываясь от телевизора, поинтересовалась мать девочки.

– Канделябр, может, даже золотой, и кассета Морден Толкинг!

– Где ты их взяла?..

– Выменяла!

– Какая ты у меня молодец! – восхитилась мать и засмеялась шутке телеведущей.

Алиса, аккуратно маневрируя с канделябром, вбежала вверх по лестнице. Влетев в комнату, она сразу спрятала свою добычу в нижнем ящике стола. Потом, почувствовав на спине чей-то холодный расчётливый взгляд, медленно обернулась.

На кровати, внимательно глядя на неё, сидела героиня Первой Иррианской войны, личная телохранительница Президента и национальная героиня Первого Измерения Карин Пинк. Рука Карин плотно держала за горло Роджера, любимого кролика семейства.

– Не шумим, – никто никогда не говорил с Алисой таким тоном. – Сядь на стул, руки держи на виду. И без глупостей, ты меня знаешь…

Девочка только кивнула.

– Старинный канделябр, может, даже золотой?.. Зачем он тебе, девочка?

– Для свечек…

– Хороший кролик… Как зовут? – Карин отвела взгляд от девочки и начала аккуратно гладить кроличью шкурку.

– Роджер…

– Роджер… Алиса, ты же не хочешь подставить кролика Роджера? И не будешь рассказывать мне, что заложила душу только для того, чтобы послушать Морден Толкинг при свечах?..

Девочка нерешительно оглянулась, но уже через мгновение гордо вздернула подбородок вверх.

– Этис, Атис, Аниматис…

– Девочка, ты чего? – Карин от удивления уронила Роджера.

– Этис, Атис, Аниматис… – лицо девочки стало неподвижно, и только губы продолжали шептать странные слова.

– Да вашу ж… – Карин потянулась к рации, но руки уже не слушались, они уже сами принимали решения. И в этот самый момент героине Первой Иррианской войны впервые в жизни стало страшно – не за себя, а за подрастающее поколение. Перед глазами Карин начали появляться и одна за другой исчезать картинки из её собственного детства. Открытая дверь дома и спина отца в проёме… Сломанная кукла Сьюзи – у неё была очень непрочная шея, такие куклы всегда ломались. А вот уже маленькая Карин роет для Сьюзи могилу в саду. Ей захотелось закричать, но горло тоже больше не слушалось…

– Этис, Атис, Аниматис, – продолжала добивать Алиса, и предметы, лежавшие в комнате без дела, начали взлетать в воздух. Карин успела увидеть, как прямо у неё над головой зависла большая красивая деревянная шкатулка, но уже через мгновение оказалась без сознания в маленькой детской кроватке…

– Карин, прекращай заливать, – устало попросила Мария. – Мы проверили эти слова – они ничего не значат, это вообще не латынь! Но из моего личного расположения к тебе мы проверили и другие языки. В общем, это вообще ничего не значит. Да и если бы значило, Карин, пойми – никаких заклинаний, никаких волшебников – ничего этого нет в природе. И если что меня и удивляет в этой истории, так это то, что я тебе – взрослому, в общем-то, человеку – вынуждена это повторять.

– Мария, ты меня не зли, у меня рука тяжёлая… – Карин с перевязанной головой сидела на больничной койке. – Ты что думаешь, девочка меня обезоружила, избила, а потом «вырубила» просто так?!

– Я так не думаю, – аккуратно подбирая слова, ответила Мария. – Я вообще не хочу думать на эту тему. Но девочка восьми лет, «вырубившая» вооружённую Карин Пинк и отдавшая душу за канделябр и кассету попсовой группы, разгуливающая где-то по Первому Измерению, меня не может не беспокоить. Я бы сказала, что все мы сейчас несколько обеспокоены.

Мария встала с кресла, подошла к окну и оттянула занавеску. На улице уже был вечер, синие и красные отблески от маячков неотложки играли на окнах здания.

– Мифлухе вообще не следовало давать так много гражданских прав маленьким детям.

– Ты же знаешь, их голоса были нужны ей на выборах, чтобы победить тебя… – возразила Карин.

– Ну вот и довыбирались… – Мария отошла от окна и достала из сумки зазвонивший телефон.

– Алло?.. Алиса? – Мария повернулась к Карин и приложила палец к губам, будто можно было подумать, что Карин сильно шумела. – Да, я внимательно тебя слушаю.

Одновременно Мария достала второй мобильный аппарат и начала что-то быстро набивать на нём. «Дурочка маленькая, сейчас тебя и накроют по пеленгу…», – с некоторой грустью подумала Карин.

– Нет, с чего ты взяла, что нас это волнует? Ну, сдала и сдала – твоё гражданское право, – голос Марии стал предельно ласковым, такой Марии ещё никто не видал. – Хорошо. Хорошо… Хорошо…

Мария убрала трубку от уха.

– Маленькая сучка, она ещё и прощения попросила! Это не переворот – это перфоманс! Декорации, мать её, сменить. «Убери людей!», – Мария ещё несколько минут ходила по палате кругами, извергая проклятия в воздух.

– Слушай, скажи уже что-нибудь по существу, – попросила Карин.