Друзья мои мальчишки - Эсфирь Цюрупа

И так ему захотелось поскорей хоть на одну минутку увидеть лётчика и сказать ему, что весна уже есть!

И он вприпрыжку помчался к дому отдыха.

Возле каменных перил Олешек в удивлении остановился. На террасе раздавался тонкий Люсин голос:

— Раз, два, три, четыре! Раз, два, три, четыре!

Отдыхающие люди, толстые и худые, седые и лысые, в таких же лыжных костюмах, как у Олешка, все разом, будто ребята в детском саду, поднимали вверх руки, присаживались на корточки, вставали. Стараясь повыше удержаться на цыпочках, они покачивались, как кегли.

Олешек просунул свой нос между толстыми столбиками перил и стал смотреть.

— Раз, два, три, четыре! — командовала Люся. И опять: — Раз, два, три, четыре! — как будто они все умели считать только до четырёх.

Когда она опять сказала «четыре», Олешек не удержался и громко крикнул: «Пять!» — и все отдыхающие сразу перестали поднимать руки и повернули голову в его сторону.

— Не мешай! У нас гимнастика! — строго сказала Люся. И звонко скомандовала: — Правое плечо вперёд, шагом арш! Вдыхать носом, выдыхать ртом!

И все пошли за ней гуськом, один за одним, вниз по ступенькам и дальше по снежной дорожке меж сугробов.

— Это мы дорожку чистили! — крикнул им вслед Олешек, но никто не обернулся. Тогда он пролез сквозь перила на террасу, немного там один поприседал, как они, и пошёл к двери.

«Прри-вет!» — сказала дверь удивлённо, потому что, с тех пор как приехали отдыхающие, никакие дети в дом не ходили. Гардеробщица Петровна сидела возле рогатых металлических вешалок и вязала свою белую скатерть, большую, как футбольное поле. Над самым её ухом радио пело про широкое раздолье, поэтому Петровна не услышала, как рядом с ней скрипнула дверь, и не заметила Олешка, который проскочил по мягкой ковровой дорожке в коридор.

Пальма попыталась уколоть его в ухо, но он не обратил на неё никакого внимания. На дверь ванной он тоже постарался не смотреть. Он сразу отыскал комнату лётчика и поглядел в замочную скважину. Увидал ровно застеленную кровать. Комната была пуста.

«Значит, ему уже позволили встать», — обрадовался Олешек и пошёл по дому искать лётчика.

Из «громкой гостиной» слышались голоса и музыка. Олешек стал смотреть туда через стеклянную дверь. Толстый отдыхающий в полосатой пижаме сидел в кресле и играл на балалайке: трень-брень, трень-брень… Олешек удивился, что из таких коротеньких, быстрых «трень-брень» складывалась длинная песня.

Напротив в кресле сидел лётчик и негромко подпевал добрым и грустным голосом:

Где же вы теперь, друзья-однополчане,Боевые спутники мои…

И сам в это время вынимал из клетчатого столика шахматы и ставил их на белые и чёрные квадраты.

— Да быть того не может! — вдруг сказал он и заглянул в ящичек.

— Что случилось? — спросил полосатый отдыхающий, и балалайка в его руках тоже спросила: «Трень-брень?» — и замолкла.

— Ну и диво! — ответил лётчик. — Погляди: два белых короля, четыре белых слона, четыре белых коня, оба войска белые. Скажи, ты когда-нибудь видал такие шахматы?

Полосатый так удивился, что даже отложил балалайку.

— В жизни не видал! Может, к нам в дом завезли одни белые, а в соседний дом — одни чёрные?

— Экая досада! — огорчился лётчик. — Значит, наше сражение не состоится? Куда же могли подеваться чёрные?

Тогда Олешек вошёл в «громкую гостиную» и громко сказал:

— А я знаю, где они лежат! — Он подбежал к другому столику и стал вынимать из него чёрных коней и чёрных королей.

— Ай да молодец! И откуда ты такой взялся? — хвалил Олешка полосатый и принимал от него двумя руками чёрные фигуры.

А лётчик привлёк к себе Олешка и посадил его на ручку своего кресла:

— Он у нас тут самый главный хозяин. И не только в доме, но и в лесу. Мы с ним знаешь какую домушку-зимовьюшку выстроили!

— А я погреб вырыл, — сообщил Олешек лётчику. — И припасы там всякие припас, колбасу копчёную!

— Правильно. Теперь наш неизвестный друг до самой весны обеспечен.

Как только лётчик сказал про весну, Олешек вспомнил, зачем он сюда пришёл.

И он объявил:

— А я нашёл…

Но в это время дверь открылась, и в гостиную вошёл доктор Иван Иванович.

— Ты как сюда попал? — спросил он Олешка, но не очень строго и доброй рукой потрепал его по макушке.

— Он мой гость, — ответил лётчик.

— Он наш гость, — сказал полосатый, зажал в кулаках две пешки — белую и чёрную — и протянул кулаки лётчику.

