Паршивка - Рафаэль Муссафир

«Мелочи жизни»: мещанская развлекуха Клода Соте. Этот фильм подарил мне несколько безделиц, вроде страха внезапной смерти всех моих близких и фобии перед любыми видами транспорта, включая эскалаторы.

А Кинг-Конг после просмотра стал моим прекрасным принцем, в лучшем смысле этого слова, конечно.

«Кинг-Конг»: мужественный, волосатый человек, грубый и нежный, сильный и чувствительный, которого в студии решили замаскировать под обезьяну для разнообразия. Тот, кто ставит в один ряд Кинг-Конга, Бэтмена и Спайдермана, ничего не понимает в сексе.

Итак, однажды воскресным вечером, сидя между папой и мамой, я увидела моего прекрасного принца с четырехметровым приплюснутым носом, нескончаемым ртом, натруженными руками и миллионом волос по всему телу.

В этот день я решила оставить прекрасного принца на краю тарелки и посвятить себя Кинг-Конгу.

Оставить прекрасного принца на краю тарелки и посвятить себя Кинг-Конгу: незаметно сбросить макароны под стол и есть мясо.

С большого дивана в гостиной я смотрю, как Джессика Ланж дрожит в руках грубого Кинг-Конга.

Папа в восторге от Джессики Ланж.

— Мишель, слушай, — спрашивает мама, — ты ничего не сказал, как ты договорился со своей мамой и тетей Югеттой на завтрашний вечер?

— М-м… Чертовски хорошо сложена эта малышка Ланж…

— Мишель!

— М-м… Какая карьера у этой девушки, старина, какая карьера…

— Мишель, ты меня слушаешь?

— М-м… Что? Ну да, Франсуаза, я слушаю тебя, и делаю это уже двадцать один год, так что…

— Твоя мать и твоя тетя на завтра, что ты…

— Не знаю я, Франсуаза… Часов десять с копейками, наверное…

— Я не спрашиваю тебя, сколько времени, Мишель, я тебя спра…

— Я МОГУ спокойно посмотреть фильм, или что, черт?

— Отлично, дорогой, сам разбирайся со своими родственниками, в конце концов, это не моя пробл… Рашель!

— Да, мама?

— Ты писать хочешь, что ли?

— А? Э-э… нет, почему ты спрашиваешь?

— Не знаю… Не знаю… Что ты так извиваешься вся? Словно сдерживаешься…

— Я? Нет, нет… вовсе нет…

Вот так: папа мечтает поменять маму на даму, которая, кажется, нашла общий язык с гориллой, а я размышляю, будет ли Кинг-Конг ходить со мной выбирать платья, когда мы поженимся, или захочет, чтобы я делала ему сюрпризы?

— Знаешь, девочка моя, в те времена, когда я встретил твою маму, честно тебе говорю, она была ничем не хуже этой Ланж…

— Ох, Мишель, ты меня в краску вгоняешь… но you не должен делать some allusions of sexe в присутствии of your дочери… she is commencing период половой зрелости, it is очень непросто для нее…

Что? Some allusions of на что? У меня появляются сомнения, неужели в гостиной сидят не два развратника, а все три?

А вдруг мама с ее покрытым мукой фартуком и неприступным видом — это Джессика Ланж моего порочного папаши-Кинг-Конга?

После воскресного фильма я начинаю все время думать о своем Кинг-Конге, мечтать как идиотка.

Моя любимая фантазия — это что я выхожу из школы, а Кинг-Конг ждет меня на улице с букетом красных тюльпанов.

Учительница видит, как мы обнимаемся, Кинг-Конг кричит «унга!», чтобы ее напугать, и она пугается.

Потом я вижу на земле шапочку с ослиными ушами, надеваю ее на учительницу и приказываю ей произнести по буквам и от конца к началу слово «окликнуть» по-французски, по-немецки и по-бретонски, а потом идти домой. Она говорит «да», а потом Кинг-Конга зачисляют в наш класс, он сидит со мной за одной партой, и мы учимся очень хорошо.

На этом месте я обычно перескакиваю на сцену ужина у нас дома:

— Папа, хочу представить тебе Кинг-Конга.

— М-м… Здравствуйте, молодой человек.

— Унга, Мишель!

— А вот моя мама… Франсуаза.

— Унга, Франсуаза!

— Здравствуйте, господин Конг… — бормочет мама.

Мы садимся за стол, и Кинг-Конг толкает меня ногой под столом. Во время отдыха перед десертом он торжественно просит у папы моей руки.

