Кондуит и Швамбрания (Книга 2, Швамбрания) - Лев Кассиль

- Ярко вырожденный талант, - сказал маме, вздыхая, командир. - Выше не может быть никакой критики. Мы были уже на середине площади, а с крыльца Тратрчока все доносились аплодисменты. Мама скромно прислушивалась к ним. - Удивительно, как облагораживает людей искусство! - говорила потом мама теткам. - Таких рюдей не обрагородишь, - отвечала тетка Сэра. - Есри бы обрагородирись, роярь бы вернури. Через месяц, когда пианино давно уже стояло на месте (оно было возвращено стараниями вставшего с тифозной койки Чубарькова), в "Известиях", в отделе "Ответы читателю", было написано: Врачу из Покровска Пианино конфисковано незаконно, как у лица, для которого оно служит орудием производства. Папа торжествовал. Он показал газету всем знакомым. Он вырезал ото место и хранил вырезку в бумажнике, а Степка Атлантида сказал по этому поводу: - Это о вашей пианине в "Известиях" напечатано... Ну-ну-ну, на всю Ресефесере размузыканили! Эх вы, частная собственность!

КОМИССАР И ДАМКИ

Секретный сверток был положен теперь в маленький ящик маминого письменного стола, а стол попал в комнату одного из квартирантов. Нас уплотнили. У нас мобилизовали три комнаты, одну за другой. В первую поселили выздоровевшего Чубарькова. Я очень обрадовался ему. Комиссар тоже. - Вот мы теперь с тобой и туземцы будем, - сказал комиссар, снимая пояс с кобурой и кладя его на стол. - Дашь книжку почитать? - А то! - сказал я, рассматривая наган. - Заряженный? - А то! - отвечал комиссар. - Не трожь. Тетки глянули в дверь. Они критически осмотрели широко покачивающиеся плечи комиссара, его вздернутый нос и ушли, прошептав: "Распоясался солдафон!" Комиссар подмигнул нам в сторону отбывших теток: - Не ко двору, видно, показался. - Они всегда против, - утешил его я. - А зато мы - за вас, - сказал Оська. - Точка! Раз такие за меня, не пропаду, - ласково усмехнулся комиссар. Он подхватил одной рукой Оську и посадил его к себе на колено, обтянутое синим сукном тугих, узких галифе. - А в шашки кто играет? - спросил он неожиданно. - Ну, в шашки это что! - отвечал я. - Вот в шахматы если... Вы в шахматы умеете? - Нет, еще не выучился. - Леля вас сразу научит, - пообещал Оська. - Он уже все ходики знает, и черненькими и беленькими, и взад и вперед. А я знаю только, как конь ходит. Оська соскочил с колен, стал на одну ногу и запрыгал по квадратам, вычерченным на линолеуме пола. Потом он вдруг остановился, замер на одной ноге и доверительно сказал комиссару: - А у нас одна королева в тюрьму арестована. Мы ее уже давно в собачий ящик посадили, когда еще войны не было, а царь зато был - вот когда! Я свирепо посмотрел на Оську. И он замолк. А я, чтобы прекратить ненужный и опасный разговор, предложил комиссару сыграть в шашки. Комиссар вынул из вещевого мешка картонную складную доску, потом высыпал из маленького специального кисета шашки. Он расставил их на доске, и мы склонились над картонкой - лоб ко лбу. - Ходи, - сказал комиссар. Не прошло и минуты, как я убедился, что имею дело с опытным игроком. Легким, отрывистым тычком среднего пальца комиссар посылал свои шашки в самые неожиданные квадраты поля. Он делал мне каверзные подставки, ловко забирал по две-три мои шашки, прихватывая их неуловимым движением в ладонь и приговаривая: - В шахматы пока не обучены, а в шашечки кое-что соображаем... Куда пошел? А это что? Бить надо. А то фук возьму, и ша... Вот это другой разговор. Четыре сбоку, ваших нет. А мы в дамки. И точка. Через пять минут у меня не осталось ни одной шашки. Впрочем, одна-то осталась на доске. Но осталась она в том позорном положении, при котором выигравший обычно насмешливо зажимает нос... Я сейчас же расставил шашки снова и предложил комиссару сразиться еще раз. Минут через десять на доске были заперты в угол две мои последние уцелевшие шашки, а комиссар, успевший к этому времени свернуть собачью ножку, весело окуривал позорный угол доски густым махорочным дымом...

"ЛАПКИ-ТЯПКИ"

Оська был сражен моим позором. Оська решил сам помериться силами с непобедимым комиссаром. - А в "лапки-тяпки" вы умеете играть? - спросил Оська. - Это как же - в "лапки-тяпки"? - у дивился комиссар. - А вот так, - проговорил Оська, снова устраиваясь на колени к Чубарькову. - Вот вы положите сюда вашу руку, а я буду вас ударять. А вы должны руку убирать, чтобы я не попал. Как не попаду, тогда вы будете бить. У нас в классе все так играют. - А ну давай, давай, - охотно заинтересовался комиссар и положил на ломберный столик свою широкую пятерню - руку грузчика. Оська прицелился. Он замахнулся левой рукой, но коварно ударил правой. Тяп! Комиссар не успел от-дернуть руку. - Смотри ты! - удивился комиссар. - Подловил, подловил... А ну-ка еще! Понял я вас. На, бей! Оська проделал тот же маневр. Но ладонь его громко шлепнулась о стол. Комиссар на этот раз ловко убрал руку в последний миг. - То-то, - сказал Чубарьков, чрезвычайно довольный. - Ну, а теперь клади свою пятишку.

