Дети Сварога - Татьяна Буйнова

А когда Домовой спит, начинают в доме и другие духи проказничать. Чудинко и барабашки стучат-чудят, лучинкам не дают загореться, зато ярким пламенем вдруг ни с того ни с сего вспыхивают сапоги. Лизунко зализывает по ночам волосы у людей и шерсть у скота, вылизывает оставленную где попало посуду. Мокруха хулиганит и того пуще — где она сядет, там мокрое место останется. Колобродит злобная Шишига, набрасывается на тех, кто распорядок дня в доме не соблюдает.

А маленькая худая Кикимора, домашняя сестра Кикиморы Болотной, если разозлится, может весь дом вверх дном перевернуть назло хозяину Домовому: будет портить хлебы и пироги, луковицами станет из подполья кидаться, будет бить горшки и плошки, ночью примется ходить по избе и при этом начнёт урчать, реветь и сопеть, как медвежонок, а то вдруг запрыгает по полу синими огоньками. Сама вся чёрненькая Кикимора, голова с напёрсток, а тело словно соломинка; носится как по земле, так и по поднебесью, и всегда без одежды и без обуви.

Ну да ничего! Домовой проснётся, наведёт порядок. Тогда серой кошкой юркнет на двор Кикимора. А там родной брат Домового, первый его помощник, мохнатый дедушка Дворовой с ногами козлиными — он кошек любит. Может и сам в кошку бесхвостую оборотиться. Он двор охраняет, скотину оберегает. Одна беда — не любит Дворовой животных светлой масти. Так что если надумает хозяин дома белую лошадь покупать, придётся ему её задом во двор вводить или проводить через шубу овчинную, разостланную в воротах.

Чтобы умилостивить Дворового, подносили ему люди хлеб-соль, вешали во дворе ветку сосновую или еловую с шишками и с густой хвоей, «ведьмину метлу», в которой Дворовой и поселялся.

Гораздо трудней было умилостивить домочадцам злобного Банника — то старичок вредный, сильный и даже опасный. Ходит он голым, борода у него седая и вся в плесени, а глаза радужные. Людям он не показывается, но требует строгого себе подчинения. По его воле в бане могли у людей обмороки случаться и происходить всяческие несчастья. Если заложили люди баню не в том месте, где Баннику хотелось, мог он и вовсе до смерти уморить, хворь тяжёлую наслать, ошпарить кипятком или даже клок кожи с живого содрать. В этом двенадцать сестёр-трясовиц, лихорадок-лихоманок, слуг богини Морены, духов страшных болезней чумы, холеры, желтухи и ещё многих других, всегда готовы были Баннику подсобить.

Впрочем, эти двенадцать безобразных старух и без помощи Банника много бед приносили людям. Но вот стоило переложить баню в другом месте, и больной, умиравший уже человек, попарившись, вдруг внезапно шёл на поправку. Чтобы с Банником ладить, знающие люди всегда оставляли ему хороший пар, свежий веник и лоханку чистой воды.

Не слишком покладистым по натуре был и Овинник — главный дух в овине и сарае. Но дело своё он знал хорошо: смотрел за скотиной, гривы любимым лошадям расчёсывал, следил, чтобы лиса малых цыплят и утят не утащила.

А вот шиши, нечистые духи, жившие в овинах целыми семьями, проказили целый день. Особенно нравилось им изводить горьких пьяниц, допившихся до белой горячки. Тут уж «хмельные шиши» спуску не давали — так и прыгали у пьяниц перед глазами: голова с кулачок, нос вертлявый и длинный, всем своим видом на кукиш похожи. С тех пор люди и научились «шиша показывать» — всем известную фигуру из трех пальцев.

По всем уголкам-закоулкам прошлись Велес с Ярилой, всё осмотрели. Столько духов вокруг них собралось — лесных, полевых, домашних, — что всех и не перечислишь. Зато боги остались довольны.

А на дворе тем временем вечерело. Пора было завершать обход. Вот уже и светлый Хорс опустил за море солнечный диск, положил его в золотую ладью и ушёл отдыхать. Обратно в подземное царство спускаются Велес с Ярилой.

Обернулся Велес на прощанье и увидел, как машут ему подданные — кто руками, кто лапами, а потом заметил, что выбралась из толпы и пошла бродить в сумерках по селу старушка Дрёма с ласковыми руками. Когда сгустится темень, просочится Дрёма в дома сквозь щели и будет нежно гладить по головам всех деток по очереди. Чтобы не прилетали к ним злобные ночницы, криксы и плаксы, чтобы духи-страшилки, пугающие детей по ночам, Бука и Бяка, не заставляли малышей капризничать и лить слёзы. И чтобы старик Бабай, волосатый и злобный, не являлся бы им в тёмный час.

Чтобы снились детям добрые, спокойные сны.

