Президент Московии: Невероятная история в четырех частях - Александр Яблонский

Николай Павлович Драбков стал сдавать. Он не потерял ясность мышления, умение видеть все аспекты различных ситуаций и, главное, чувствовать малейшие дуновения, исходившие из Кремля, Белого дома, со Старой площади, тончайшие изменения настроений различных слоев общества, то есть элит, прослеживать глубинные течения политической жизни страны. Всё, казалось, было так же, как двадцать, тридцать, десять лет назад, независимо от того, возглавлял ли он таймырскую геологоразведку, Отдел ЦК ВЛКСМ, департамент министерства или Издательский дом «Московский каратист» – МК (ранее «Молодой коммунист» – МК). Он отличался вдумчивой и взвешенной манерой при решении важных вопросов, непоказным доброжелательством в отношении к коллегам, особенно, к подчиненным и от него напрямую зависящим. Кем-то пущенная утка, что он якобы до сердечных радостных спазм любит давить вездеходом диких, но прирученных, прикормленных животных типа оленей, была давно забыта. За интеллигентность по сей день его считали евреем. У нас в России с незапамятных времен повелось принимать людей интеллигентного вида за евреев. И это справедливо: все представители этой типично российской социальной группы – люди «чеховской породы» – похожи на сынов Израилевых. Может, бородкой и очками, может, умением и потребностью задуматься, может, мягкими манерами, чуткостью, тягой к совершенствованию и самобичеванию, осмысленной речью, сметливыми глазами, умом, по недоразумению и с непривычки принимаемым москвитянами за хитрожопость… Может, потому, что и те и другие раздражают основное население. А Николай Павлович ещё в стародавние прекрасно черносотенные времена перед самой агонией советской системы прославился тем, что брал на работы пархатых и – ничего, как с гуся вода… Всё было как прежде – спокойствие, мудрость, деликатность. Вот только реакция стала не та, да и нюх притупился – возраст. Раньше бы никогда не проморгал вызревающую сенсацию, да что сенсацию – переворот! Так же, как кошки за сутки до землетрясения переносят своих котят из домов в луга, а птицы покидают насиженные гнезда, так и Николай Павлович загодя менял свой окрас, систему ценностей, образ мышления – и всегда был достоверен, убедителен и естественен в своих метаморфозах. Более того, создавалось – и не без оснований – впечатление, что именно он подготавливал эти изменения, или, во всяком случае, своим предвидением приближал их, наполняя ожидание оных изменений конкретным содержанием. Ещё со всех трибун звучали здравицы в честь «дорогого Константина Устиновича», а он уже комсомольский значок свинтил, но портрет Лукича ещё не убрал. Позже, когда все клялись восстановить попранные нормы в партии и чтоб с человеческим лицом, и гласно обсудить, но не попирая, и ускорить продвижение, и это всё перестроить, он и портретик тихо снял, а повесил хорошую копию Левитана – «Над вечным покоем» – и народно, и даже чуть православно, но кисти еврея. Под стать автору «Вечного покоя» и его дружку – Антон Павловичу – отпустил бородку и стал весьма демократичен, хотя до демократии пахать надо было года полтора, не меньше. И так всегда. Отец Фиофилакт ещё прозябал настоятелем храма преподобного Антония на водах в Тихвине и никто не подозревал, что туда случайно заедет Отец Наций и Великий Вождь русского народа, возвращавшийся с неудачного запуска «Булавы», а Николай Павлович с демократической бороденкой покончил и в кратчайшие сроки отпустил густую белую бороду лопатой, как у о. Ми-трофания, изгнал из гардероба джинсы, стал расстегивать две верхние пуговички на рубашках от Gucci или Etro, чтобы был виден золотой крестик очень изящной работы, и начал немного окать – очень мило и органично. Некоторые даже стали принимать его за волжского еврея, что, согласитесь, нынче большая редкость.

Тут же он опростоволосился. Самое обидное, что его обскакал журналист Л., которого он не любил и не уважал за настырность, переходящую в наглость, за оголтелую ксенофобию, переходящую в нескрываемый антисемитизм, за успешность, переходящую в нахальную приблатненность, за близость к САМОМУ, переходящую в сексуальную ненормативность..