ПАПА ПОДАЕТ НАДЕЖДЫ

Через некоторое время в комнату постучались. Вошел папа. Мы поспешно стянули со столика и спрятали за спины свои вспухшие, красные, как у гусей, лапы, сильно чесавшиеся после увесистых шлепков комиссара. Но папа, должно быть, слышал из-за двери, что у нас происходит. - Леля, Ося, - сказал папа, - что у вас там с руками? - Ой, папа, - закричал Оська, - иди к нам, мы в "ляпки-тяпки" играем с комиссаром! Знаешь, как он здорово играет! Лучше даже, чем у нас Витька Пономаренко в классе. - А он у вас малый хитрец, - похвалил Оську несколько смущенный комиссар, - с ним надо ухо востро... Только жулит, не по правилам бьет, на лету подсекает. - Нет, я не жулю, ни капельки не жулю! - кричал Оська. - Вы сами хитрый! - Что за дикость! - возмутился папа. - Вы только посмотрите, какие у вас кисти рук. Это негигиенично... Товарищ комиссар, вы меня извините, но мои дети привыкли к более культурным развлечениям. Ну что это за времяпрепровождение - хлопать друг друга по рукам! - Закаляются, - попробовал выручить нас Чубарьков. - Знаешь, как это полезно! - поддержал я. - Тут надо расчет иметь и глаз точный... - Чепуха! - сердился папа. - Подумаешь, искусство! Что тут мудреного! Бей, и все. Комиссар хитро посмотрел на папу: - Это как сказать, товарищ доктор. Это только глядеть просто. А тут соображать требуется. Вот вы попробуйте. - Нет уж, увольте, - заявил папа. - А вы попробуйте, - настаивал комиссар. - Попробуй, папа! - присоединился и я. - Боится, боится! - закричал Оська. - Папа трусит! Папа пожал плечами: - Бояться тут нечего, решительно нечего... Хитрости тут тоже большой нет. Но уж если вам так хочется, пожалуйста. - Точка, - проговорил комиссар и деловито положил свою тяжелую длань на стол. - Ваш кон. Ваш почин, товарищ доктор. Папа высоко поднял свою белую, как всегда тщательно отмытую докторскую ладонь. Он еще раз презрительно пожал плечами - и шлеп по пустому пространству стола, где только что была рука комиссара, исчезнувшая в миг удара. Мы были в восторге. - Ну как, товарищ доктор? - спросил комиссар. - Хитрости никакой? - Одну минуточку, - сказал уязвленный папа. - Это не считается. Одну минуточку. Разрешите... Так, так. Кажется, я начинаю соображать. Ага, значит, вы кладете таким образом, а я, следовательно, бью отсюда. Превосходно. Нуте-с, прошу вас. Комиссар, внимательно следя за папой, положил на стол руку, готовую каждое мгновенье отпрянуть в сторону. Папа сделал несколько ложных замахов, и комиссар всякий раз слегка отсовывал свою руку. Вдруг папа неожиданно с силой и звучно припечатал ладонью руку комиссара. - Эге, - сказал комиссар, потирая слегка вздувшуюся руку. - Тяпка-то у вас, товарищ доктор, дай бог, хирургическая. А из вас толк будет. Ну, больше не подловите. Ша! Хватит. - Давайте, давайте, кладите. Я еще имею право удара! - горячился папа. Минуточку! - Папа снял пиджак и подсел к столу. - Поглядим, поглядим еще, кто кого научит хитрости... Тяп!.. Заглянувшие через несколько минут в комнату тетки остолбенели в дверях при виде страшной картины. За столиком сидели комиссар распояской и папа без пиджака. Оба нещадно хлопали друг друга по рукам, промахивались, гулко били по столу ладонями. - Тяп! - говорил комиссар. - Ляп! - басил папа. Мы с Оськой скакали от восторга, подзадоривая и без того увлекшихся игроков. Столик трещал и качался от ударов. Трещали и шатались священные устои, вбитые тетками.

ЗНАКОМСТВА, ДЕЗЕРТИРЫ, СКВОЗНЯКИ

В другую комнату вселился изящный военный в шнурованных желтых ботинках до колен. Он внес чемодан, оглядел комнату, сел, почистил ногти, забарабанил ими по столу и сказал: - Тэк-с. - Сразу видно интеллигентного человека, - решили подглядывавшие тетки и вошли приветствовать жильца. Квартирант вскочил. Он по очереди поцеловал руки всем трем и всех трех оделил своими визитными карточками с золотым обрезом. На карточках стояло: "Эдмонд Флегонтович Ла-Басри-де-Базан". А внизу помельче: "марксист". Несмотря на столь звучное имя, Эдмонд Флегонтович Ла-Базри-де-Базан оказался личностью отнюдь не швамбранской. Он существовал на самом деле и был хорошо известен Покровску. Ла-Базри-де-Базан появился вскоре после революции. Он тогда редактировал покровскую газету "Волжский Буревестник" и прославился тем, что на первой странице рождественского номера огромными буквами поздравил "всех уважаемых читателей с 1917-м днем рождения социалиста И. Христа..." Через день газету поздравили с новым редактором. Теперь Ла-Базри-де-Базан работал в Тратрчоке. Он имел чин адъютанта для особых поручений, но так как главным его занятием было устройство всяких лекций, концертов и вечеров, то его прозвали "адъютант для особых развлечений". Красноармейцы звали его "Лабаз-да-Базар".