Лётчик посмотрел-посмотрел на кулаки и молча ткнул пальцем в правый.

— Поглядим, кто кого, — сказал доктор, сел верхом на стул и на нём, как на коне, подъехал к столу.

— Давненько я не брал в руки шахмат, — пропел басом полосатый и двинул вперёд белую пешку.

— Знаем мы… — в ответ весело пропел лётчик и двинул чёрную пешку навстречу. — Какие новости на свете, доктор?

— Есть новости. У нас в доме отдыха стали происходить удивительные вещи, — ответил доктор, не отрывая взгляда от доски. — Сегодня ночью сам собой зажёгся свет и сам собой открылся кран…

Олешек слез с кресла и стал осторожно, шажок за шажком, подвигаться к двери.

— Ты куда отправился? — спросил лётчик.

— Никуда, просто хожу, — ответил Олешек.

— А всё-таки тут детям находиться не положено, — сказал доктор, глядя, как чёрный конь прыгает по шахматной доске.

— Что вы! — откликнулся полосатый. — Да если бы не наш гость, мы бы пропали! Нам бы этой партии нипочём не сыграть! Он нам раскрыл секрет, где шахматы лежат!

Доктор Иван Иванович повернулся к Олешку, который уже стоял у самой двери:

— А откуда ж тебе известно, где шахматы лежат?

— Я… я… — пробормотал Олешек и больше ничего не успел сказать, потому что ноги его сами собой шагнули и он оказался в коридоре. А потом — на лестнице. А потом он промчался мимо гардеробщицы Петровны.

«Пр-р-рочь!» — рявкнула ему вслед скрипучая дверь. Она не любила, когда её толкали так сильно.

Глава 9. Неизвестный друг

Олешек шёл по лесу и думал: «Как же я передам лётчику зелёную траву? Теперь уж наверняка все догадались, кто зажёг свет, кто открыл кран, сломал пылесос и переложил шахматы!»

Так он шёл, шёл и пришёл к зимовьюшке. Над погребом, где хранилась драгоценная банка с припасами, ветки были раскиданы, и чьи-то следы вели от погреба к зимовьюшке, к порожку, занесённому мёрзлыми листьями.

Олешек вбежал в домик.

В зимовьюшке на ящике-стуле, опершись локтями на ящик-стол, сидел Валерка и уплетал колбасу.

— Ты что делаешь?! Положи на место! — крикнул Олешек и хотел дёрнуть колбасу за хвостик, но Валерка оттолкнул его руку.

— Отстань, толстый пузов! — И откусил большой кусок.

— Для тебя, что ли, колбаса? — чуть не плача, крикнул Олешек.

— Для меня, — сказал Валерка спокойно и откусил новый кусок.

Олешек удивился и присмотрелся к Валерке повнимательнее.

— Ты, что ли, в буран попал и у тебя зуб на зуб не попадает? — спросил он с сомнением.

— Мы-гы… — утвердительно промычал Валерка и откусил третий кусок.

Олешек подошёл к нему ещё на шаг, присел на корточки и заглянул ему прямо в лицо.

— Ты, что ли, неизвестный друг? — спросил он не очень уверенно.

— Я известный, — сказал Валерка грустным голосом, отвернулся и вздохнул.

У Олешка в горле вдруг что-то защемило. Это ему стало жаль Валерку. Про что бы ему рассказать, чтобы он не вздыхал?

— А у меня тюльпан растёт, — сообщил Олешек. — Я его поливаю. Только он ещё не вырос.

— Какой ещё тюльпан? — спросил Валерка, и голос у него опять был тихий и грустный.

— Какой! Настоящий! Из луковицы!

— Из луковицы лук вырастет, — сказал Валерка, снова вздохнул и засунул в рот последний кусок колбасы с тоненьким хвостиком вместе.

— Нет, тюльпан! — смело ответил Олешек, хотя знал, что за это получит щелчок в лоб или в нос.

Но почему-то сегодня Валерка не стал давать ему щелчка, а отвернулся и принялся глядеть через окошко на самую высокую ёлку.

— Ты какой-то не такой! — удивился Олешек.

— Вот влезу на самую макушку, — ответил Валерка, — и буду сидеть не держась. И пусть хоть пожарную лестницу подставляют, пусть хоть из ружья стреляют — не слезу.

И вдруг Олешек увидал, что глаза у Валерки красные и печальные, как будто он плакал.

— Кто — из ружья? — спросил Олешек.

— «Кто, кто»! — передразнил Валерка. — Мой дядька, вот кто!

— А когда ты влезешь? — с уважением спросил Олешек.

— «Когда, когда»! Когда надо, тогда и влезу!

И Олешек подумал: человек, который может сидеть на верхушке ёлки не держась, даже когда в него стреляют из ружья, — это очень храбрый человек. На него можно положиться. Пусть он отнесёт лётчику траву. И не жалко, что он съел колбасу.