Глава 13. Как родился у сырой земли сын огненный Волх

Пришло время — полетела по миру черноволосая Ночь-Купальница, снова накрыла землю своими крылами. Загорелись в чёрном небе частые звёздочки. После дневных трудов и забот заснули люди в своих деревянных избах, настала кругом тишина, лишь гудели в лесах берёзы да ели, от дыхания ветра Стрибога качаясь.

И вставал на страже мира Прави семисильный бог Семаргл с мечом огненным, всю ночь глаз не смыкая. И горели его очи ясные огненными Стожарами-созвездием. Лишь смотрел иногда он украдкой на Купальницу, богиню прекрасную, — всё налюбоваться не мог на красавицу Ночь.

А по тёмной ложбинке, по оврагу глубокому крался окаянный Огненный Змей, главный наследник погибшего Горына Змеевича, того самого, что пал от рук Дажьбога и Семаргла, помните?

Проползал тайком по посёлкам славянским, никому из людей не видимый, ненароком в окошки заглядывал: всё искал себе невесту попригожее. Как найдёт — с утра в дом войдёт, добрым молодцем оборотившись, посватается. Выйдет девица замуж за такого Змея, и пропадёт даром её красота, будет ей беда неминучая.

Вот в одно окошко заглянул Огненный Змей, а потом заглянул в другое. Не нашёл там, чего искал. Заглянул в третье, а там сидят на лавке в избе Домовой с Кикиморой. Сидят, разговаривают. Увидала Кикимора Огненного Змея, подмигнула да захихикала, а Домовой руками на него замахал: мол, пошёл прочь, окаянный! И, чтоб шума не поднимать, пополз прочь Огненный Змей — в другом селе искать себе добычу. А Домовой на Кикимору накинулся:

— Ты чего в дом всякую нечисть приваживаешь? Пусть идёт, откуда пришёл.

— Не сердись, Домовой Хозяин, мне ведь Огненный Змей — родной батюшка.

— Как так? — удивился Домовой. — Вроде ты на него не похожа.

— А вот так! — захихикала Кикимора. — Мы, кикиморы, от обычных женщин рождаемся, которых Огненный Змей соблазнит. Мы сначала дети как дети, только жизнь наша недолговечна на земле. А когда умираем, забирает нас Морена, богиня смерти, на край света, в тайный дворец на Буяне-острове, а там боевой Кот Баюн, который по золотому столбу вверх-вниз ходит и песни поёт, развлекает нас день за днём, свои байки рассказывает — о походах да о сражениях, о победах своих над врагами. Мары, слуги Морены, нас веселят, золотым гребнем волосы расчёсывают, в бане парят, обучают всяким премудростям колдовским. Вот там через семь недель нас кикиморами-то и нарекают. А через семь лет, как только мы вырастаем, отправляют нас к людям в дома, чтобы жили мы у них за печками и не старились бы целый век. Как же ты, Домовой, про этакое не слыхивал?

— Слыхивать-то я слыхивал, да вот ты сама рассказала, теперь-то уж знаю наверняка. А вот ты, худышка черноглазая, знаешь, откуда такие, как я, Домовые Хозяева берутся? Знаешь, почему я в избе самый главный? Смейся-смейся, востроносая! И не скачи так по столу да по лавке, а то всех в избе перебудишь. Может, мой братец Леший про то твоей болотной сестрице рассказывал? Нет? Ну так знай, непоседа, что начинается всё тогда, когда человек только ещё дом свой строить задумывает, когда он, словно Род всезнающий, решает создать свой собственный мир вокруг. Вот тогда идёт человек в лес да выбирает деревья: чтоб не скрипучие были — в таких плачет какая-нибудь замученная душа; чтоб не были засохшими на корню, без жизненных сил — в доме из таких деревьев будут болеть и стар и млад. Выбирает, чтобы были стволы у деревьев сильными да выносливыми, и винится перед деревьями, когда их рубит, чтобы простили его за то, что он их убил, чтоб мести какой не замыслили. А череп принесённого в «строительную жертву» коня или быка закапывает глава семьи под восточным углом будущего дома. Вот из этого-то священного черепа и рождаются такие Домовые, как я. Чтобы от навий и упырей дом оберегать и всяких там огненных змеев и на порог не пускать.

— Так-таки и не пускать? — опять засмеялась Кикимора.

— Ни за что! — разозлился Домовой не на шутку. — И сына Змеева, твоего братца Змиулана, не пущу. Пусть сидит в своём дупле на дубу. Не зря его царь Огонь и царица Маланьица-молния по веленью-хотенью Перунову за покражу скота небесным огнём опалили. На него и смотреть-то противно: вверх от пояса он вроде бы человек, а ниже пояса — змея змеёй, даже ног нету. И за что только его женщины любят по всему свету!