— А чем занимаются ваши родители, молодой человек?

Кинг-Конг отвечает, что его мать дизайнер по интерьерам, а отец — автор-композитор-исполнитель.

Мои родители восклицают, что это великолепно, потому что они любят творческих людей, пусть те даже не очень много зарабатывают, если не пробьются, конечно.

— Рашель вам не рассказывала, господин Конг, что я много лет играл после работы в любительских спектаклях? — бормочет Мишель, краснея.

Кинг-Конг отвечает, что не знал этого, но считает, что надежнее иметь настоящую профессию, если хочешь обзавестись унг-семьей, и сам он твердо решил получить унг-образование воспитателя трудных подростков.

Мои родители, очарованные будущим зятем, просят меня мотать его слова себе на ус.

— Унга! — заключает Кинг-Конг.

— Конечно, унга! — восклицают родители, изо всех сил стараясь соответствовать моменту.

Все решено, мы с Кинг-Конгом снимаем однокомнатную квартиру в городе и вскоре сочетаемся законным браком.

Потом будет Венеция, а там унг-площадь Святого Марка и унг-гондолы.

Джессика Ланж отдыхает.

— Надеж!

— Чего?

— Я должна сообщить тебе плохую новость…

— Блин!

— Твой отец…

— Но это невиданное дело…

— Подожди, я не закончила…

— Чего?

— Не твой отец.

— Чего? Блин! Это невиданное дело!

— И он спит с твоей матерью…

— Чего-чего???

— Да, Надеж… Да. Это так же точно, как то, что мой отец влюблен в Джессику Ланж.

— Но это невиданное дело!

— А твой настоящий отец…

— Блин…

— Это Джей Ар Ивинг…

— Чего???

— И он бросил тебя…

— Вот это блин! Ну и подлец этот Джей Ар…

— Именно, милая моя Надеж, именно…

Как следует поразмышляв над вечерним платьем, я понимаю, что меня ждет пустой день, и все оттого, что я не захотела присоединиться к Бастьену, Патрисии и Элизе, которые мчатся сейчас во весь опор на велосипедах к тайным развалинам.

Тайные развалины: здание, покинутое добрыми людьми и ставшее притоном для курильщиков и сексуальных маньяков моложе одиннадцати лет.

Я сижу в гостиной в одиночестве и снова хочу что-нибудь сломать, потому что я в бешенстве оттого, что они все посмели уехать играть без меня, пусть даже я и сказала им «нет».

Не могла я сказать «да».

Кстати, всю свою жизнь я говорю «нет», когда думаю «да», и говорю «да», когда думаю «нет».

Мне даже не хочется брать в руки свою книгу.

Доказательство: она лежит прямо передо мной, а я не могу и пальцем пошевелить.

Я размякла от скуки.

Я решаю, что надо как-то ускорить течение времени до завтрашнего утра.

И поднимаюсь наверх, чтобы опять лечь спать.

На лестнице я встречаюсь с обиженной мамой, которая, проходя мимо, толкает меня и говорит: «Извини, мне надо пройти».

Лежа в постели, я умираю от желания очутиться в развалинах дома и придумывать всякие штуки вместе со всеми, но, если я там окажусь, мне захочется вернуться домой и лечь в постель с хорошей книгой.

Из постели я смотрю в окно.

Начинается дождь.

Сначала я не обращаю на это внимания.

А потом вспоминаю обо всей нашей банде и понимаю, что, проделав два километра на велосипеде, они промокнут, а целый день в развалинах без крыши в таких условиях чреват пневмонией.

То есть, если будет дождь, они придут ко мне, потому что у меня есть настольный футбол. Они будут просить:

— Рашель, можно поиграть в настольный у тебя?

Я отвечу:

— Да, да, если хотите.

Я буду очень рада, но я не покажу этого, вид у меня будет такой же высокомерный, как и тогда, когда они уехали без меня.

Но до этого мне надо с мамой наладить отношения, иначе ни о каком настольном футболе не может быть и речи.

А маму утихомирить не так-то просто.

Даже когда между нами все хорошо, она очень любит говорить «нет» всем и всегда.

Особенно по поводу настольного футбола, из-за наших воплей, стука вертящихся ручек и гвалта, который начинается, когда кто-то из нас в очередной раз жульничает и приподнимает игрушечного игрока.

Я вдруг просыпаюсь. Что произошло? Уже почти ночь…

Я заснула, что ли? Мое сердце бьется со скоростью двести километров в час. Я скатываюсь вниз по лестнице.