Лотта Ленья. В окружении гениев - Ева Найс

К концу регистрации служащий, казалось, был рад избавиться от странной маленькой группы. Несколько раз он морщил нос. Что именно его не устраивало, определить было трудно. То ли запах рыбы, то ли свидетельницы, явные лесбиянки. Да и молодожены ему мало чем приглянулись. Казалось, он готов был лопнуть от злости, когда жених очень громко крикнул «да!» и щелкнул каблуками, отдавая честь. Но Лотта уверена, что Курт не хотел высмеивать этого человека. Он на свой манер хотел продемонстрировать, что всерьез намерен следовать клятве служить и повиноваться своей жене. И если для мужа это действительно важно, то он может об этом говорить с легкой иронией, которая направлена лишь на него самого. Никогда до и ни разу после она не наблюдала у него манер военного.

Среди немногочисленных гостей не было членов семьи. Ее мать не могла приехать из Австрии, а по его родителям она не особенно скучала. Как бы мало значения не придавала она своей свадьбе, ей не нравилась мысль, что придется чувствовать, как ее рассматривают под лупой и тем самым унижают. С его братьями и сестрами она ладила очень хорошо, но без родителей они приехать не могли. В общем, Лотта не раз, вздыхая, говорила перед свадьбой, что хорошо быть сиротой. Это удерживало Курта доверить ей свой пакет.

— Как думаешь, Лотта, — говорит Курт, не отпуская из объятий, — зрители и на следующей неделе устроят такой спектакль?

Лотта, улыбаясь, целует его в подбородок. Чемоданы для поездки на премьеру «Протагониста» в Дрездене уже упакованы, и Курт не знает, куда деться от волнения. У Лотты нет сомнений, что надежды Курта оправдаются. Имя Кайзера гарантирует, что люди побегут в кассы.

— Дорогие дамы и господа, — говорит она по-сле долгого покашливания, поворачивается, чтобы стоять рядом с ним, но оставляет руку на его плече. Другой рукой обводит широким жестом воображаемую публику. — Здесь вы станете свидетелями настоящего триумфа всеми любимого и чертовски талантливого господина Вайля. Дудки, дубинки и театральные бинокли получите на входе. И в бой!

Лотта весело смеется. Она никогда не пожелала бы ему провала, как бы ни сердилась иногда, что вынуждена конкурировать с его музыкой. И сейчас, узнав, что через два месяца будет играть роль Фанни в шоу «Разоблачение Бланко Поснета», она в особенно приподнятом настроении, ведь там и до Джульетты рукой подать. Это правда, у обоих дела пошли в гору.

— Вайль, я абсолютно уверена, что ты выйдешь победителем.

И вытянутыми губами она сымитировала звуки фанфар.

— Хотел бы я верить твоим предсказаниям. Не подумай, что я жду всеобщего одобрения, — ответил он. — Честно, если случится небольшой скандал, это хорошо, только бы к опере не остались равнодушными.

Вздохнув, Лотта снова вернулась в его объятия.

— Ах, если бы у меня было больше денег! Я бы купила могучий легион, который бы поднял шум вокруг твоего «Протагониста», прямо как у «Воццека». Но я думаю, тебе это не понадобится. Они сами слетят с катушек.

Неоднозначная реакция на новую оперу Альбана Берга потрясла в конце прошлого года Берлинскую оперу на Унтер дер Линден. Курт, посетивший премьеру в сопровождении Кайзера, с волнением потом рассказывал Лотте об оглушительных аплодисментах и яростных освистываниях.

— Некоторые продолжают думать, что вся музыка должна основываться на напряжении между тоникой и доминантой. А его музыка выражала именно то, что он хотел передать. Как можно было огромную историю Воццека втиснуть в строгий традиционный корсет?

Лотта сомневается, что постановка так сильно возмутила людей, как казалось. Конечно, многие критики и музыканты пытаются защитить свое искусство от любого намека на атональность. А если потребуется, то и силой. Но все же не секрет, что не все бури протеста и восторга, которые постоянно накрывают городские сцены, вызваны истинными чувствами. Часто конфликты разжигаются клакой с тонким расчетом.

— Пойдем домой? — спрашивает Лотта хрипловатым голосом.

Целый вечер музыки и шума разгорячил ее, да и Вайль, похоже, в соответствующем настроении.

— Давай, — бормочет он хрипло.

Когда они, довольные, лежат рядом друг с другом, Лотта зажигает сигарету. Она затягивается и предлагает Курту.

— Знаешь, Брави наставлял меня, чтобы я поступала порядочнее по отношению к тебе.

Курт поворачивается к ней и гладит указательным пальцем контуры ее бровей.

— Что он себе думает? Никто не мог бы поступать со мной порядочнее, чем ты.

Она пристально смотрит на него. Он правда не знает? Или ему все равно?

— Я ему объяснила, что я не делаю ничего такого, о чем бы ты не знал. Но он слишком переживает за тебя. Мне кажется иногда, что ты для него стал Бузони.

При мысли, что такой талантливый молодой человек, как Абраванель, испытывает то же благоговение, что и Курт, льстит ему и заставляет улыбаться. Начинающий дирижер из ученика превратился в самого дорогого друга.

— Ты ведь не возражаешь? — страхуется Лотта, не зная, какой именно ответ хочет услышать.

Она сама не понимает, почему это происходит снова и снова, почему она отдается другому мужчине. Иногда ей кажется, что периодически надо сбрасывать оковы нежности Курта, ставшие необходимыми, чтобы выжить в случае потери любви. Да и потом, муж просто слишком поздно появился в ее жизни, когда мужчины, как и сцена, стали ее работой. Трудно отказаться от упоения, которое она испытывает в объятиях незнакомца.

— Со мной сложно жить, но она прекрасно с этим справляется. Мы ничего не скрываем друг от друга, — защищает он ее от подозрительных друзей.

А Лотте он говорит:

— Да мне даже льстит, если ты нравишься другим, но хочешь остаться со мной.

Они хорошо знают друг друга и стараются не ставить палки в колеса. Но все же ей непонятно, почему он не может проявить свою ревность, когда его еще влажное тело только что в упоении прикасалось к ней. Хотя она подозревает, что именно ее аферы привели брак в равновесие. Ведь без других мужчин они жили бы в любовном треугольнике. Она находилась бы в постоянном клинче со своей неодолимой соперницей — музыкой. Разве можно обижаться на Лотту за то, что квартет с меняющимся составом кажется ей более удобным? Как только он начинает работать над новым произведением, она превращается в соломенную вдову. И стоит его телу разок вынырнуть из очередного своего погружения, дух его продолжает витать где-то между до-диез-мажором и фа-минором. Совсем другое дело, когда он просит ее спеть