Однако передача, сварганенная Л., была профессионально скроена, снята в удачных ракурсах, текст был преподнесен убедительно, но без типичной для Л. безапелляционной навязчивости, деревушка подана без декораций, на унылом сером фоне резные петушки на наличниках смотрелись свежо и запоминались. Отлично сделанный материал, и уже это расстроило Николая Павловича. Старуха была великолепна. Её лицо жило своей потаенной жизнью, по каким-то только ему присущим законам, и эти законы никоим образом не соотносились с общепринятыми правилами поведения и мышления всего остального общества, ни от кого и ни от чего не зависели, но наоборот: казалась, что весь остальной мир так или иначе связан с этой полуграмотной старухой и ждет её слова. Камера в руках Л. вглядывалась в каждую морщинку, в блеклую синеву выцветших слезящихся глаз, в коричневые пальцы, скрученные подагрой, теребившие края старой плюшевой скатерти. Драбков сразу же ей поверил: она не сообщила ничего сверхъестественного, но чувствовалась убежденность в каждом её слове, за сказанным и, особенно, несказанным просматривалась глыба сокрытого от других глаз знания, и это смутно проявлявшееся знание о будущем гипнотизировало, магнитило, не отпускало. Давно не испытывал многоопытнейший Николай Павлович такого мощного воздействия. Хорошо поработал Л. Ничего не скажешь. И Полномочного представителя показал в выгодном свете. Несколько старомодно выглядел белый халат, небрежно накинутый на плечи Полномочного во время посещения Головного курятника округа, и клишированно звучали слова о поддержке местного производителя, но портреты Отца Наций, украшавшие вход на свиноферму и вышку очистительных сооружений, были естественны и улыбчивы. И Маргарита Ксенофонтовна выглядела очень даже натурально и симпатично: оголенные полные руки, месившие тесто, смущенно потупленный взгляд, добрая улыбка на круглом русском лице… Предусмотрительный человек этот Л. Видно, не раз ещё собирается в Уральский округ…

Передача была сделана классно. Но не только это огорчило и озадачило Драбкова.

Более всего его насторожила реакция Кремля. Казалось бы, ну что особенного: передача о какой-то бабке-вещунье. Ну, знает она, кто будет следующим президентом. Мало ли таких «знатоков» было и есть! И не такое звучало с экранов плазменок, особенно в блогах, твиттерах и прочих нет-свалках. И никогда не реагировал Кремль на эти бредни, самый захудалый седьмой помощник пресс-секретаря даже не заикался, да никто и не интересовался этим заиканием. Здесь – раздраженная многословная, какая-то даже истеричная отповедь клеветникам, «внутренним предателям, присосавшимся к власти», и сразу – несколько фильмов о Великом Мудром Вожде русского народа, новые и старые записи его встреч с простыми людьми и лидерами великих государств… Суетня, беспомощная суетня. Николай Павлович не ожидал такой реакции. Ясное дело, этот тип Л. нащупал золотую жилу, нажал на реальную болевую точку, на Старой площади почуяли, что запахло горелым. Не дураки, стали просчитывать: меры принимать необходимо, не дай Бог, этот сюжетец начнет раскачивать лодку – все потонем… Но зачем суетиться так глупо, беспомощно… Чтобы Всеволод Асламбекович так прокололся?.. Слишком хитер, слишком терт сей калач… Тут что-то другое. А может, это они специально, может, там втихаря делают неведомую ему – Драбкову – рокировку? Нет, это немыслимо. Вся вертикальная структура, на песке выстроенная, неминуемо рухнет, как только один кирпичик даже не вынут, а чуть сдвинут. Хозяин, конечно, всем надоел, обрыдл, остоебенел, прости меня Господи, да и какой он хозяин… Хотя, кто хозяин, и не разберешь. Даже ему – умнейшему, хитроумнейшему, опытнейшему Николаю Павловичу было уже не разобраться в тесно сплетенном клубке взаимоповязанных, взаимоотталкивающих друг друга интересов, крепко спаянных и люто ненавидящих друг друга личностей. Ясно, что так больше продолжаться не может. Ясно, что ТАМ этот понимают. Ясно, что… Но при чем здесь сюжет из Уральского округа, причем старуха и журналист Л., страдающий своим циррозом? Сюр какой-то. А может, Л. это сделал по заказу Асламбековича и Фиофилакта с компанией? Может, они свою игру затеяли? Решили всю систему сохранить, а пешку, играющую короля, заменить. Тогда следующий вопрос: на кого они поставили. Не может того быть, чтобы они всю эту херню затеяли, не имея хорошо обработанного, профильтрованного и зомбированного клиента. Тогда, бесспорно, его имя хоть как-то бы просочилось, обозначилось в тех кругах, где он вращался. Однако в этих самых осведомленных сферах ничего даже не наметилось, более того, вся разветвленная сеть идеальных негласных осведомителей и официальных корреспондентов, которые верой и правдой служили ему – Драбкову – и не единожды добывали уникальные бесценные сведения, сделавшие его королем московитской прессы, включая ТВ и блогосферу, козырным тузом в информационном мире и, соответственно, влиятельнейшей фигурой на игровом политическом поле, – никто даже намеком не информировал его о пусть зачаточном кандидате в президентское кресло. А может, всё это правда, и Л. действительно надыбал полоумную старуху, которая что-то знает – непонятно что, – и на этой интриге Л. напоминает о себе? Тогда, почему засуетились… Опять, по второму кругу… Черт-те что!