Приключения 1977 - Михаил Божаткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поговорим.
Савва выглянул наружу, затем вытащил толстые, засаленные, как оладьи на масленице, карты, сел на станок, начал сдавать.
— Ну?
— Карты-то зачем?
— Удобнее за ними, да и безопаснее.
— А во что?
— В «носы» — во что же еще… Ну, крой! — И он шлепнул картой.
— Так что же ты все-таки думаешь, Савва?
— А я уже говорил…
— Отсидеться, значит, решил?
— Думай как хочешь, а я решил подождать, что дальше будет…
— Ведь ты, насколько я знаю, не из богачей?
— Какое уж там богатство? Если и был хлеб, так его часом с квасом, а порою и с водою.
— А мы хотим, чтобы буржуев не было, чтобы все были равны.
— Деникин тоже златые горы обещал… А почитай Врангеля! В рай ведет нас верховный главнокомандующий, да и только…
— А что они дали!
— А вы что дали? Принимай!
— Ну нет, эту я еще шлепну! Если и у нас, чудило, голодно — так всем голодно, если холодно — так всем холодно!
— Ну, начальство-то небось и одевается потеплее, и ест пожирнее…
Об этом Федор как-то и не задумывался: до того ли, когда решаются судьбы стран и народов, судьбы мира. Но, наверное, есть и такие жуки, которые стараются урвать для себя побольше. Говорили же, что начальник особого отдела военмор Рацибержанский оставлял у себя в кабинете что повкуснее да получше из реквизированного у буржуев. Так ведь и нет его уже, арестован и отправлен в Харьков по распоряжению самого Дзержинского. И только хотел было сказать об этом, да Савва опередил:
— Почитай-ка, что в газетах пишут и про Ленина и про других…
— То, что Ленин живет в двенадцати дворцах и ест на золотых да серебряных блюдах, это, что ли? Так уж давай дальше, и то, что мы в городах устанавливаем гильотины, которые отрубают по пятьсот голов в час, что детям мы имена не даем, а нумеруем их…
— Ну, это явная ложь!
— Ленин живет в крохотной квартирке, и ест он то же. что и все советские служащие. Можешь поверить, мне это рассказывал верный человек, который своими глазами все видел… Да за такие слова тебе такое показать надо!
— Что ты мне покажешь! Я кое-что и сам видел. Мой дед подпустил красного петуха помещику, так его за это к тачке приковали, так и умер в рудниках. Отец решил хозяином стать, двадцать лет батрачил, недоедал, недопивал, каждую копейку откладывал. Наконец скопил «капитал», купил две десятины земли. Да, на беду, эта земля приглянулась помещику. Он и обмен предлагал, и деньги давал, да отец на своем стоял: моя земля, я ее и обрабатывать буду. Кончилось тем, что управляющий загнал на поле табун, и лошади всю пшеницу под корень выбили. Решил отец тогда найти управу, дошел до губернатора, и дело расследовать поручили… помещику. В общем, розги. После этого отец подстерег управляющего, хотел проучить, да не рассчитал удар, а был он поздоровее меня… Повесили отца, между прочим, у вас, в Николаеве.
— Но ведь…
— Обожди! А нам, детишкам, каково пришлось после этого… Думаешь, хорошо, когда за тебя вступиться некому, когда тебя каждый может каторжным отродьем назвать, а то и батогом… Так вот, я не хочу, чтобы моего сына так.
— Не хочешь? Так бороться надо! Принимай карты!..
— И приму!
— Принимай еще! — шлепал картами рассвирепевший Федор. — Принимай, принимай!
С минуту слышалось только шлепанье карт.
— Ага, давай нос! — И Федор даже сложил карты ложечкой, чтобы не сгибались — тогда больней получается. — Это тебе за то, что дедову каторгу забыл! — И он наотмашь да еще с оттяжечкой хлестнул Савву картами по носу.
— Да тише ты!
— За такое не так еще надо! А это за то, что отцову виселицу запамятовал! — И опять удар. — А это за то, что Врангелю веришь, а это — что хочешь в сторонке стоять. А за Ленина, за то, что белогвардейских писак слушаешь, я тебя в следующий раз не так отхлещу. Бери карты.
— Ну, по носу бить — это не доказательство…
— Хорошо, давай серьезно поговорим. Вот ты сам, ну хотя бы про себя думаешь о чем-нибудь?
— Да думаю ж…
— Что ж, царя хочешь?
— На кой он мне нужен!
— Значит, помещиков без царя, что-то вроде Центральной рады?
— Да нет, такая рада мне тоже ни к чему…
— О правителе типа батьки Махно мечтаешь?
— Если вникнуть в то, о чем батько говорит, то кое-что у него вроде и неплохо. Да только на словах. А на деле… Крови много. А где кровь, там и несправедливость. А власть должна быть справедливой. Для всех справедливой. И хорошей для всех.
— Ну, тебе тогда надо в рай дорогу разыскивать. Там, говорят, всем хорошо…
— Зачем в рай? Эти выдумки не для меня. А вот я как-то читал, жило в Америке племя такое, забыл, как его называют. Ины… Нины… Ах да, инки. Так вот, у них обязательный труд для всех, даже для правителей, кто не трудится — смертная казнь. Хлеб бесплатно. Золото там, драгоценности у них никакой цены не имели, их для разных нужд употребляли. Ну инки-то чужой народ. Но ведь и у запорожцев так было! Сам я из казачьего рода, слышал кое-что от бабушек — и у казаков были мироеды.
— Да неужели?!
— Ну, обманывать мне тебя нет никакого расчета. Да что тебе говорить: вот и генерал Краснов — казак, и Буденный — казак. А один стоит за царя да помещиков, а другой — за Советскую власть. А как и почему — это ты уж сам мозгами раскинь. Мы с тобой казаки только по происхождению, да и то по преданиям. Ты стал потомственным батраком, я — потомственным пролетарием. Но и у тебя, и у меня, да и у настоящих казаков, у таких, как Буденный и его товарищи, одна власть, Советская, рабоче-крестьянская. Вот так-то… Ну, чего задумался, бери!
Взял Савва карты, сходил.
— Что за шум, а драки нету? — В проеме двери показался новый для Федора человек.
— Да так, урок начальной политграмоты, — криво улыбнулся Савва, потирая распухший нос, — Садись и ты! Это наш электрик Коля Уюк.
Уюк! Федор сразу же вспомнил Потылицу, но промолчал. Начали снова раздавать карты.
— Коля, поговори ты с ним, — негромко сказал Савва.
— О чем?
— Мне кажется, у вас найдется о чем…
— Вот они где, заговорщики, — раздался вдруг голос, и в дверном проеме опять показалась объемистая фигура Жежоры. — Даже на молитву не явились…
ДРУЗЬЯ НАХОДЯТСЯ
Похоже было на то, что Жора Обжора решил в буквальном смысле слова выполнить указание Эрнста Карловича Циглера фон Шаффгаузена-Шенберга-Эк-Шауфуса — он прямо-таки ни на шаг не отходил от Федора. Куда бы тот ни направился, всегда то ли рядом, то ли чуть в стороне видел нелепую фигуру бывшего полицейского. Но все же после ужина ему удалось ускользнуть. А внизу, в бесчисленных отсеках, можно было не опасаться — трюмы корабля знали только самые опытные кондукторы нижней команды.