Любовь продается или пираты 25 века - Александра Плен

Заиграла нежная грустная мелодия.

— Родерик, я могу пригласить Лию на танец? — раздался надо мной серьезный голос Кира.

— Я устала, — шепнула я Роду, — хочу посидеть с тобой.

— Пойди потанцуй, Лия, — ответил он, — ты же знаешь, из меня неважный танцор. Развейся.

— Но я… — начала говорить.

— Иди, — с нажимом произнес Род, — я хочу, чтобы ты потанцевала с Киром.

Я напряглась. Что‑то Род задумал. Не к добру это. Я надеялась, что он не замечает пылких пристальных взглядов, которые бросает в мою сторону Кир; не замечает, как горят его глаза, когда он приглашает меня на танец. Не замечает голодных жаждущих рук, тянущихся ко мне. Но, похоже, мои надежды, скорее всего, напрасны. Род замечает все. Его глаза, как сканеры, его ум отточенный, как острый кинжал. Он все видит, все слышит и все знает. И если это так, то я боюсь даже предположить, какую игру он затеял…

Кир обнял меня и повел в танце.

— Сколько тебе было, когда ты сюда попал? — я начала разговор, пытаясь развеять тягостную атмосферу напряжения и скованности между нами.

— Около четырнадцати, — хрипло ответил Кир.

Я кожей чувствовала его взгляд, и мне хотелось взмолиться: «Не смотри так на меня! Род далеко не дурак. Он все видит».

— А сейчас сколько?

— Тридцать два, — Кир постепенно оттеснял меня к дальнему углу комнаты, чтобы не маячить перед глазами своего босса. Наивный… Тот увидит нас везде.

— А родители?

— Погибли.

— Восемнадцать лет, — тихо резюмировала я, — и ты все время жил на спутнике?

— Да. Постоянно, — Кир прижал меня крепче, и я почувствовала бедром его напряженные каменные мышцы.

— Трудно было?

Наши отрывистые короткие фразы, произносимые грустными тихими голосами, странно будоражили… Как будто я стала собой, как будто с ним я могу не играть и не притворяться. Мурашки побежали по коже. Я вдруг представила, что он тоже выживал в аду эти восемнадцать лет, и еще неизвестно, кому было хуже… Я вот здесь три месяца, а меня уже не узнать.

— Не знаю, с чем сравнивать… — Кир помолчал. — Я почти не помню другой жизни.

— А я помню, — тихо прошептала я.

Музыка закончилась, и Кир нехотя разжал руки. Я нацепила на лицо обычную маску легкомысленной девчушки и пошла по направлению к Роду.

Со временем я стала замечать, что Род намеренно провоцирует Кира. Когда мы играли в карты или смотрели театральную 4D постановку, он, как будто ненароком, целовал мою шею, трогал грудь, гладил бедро… Иногда он просил меня станцевать перед всеми и наслаждался напряженным видом Кира, который не мог оторвать от меня глаз.

Появилась новая интересная игра? Род играл с ним, как с несмышлёным щенком, проводя перед носом куском ветчины. Но на мне пока ничего не отражалось… Тем более что ночью я его изо всех сил убеждала в своей любви и страсти. Как же я его боялась!

Я заперла свой ужас в самом дальнем и глухом уголке своего сознания. Иначе, если бы действительно принимала близко к сердцу и впускала внутрь все, что творилось вокруг, я принялась бы безостановочно биться головой о стену, крича и стеная…

Порой мне кажется, что Род меня даже любит. Странной, какой‑то уродливой извращенной любовью. Иногда после жестокости и боли он исступленно целует и гладит оставленные им же синяки и шепчет: «Красавица моя, нежная моя, хрупкая моя…». И меня бросает в дрожь от его ласковых интонаций и лихорадочных слов.

Иногда, когда мы ужинаем вдвоем, он долго пристально смотрит на меня через стол, как будто гипнотизируя. Я ничего не могу прочитать в его ледяных сумасшедших глазах, и это пугает до чертиков. Он приказывает раздеться, ставит на стул, а сам садится в кресло и рассматривает, как изящную фарфоровую статуэтку. И молчит. Тяжело, тягостно и зловеще. За эти долгие минуты я успеваю передумать все, проститься с жизнью и опять обрести надежду… Что происходит в это время в его голове?

Я привыкла… Почти. Хоть и жду постоянно какой‑нибудь пакости от него, но каждый раз боль бывает резкой и внезапной. Род не часто и не сильно бьет меня. Но всегда застает врасплох. Ему нравится пугать, внушать трепет и страх. Он наслаждается моими эмоциями, как дорогим вином, понимая, что если полностью даст волю рукам, то сломает ценную и забавную игрушку, к тому же хрупкую и пока живую…

Потихоньку я обследовала весь третий уровень. Выходила как будто прогуляться. Рассматривала камни, бродила по коридорам. Но мозг постоянно работал, запоминая повороты и расположение комнат. На нашем уровне еще находились жилые комнаты офицеров, тренировочные залы, таинственная комната с пультами управления спутником. Постепенно я пересчитала все камеры наблюдения, расположенные в коридорах. Отметила их расположение. А также подъемники и лифтовые шахты. Несколько раз пробиралась на второй уровень. По — видимому, там были склады для груза, оружия, ангары и машины — генераторы воздуха и искусственного тяготения. И еще много всего разного.

Я, как испуганный рикси, выбиралась на небольшие вылазки и сразу же бежала к себе. Но пока Род не обращал внимания на мое самоуправство.

Игры старого бойцовского пса со щенком продолжались. Хотя Кира трудно было назвать щеночком. По весу он был раза в полтора тяжелее Рода, да и мускулатура была повыразительнее. Но, несмотря на разные весовые категории, я ни на секунду не допускала, что Кир сможет продержаться против Рода в бою хоть пять минут.

Однажды я заглянула в тренажерный зал на третьем уровне, где занимались мужчины. Род в тот момент дрался с Киром и еще двумя, далеко не изящными, представителями сильного пола. Причем трое было против Рода. И он их всех раскидал, как котят. Хотя Кир двигался просто стремительно, я даже не всегда могла проследить его движения, такие они были быстрые и резкие. Где Род научился так драться? Просто какая‑то боевая машина. Безжалостная и неуязвимая. Хотя я слышала, что такое возможно при наличии в теле определенных имплантов. Род же был военным…

Тем же вечером, уже лежа в кровати, я поинтересовалась, сколько ему лет.

— Ты считаешь меня старым? — тут же напрягся Род.

— Ну что ты, дорогой. Просто пытаюсь вычислить, как долго ты живешь на спутнике. Ведь на пенсию военные выходят вроде в шестьдесят? — я потерлась щекой о его обнаженную грудь.

— Плутовка, — хмыкнул он. — Я живу на спутнике почти сорок лет, остальное посчитать нетрудно.

Значит, монстру сто. Чертов старикашка!

— Ты прекрасно сохранился, — мурлыкнула я. — Здесь есть современный медицинский центр?

— Здесь — нет, — ответил Род, — на спутнике всего лишь минимум обслуживания. Только я ведь иногда улетаю на несколько дней…