Эль-Таалена - Алекс Тарн

«Абдулка! — вскричал он, широко улыбаясь и раскрывая объятия. — Сколько лет, сколько зим!»

«Котофеич! Брат! — еще громче возопил Абдулла, прижимая к себе институтского приятеля, соратника и собутыльника, свидетеля сладих пяти лет жизни, лучше которых не было, нет, да и не будет уже никогда. — А где ж твои усы знаменитые? Неужели сбрил? Какой же ты без них Котофеич?»

«Сбрил,» — выдавил из себя Котофеич, сдерживая тошноту от острого запаха абдулкиного халата — запаха пота, воглой овечьей шерсти, гнилой требухи и ослиной мочи. Сбрил, а как же… Поди не сбрей нынче усы-то. С усами нынче нехорошо, любой мент привязывается, потому как произрастают теперь усы в основном на лицах кавказской национальности. Чтобы как-то отвлечься от вонючего абдулкиного плеча, Котофеич скосил глаза, любопытствуя происходящим вокруг.

А вокруг ничего и не происходило. Все, открыв рот, наблюдали за трогательной сценой вновь обретенной дружбы: команда — с надеждой, абдулкины друзья — с недоумением.

«Да… — сказал Абдулла, отрываясь наконец от старого друга и смахивая непрошенную слезу. — Вот ведь, где довелось… Ты Снежанку помнишь? Я ее еще в жены взял, сюда привез. Помнишь? Жива еще баба! Ага! Девятерых сынов мне родила, а сколько девок — не помню, девок я не считаю. Теперь уже не рожает, пришлось еще двух взять… Эх, Котофеич, жаль, что так получается, а то посидели бы втроем, как тогда, я, ты и Снежанка. Вспомнили бы институт, общагу, Питер…»

«А чего ж не посидеть? — осторожно возразил Котофеич. — Я ведь теперь знаю, где тебя найти, заверну на обратном пути. Оставь телефончик…»

«Нет, братишка, — покачал головой Абдулла, отстраняясь и вытирая ладонью влажные от избытка чувств глаза. — Не получается. Мы вас всех на дно пустим, вместе с кораблем. Абу-Комар приказал. Делать нечего.»

Котофеич почувствовал, как палуба уходит из-под ног.

«Погоди, Абдулла, — пролепетал он. — Зачем тебе нас убивать? Разве тебе плохо с твоими женами, Абдулла? Снежанка, Гюльчетай…»

«…Гульнара, — прочувствованно закончил Абдулла. — Извини, дорогой. Абу-Комар приказал…»

Он отошел в сторону, взял автомат наизготовку и перешел на арабский.

«Ну что? Все наверху? Саид, пересчитай. Должно быть двадцать три, вместе с трупом.»

Толстый Саид принялся считать, шевеля губами, путаясь где-то в районе восемнадцати и начиная сызнова. С пятой попытки у него наконец сошлось. Абдулла облегченно вздохнул.

«Окей, — сказал он, снимая автомат с предохранителя. — Ну, Аллах ве…»

Истошный вопль, и всплеск, идущие откуда-то снизу, прервали запланированную им эффектную итоговую речь. Арабы бросились к борту. Их шестой товарищ бесследно исчез: на опустевшей огневой позиции сиротливо покачивал хоботом видавший виды крупнокалиберный пулемет Дегтярева.

«Йа, Мустафа! Где ты?» — тревожно закричал Абдулла.

Но Мустафа молчал, быстро погружаясь в зеленые глубины и густо дымя перерезанным горлом — к вящему удовольствию небольшой, но бодрой компании серых акул, обычных для этого района Средиземноморья. Вместо Мустафы заговорил штурмовой автомат, зачастил быстро и неразборчиво, зато громко и уверенно, длинными фразами, лишь на секунду остановившись перевести дыхание, а заодно уж и сменить магазин. Пятеро ветеранов у борта даже не успели по-настоящему понять, что же произошло. Разве что Саид, еще находившийся под действием тяжелой травмы устного счета и оттого не побежавший смотреть вместе со всеми на исчезновение Мустафы, а, наоборот, продолжавший коситься на многократно обсчитанную команду неверных… разве что Саид заметил на мостике неизвестно откуда возникшего парня с грохочущим короткоствольным оружием в руках. Он даже попытался ответить, повернуться и лихо вскинуть «калач» навстречу врагу, как тогда, в пригородах Бейрута… но, как назло, не сложилось. Шлепанец подскользнулся в луже капитанской крови и соскочил… нога поехала, а автомат безнадежно зацепился за полу галабии. В этот момент Саид подумал, что надо бы уже начать бояться, но тут сразу несколько пуль толкнули его в грудь маленькими злыми кулачками, он упал и перестал быть.

Ошалевшая команда «Эль-Таалены», по-овечьи сбишись в кучу, испуганно взирала на компактную кучу трупов, громоздящуюся у лееров, на парня с автоматом и, в особенности, на загорелую бикинную красотку с окровавленным ножом-коммандо в зубах, ловко вскарабкавшуюся на борт без всякого трапа. Не теряя времени, красотка споро принялась выбрасывать в море арабские «калачи». Нож она с понтом продолжала держать в зубах.

