Казанова в Петербурге - Галина Грушина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В номер заглянул Ринальди, осведомляясь, почему малышка не идет на урок. Обрадовавшись собеседнику, кавалер удержал его. Они разговорилась. Между прочим, архитектор рассказал кое-что о своей жизни в России:
— Начал строить я в Малороссии… — вспоминал он.
— Что за страна? — изумился кавалер.
— Малая Россия. Мы находимся сейчас в Великой России. Там и тут проживают русские. Однако в Малой России есть люди, желающие ее обособленности от Великой России. Надеюсь, императрица покончит с гетманством, ибо разделять единый народ из-за корыстных интересов местной знати весьма неблагоразумно. Пример нашей Италии, разодранной на мелкие государства, перед глазами…
Но кавалера не интересовали внутренние проблемы России, если они не касались до него.
— Мне чужды и непонятны все эти границы и межи. Я человек свободный.
— В этой жизни все мы рабы.
— Только не я. Ни одна женщина, ни одна профессия, ни одна страна не могут привязать меня навсегда. Я — гражданин мира и живу по высшим законам бытия.
Ринальди вздохнул, пригорюнившись:
— Что до меня, то я раб.
Вернулась наконец Заира, сияющая и довольная; гайдук тащил следом корзину, доверху наполненную всевозможными покупками: это были гостинцы для обитателей екатерингофской лачуги. Услыхав, что на Пасху барин согласен свозить ее домой, она взвизгнула и от полноты души повисла у кавалера на шее, целуя его в колючую щеку.
Гордо поглядывая на архитектора, кавалер продекламировал Горация:
Восхищен я Гликерою,
Что сияет светлей мрамора Пароса,
Восхищен и нравом я,
И опасной для глаз прелестью личика.
— Поздравляю вас, — с кислой улыбкой сказал Ринальди.
ПАСХА
На Пасху вскрылась Нева. Равнодушный к красотам природы, кавалер увидел из окна такое обилие воды, что, позабыв об окружающей праздничной суете, долго созерцал ледоход, пока не воскликнул с негодованием:
— Как можно строить дома на берегу реки с таким сильным паводком!
Его уверили, что опасности нет никакой, это не паводок, Нева и летом столь же полноводна. Московиты испытывают вечное недоверие к иностранцам и готовы лгать им прямо в глаза, лишь бы те не заметили их ошибки и промахи.
На второй день Пасхи он, как и обещал, свозил Заиру в Екатерингоф, где выдержал ползанье всего семейства на коленях, целование рук и бесконечные благодарности. Потом он отлично пообедал у Локателли и выиграл немного в бириби. Считая себя человеком свободной мысли, он не ставил ни во что местные церковные праздники; впрочем, в свою Пасху он сходил к мессе, что служили неподалеку в костеле св. Петра и Павла.
Через несколько дней, проходя по Невской першпективе возле Полицейского моста, он стал свидетелем чьих-то многолюдных похорон. Полюбопытствовав, кому такая честь, он услышал, что хоронят какого-то Ломоноса.
— Вельможа? Князь? — попросил он уточнения, и был поражен, услыхав, что провожают великого ума человека и первого поэта России.
Как? У московитов есть поэты? Допустим, кто-то из них смог чему-нибудь обучиться в европейских университетах, но вообразить, что их неблагозвучный язык способен выстраиваться в стихи, было совершенно невозможно. Любопытствуя, кавалер попытался расспросить об этом Ломоносе кое-кого из знакомцев, однако ему отвечали неохотно. Императрица не жаловала пиита и даже послала Григория Орлова забрать оставшиеся от покойного бумаги, так что можно было предполагать опасные для государства дела.
НЕЗНАКОМКА
Добродетельный образ жизни, который кавалер вынужден был в последнее время вести, сильно прискучил ему. Заира всегда была под рукой, покорная и услужливая, а как ни вкусно какое-то блюдо, вскоре захочется чего-нибудь новенького. На дорогих дам у него недоставало денег. Баумбах предлагал свести его к дешевым, однако, строго блюдя свою незапятнанную репутацию, которая могла ему еще понадобиться, кавалер не решался. Еще никогда до сих пор не бывало с ним, чтобы столько времени он довольствовался одной женщиной.
Однажды, когда он был у себя в номере, его позвали вниз с просьбой помочь: в гостиницу приехала какая-то иностранка, которая не говорит ни по-французски, ни по-немецки. Кавалер тут же сошел вниз. Молодая красивая женщина нервно ходила по вестибюлю. Нарядное платье туго облегало умопомрачительный стан, расширяясь на бедрах огромным колоколом; шляпа являла собой целую охапку роз. Ноздри кавалера затрепетали: вокруг дамы реял нежный аромат дорогих духов. Взыграв, как боевой конь, он с поклоном приблизился к незнакомке, рассыпаясь в любезностях. Она сделала знак, что не понимает, и внезапно обратилась к нему на его родном языке, говоря, что ей нужно удобное жилье.
— Где же ваши слуги и вещи? — полюбопытствовал он.
— На улице, — нетерпеливо кивнула она в сторону двери. Они с хозяином «Золотого якоря» отвели иностранку в лучший из свободных номеров. Оставшись довольной, она распорядилась кликнуть своих людей, и герр Бауэр удалился исполнять поручение. Кавалер был опьянен. Он давно не видел такой очаровательной шейки и такой свежей кожи. Ее аристократические манеры изобличали особу высшего круга, а присущая ей благородная сдержанность свидетельствовала, что это женщина порядочная. Сказав пару изысканных комплиментов, кавалер представился, но в ответ незнакомка назвать себя не пожелала, помахав с милым кокетством пальчиком перед ртом.
— Назовите по крайней мере страну, где расцветают такие розы, — настаивал он.
Она снова покачала головой.
В комнате стояла большая кровать, и кавалер уже прикидывал, как бы завести разговор о любви, но незнакомка, отвернувшись, занялась снятием своей огромной шляпы, что без горничной было делом нелегким. Булавки не хотели откалываться, и наконец она в нетерпении сдернула шляпу вместе с белым своим париком. На плечо ее упала толстая, черная коса. Кавалер разинул рот: перед ним стояла Заира.
— Не знаю, как мог я так обмануться, — говорил позднее кавалер архитектору, изумленно поглядывая на Заиру. Горделиво развалившись на канапе, она покачивала ножкой в остроносой шелковой туфельке, во всем подобная парижанке. Ринальди довольно похохатывал, потирая руки: учитель, он гордился своим созданием. Шутку придумал он, обучив Заиру манерам и необходимым фразам; он же купил роскошный наряд, очень ей шедший. Кавалер тут же отдал ему потраченные на Заиру деньги: малютка давно нуждалась в красивом платье.
Она очаровала его с новой силой. Переимчивая, как обезьяна,
