Жизнь без границ. История чемпионки мира по триатлону в формате Ironman - Майкл Айлвин

Билли и Тина были альпинистками (Билли с тех пор взошла на три восьмитысячника, включая Эверест). Они и пригласили меня в экспедицию на время Дашайна, двухнедельного праздника семейных ценностей. Непальский календарь полон фестивалей. Порой кажется, что праздников в стране больше, чем рабочих дней. Моим любимым был Тиж – фестиваль женщин: каждая замужняя женщина надевает алое сари, в котором выходила замуж. Такой фестиваль – это разноцветный ослепительный спектакль. Люди в украшениях танцуют и поливают друг друга краской и водой. На коров, гуляющих по городу, где им вздумается, надевают венки, и рисуют им темно-красную тикку, или точку на лбу.

Но в мой первый Дашайн в Непале мы с Тиной и Билли отправились в Лангтанг, регион на севере Непала, граничащий с Тибетом. Мы сели в трясущийся «автобус» в Катманду и как обычно решили бо́льшую часть пути провести наверху, вместо того чтобы оставаться внутри с курами, козами, тюками и детьми, постоянно испытывающими тошноту. Поездка заняла около 12 часов и довольно тяжело пришлось нашим задницам. Мы планировали взойти на непокоренный шеститысячник. Для этого у нас с собой было снаряжение, веревки и кошки[9]. Тина и Билли были в порядке, но я понятия не имела, что мы делаем. С нами был и наш друг шерпа Намга. К сожалению, мы не смогли взойти на вершину из-за лавины, но были первыми, кто попытался это сделать. Через пару лет гору переименовали в пик Баден-Пауэлл Скаут, и в наши дни на него водят регулярные экскурсии.

В эту поездку я впервые испытала на себе горную болезнь. Мы были на высоте 4500 метров и решили взобраться на то, что с нашей диспозиции походило на ближайший холм. Но мы уже были на высоте 4500 метров, а холм возвышался на 5300 метров над уровнем моря. В типичной для меня манере я решила проверить, как быстро смогу взойти на гору. Действительно, я обогнала Билли и Тину и отпраздновала это на вершине между разноцветными молитвенными флажками. Молодец!

Однако на обратном пути мне стало хуже. Казалось, что мою голову кто-то зажал в тиски и кровь циркулирует в черепе. Когда мы добрались до базы, я даже не могла поднять голову. Несколько часов я просидела на корточках, полностью сломленная. Мне казалось, что я вот-вот умру, а в случае с горной болезнью это не самый иррациональный страх. Я не могла уснуть, такой сильной была боль. Билли и Тина присматривали за мной всю ночь.

На следующий день мы взошли на 5000 метров и разбили лагерь. Со мной все было в порядке – дело было не в непереносимости высоты, а в том, что я поднялась слишком быстро. Так что, хотя я и взошла на гору первой, Билли и Тина выиграли по итогам дня. На такой высоте соперничать было ребячеством, и я за это заплатила. Урок был усвоен.

Правда, стремление к соперничеству можно было проявлять и в других местах. Я приняла участие в нескольких соревнованиях по маунтинбайку. Часто я была единственной девушкой, но умудрялась обойти большинство мужчин. На Новый год мы поехали на велосипедах в Покхару – 200 км от Катманду. С рюкзаками на спинах мы отправились в путь в 7 утра по отвратительным не ровным дорогам. Я не сдавалась. Все сошли с дистанции и добирались до места на автобусе, кроме меня и непальского чемпиона по маунтинбайку. Мы доехали до финиша, потом приняли душ и отправились в город.

Ежеутренние поездки с Сонамом и его командой позволяли мне испытывать себя в состязаниях с мужчинами на большой высоте.

Катманду расположен в долине, самая низкая точка которой – 1350 метров над уровнем моря. Когда ты выезжаешь из города, оказываешься в горах, которые его окружают.

Раньше я вставала с рассветом, на час или два позже, чем большинство непальцев. Они обычно поднимаются в 4 утра, когда первый крик петуха будит первую собаку, чей лай будит следующую и так далее, пока крещендо не превращается в нудный предрассветный собачий хор.

Пока солнце всходило в предгорье Гималаев, я отправлялась на место встречи с командой. Коровы разгуливали по улицам, мясники забивали коз, звенели индийские колокольчики, а бедные дети копались в горах мусора или сидели в дверных проемах, нюхая клей из бумажных пакетов.

Каждое утро велосипедисты встречались возле прилавка с чийяя. Этот сладкий непальский чай с молоком все пили в огромных количествах из сосудов, которые слегка ополаскивали, чтобы уберечься от местных паразитов. Почти все время, что я провела в Непале, у меня были лямблии и другие проблемы с кишечником. Однако после пары чашек чийяя я была готова ко всему, и мы отправлялись в предгорья, окружавшие город, и колесили там, где буйволы тянули плуги по рисовым полям. Мы пробирались сквозь деревни, состоящие из глиняных хижин, мимо искусно выстроенных храмов. Почти нагие дети запускали самодельные воздушные змеи с крыш, свобода и невесомость которых казалась мне очень трогательными, особенно в стране, разрушенной гражданской войной. Вдали виднелись восьмитысячные пики Гималаев.