Котофеич пригляделся и ахнул. Да это же их гамбургские знакомые… как их? — Дима и Фатьма! Ну точно!

Вон он, Дима — спрыгнул на бак и ленивой походкой подошел к своей подруге.

«Ты бы ножик-то как-нибудь по-другому, а? Чего зря людей пугать?»

Девушка вытерла лезвие халатом Абдуллы.

«Ножны слетели, — объяснила она смущенно. — Недорезала я того Мустафу. Как за борт падать стал, так за ножны и уцепился. Вместе с ними на дно пошел, идиот… а зачем ему там ножны?»

«Действительно… — улыбнулся Дима и повернулся к остолбеневшей команде. — А вы, ребята, чего такие замерзшие? Давайте-ка за дело… Нехорошо Мустафу в одиночестве оставлять. Эй, Котофеич! Не стой, как пень, мобилизуй товарищей на уборку территории. Акулы заждались…»

Через час Брандт собрал всю команду.

«Вот что, парни, — сказал он серьезно. — Слушайте диспозицию. Влипли вы в эту историю не по своей воле, да что уж тут сделаешь. И капитана вашего не вернуть… А все по причине одного груза, который вы должны были доставить в Хайфу. Я говорю „должны были“, потому что теперь мы этот план слегка подправим. Дело, не скрою, продолжает быть опасным. Кто-то очень хочет вас потопить вместе с этим злосчастным грузом. Это всё, что называется, плохие новости. Перехожу к хорошим.»

Брандт обвел взглядом моряков. Все сидели молча, опустив головы, подавленные неожиданно свалившимися на них проблемами. Только Параллелепипед выглядел совершенно беззаботным. Смену власти он справедливо воспринял, как полную амнистию, и уже успел где-то основательно нагрузиться. Теперь он сидел, привалясь к переборке, и восторженным взглядом ощупывал выдающиеся хефины прелести.

Брандт ободряюще улыбнулся и продолжил:

«Первая хорошая новость — вы живы. Хотя, не подоспей мы с Людочкой, кормить бы вам сейчас акул вместо Абдуллы. Вторая хорошая новость: как только вы сгрузите эти пять контейнеров на израильский берег, вы тут же перестаете интересовать кого бы то ни было. Так что, если вы действительно хотите оказаться в безопасности, то надо непременно довезти груз до места. Кто-то особо сметливый спросит: а почему бы не избавиться от груза прямо сейчас? К примеру, выбросив в море. Отвечаю: потому что, увы, вопроса это никак не решит. Ведь плохие дяди об этом вашем героическом поступке все равно не узнают, а, значит, будут, как и прежде, за вами гоняться. Кроме того, нам с Людочкой такое развитие событий сильно не понравится. А когда Людочке что-то не нравится, то она тут же берет в свои ровненькие зубки свой крохотный маникюрный ножичек и начинает ужасно скандалить. И тогда, боюсь, даже мне уже не удастся вас защитить…»

Скромно сидящая в углу Хефи как раз закончила мастерить импровизированные ножны и, примотав их к длинной точеной голени, на пробу вставляла и вновь молниеносно извлекала свой устрашающий «коммандо». Услышав брандтову тираду, она подняла голову и очаровательно улыбнулась, в основном, Параллелепипеду. Брандт вздохнул.

«Третья замечательная новость заключается в том, что немедленно после разгрузки каждый член команды получит по два куска баксов наличными. Тут же, на месте. Ну и наконец, последнее: я не думаю, что наши супостаты подготовили нам какую-нибудь дополнительную бяку. Уж если у них не нашлось никого кроме инвалидной команды Абдуллы… Скорее всего, теперь нас будут ждать только в Хайфе. Но на всякий случай идти придется сторонкой, не высовываться. И, конечно, быстро. Короче, полный вперед. Есть вопросы?»

Потрясенная команда молчала. Конечно, приятное известие о долларах несколько изменило общее унылое течение мыслей, но, тем не менее, люди чувствовали себя неуютно, вспоминая только что пережитый страх неминуемой смерти… В наступившей тишине завозился на своем месте Параллелепипед. Он извлек из-за спины плоскую фляжку и сделал большой глоток. Затем механик крякнул, рыгнул и оптимистически заметил: «Параллелепипед!»

«Ну вот! — сказал Брандт с облегчением. — Думаю, товарищ выразил общее мнение. Котофеич, принимай команду.»

Глава Правительства Коврик Бен-Шарион положил трубку и устало потер виски. Мало ему обычных проблем, так теперь еще какое-то судно. Все-таки нет на земле более несвободных людей, чем властью облеченные… Всем чего-то от тебя надо, все о чем-то упрашивают, все давят — кто силой, кто жалостью, кто старой дружбой. И только ты никого ни о чем не попроси. Потому что, если, не дай Бог, попросишь, — всё, пиши пропало, поминай как звали: сожрут с потрохами. Хорошо, когда можно послать просителя куда подальше или просто пообещать, а потом забыть… но ведь не со всеми получается. К примеру, Дружественного Президента хрен пошлешь; то есть, конечно, можно попробовать, но себе дороже.