Наши утренние поездки обычно занимали два часа, и я возвращалась как раз, когда нужно было идти на работу. (Правда, я почти никогда не приезжала вовремя, но никто не возражал против моих опозданий. Моим коллегам нравилось, что я выбираюсь в окрестные деревни.) По выходным мы ездили больше: обычно отправлялись в путь с Корнелиусом, Билли и Тиной, но порой к нам присоединялся кто-нибудь еще. Мы просто ехали и ехали. Мы ели и пили то, что попадалось нам под руку в деревнях – обычно чийяя, нутовое карри, кокосовое печенье (четыре пенса за упаковку) или пончики во фритюре. Где бы мы ни оказались вечером субботы, для нас всегда находился кров, иногда в домах местных жителей, иногда в монастырях. Ужин был всегда одинаковый, как и обед среди недели (дхал бхат – рис, чечевичная похлебка и карри). Непальцы едят дважды в день. Мне это ужасно нравилось. В воскресенье мы отправлялись обратно в Катманду самой непрямой из возможных дорог.

Мы возвращались выдохшимися, потными, голодными, но в приподнятом настроении. Мы понятия не имели, как много проехали, сколько калорий сожгли и какой частоты сердцебиения достигли. Никакой информации, которую нужно было скачивать, никаких бортовых журналов с отметками. Необузданность и первобытность – то, каким и должен быть спорт. Я уверена, что именно это и позволило мне стать такой, какая я есть.

Наша 16-дневная поездка из Лхасы, столицы Тибета, в Катманду, через базовый лагерь Эвереста, тоже сыграла свою роль. Билли, Тина и я поклялись поехать туда, когда мы были в экспедиции в Лангтанге. В конце апреля 2005 года мы прилетели в Лхасу и начали готовиться к дороге домой длиной в 1200 км. Мы называли себя командой Ранги-чанги, что на непальском языке означает «разноцветный». Наша команда состояла из немки Билли, аргентинки Тины, непальца Рупеша, норвежца Тронда, датчан Криса и Кирстен и меня.

Тибет сильно отличается от Непала. Катманду расположен в долине с буйной растительностью, но с другой стороны Гималаев простирается пустынное тибетское плато. Там мало что выживает – пучки кормовой травы, маленькие пухлые пустынные крысы и яки, которые могут справиться почти со всем на свете. Как и тибетцы-кочевники, которые бродят по земле, разбивая лагеря на пару месяцев, прежде чем отправиться дальше со всеми яками, овцами и собаками.

Тибетцы стали этническим меньшинством у себя на родине по мере китайской экспансии. Жесткое присоединение в 1950-е годы трансформировалось в менее заметную ассимиляцию, при которой китайцы постепенно заполняют пустынную местность железными и автомобильными дорогами. Я попыталась поговорить об этом с нашим гидом, но он неохотно шел на разговор. Он сказал, что провел три года в тюрьме, но я так и не узнала за что. Утром, когда мы должны были отправляться в дорогу, некоторые из нас решили посетить дворец Патала, резиденцию далай-ламы до его изгнания после неудавшегося тибетского восстания в 1959 году. Он произвел на меня неизгладимое впечатление: возвышающийся над Лхасой, будто бросающий вызов китайскому влиянию, сжимающемуся над городом. Когда-то здесь было так же людно, как в пчелином улье. Сейчас, к сожалению, это просто музей.

В тот день мы отправились в долгий путь домой. Возможно, пейзаж и был безводным, но его масштабы поражали. Равнины тянулись, и ничто не тревожило их, кроме пылевых торнадо. За ними возвышались бесплодные горы, а за теми горами – снежные Гималаи.

Поездка была тяжелой с самого начала. На второй день Тронд и Рупеш свалились с горной болезнью, и автобус отвез их в Шигатсе, где они остались нас ждать. Остальные продолжали ехать. Это была вторая экспедиция с «Премом» в Гималаи, и он не подвел меня даже тогда, когда мы боролись со жгучей пылью, которую ветер гнал нам в лицо. В конце второго дня я лежала в палатке, чувствуя симптомы горной болезни. Мы были на высоте 4800 метров, и карабкаться предстояло еще долго. Мое тело адаптировалось за ночь, а сон в первую ночь так и не пришел. Но чем выше мы поднимались, тем легче я засыпала и тем интереснее были мои сновидения. Мы задержались еще на день, чтобы адаптироваться к высоте, и провели его с семьей кочевников, чье пристанище, сделанное из кожи яков, располагалось на противоположном берегу реки. Их краснолицый сын научил меня обращаться с самодельной катапультой, а в палатке нас напоили местным тибетским деликатесом – часуймой. Я готова попробовать почти все что угодно, но эта смесь горячей воды, чайных листьев, масла яка и соли была на грани моих возможностей. Этот отвратительный напиток пьется в Тибете повсеместно.