Жизнь без границ. История чемпионки мира по триатлону в формате Ironman - Майкл Айлвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя травма превратилась в серьезную проблему на следующие несколько месяцев. После пробежек с гематомой рентгеновские снимки, сделанные спустя пару месяцев, показали пятисантиметровый кусок кости, растущий из моего бедра. Это называется «оссифицирующий миозит». Иногда тело реагирует на гематому образованием дополнительных костных наростов. Если после этого пробежаться, мышца вокруг нароста порвется, это вызовет кровотечение и, как следствие, дальнейший рост кальциевых наростов. Я перестала бегать вскоре после травмы, но использовала эту возможность, чтобы снова начать плавать (сначала – по приказу доктора, с колобашкой между ног, позволявшей их зафиксировать). Я продолжала ездить на работу на велосипеде. С моей ногой все было в порядке, но костяной отросток никуда не делся. Специалист сказал мне, что нужно потерпеть, чтобы отросток сформировался и перестал расти. К концу 2003 года это, наконец, случилось. Но он по-прежнему на месте. Я чувствую его в своем бедре.
В 2003 году внутри меня росло и кое-что иное – ощущение того, что моя работа в Defra не меняет мир так, как мне бы того хотелось. Я разочаровывалась в бюрократии и канцелярщине.
Переломный момент настал во время командировки на остров Чеджу в Южной Корее в конце марта 2004 года. Руководство Программы ООН по окружающей среде (ЮНЕП) устраивало там форум. Мы прилетели бизнес-классом авиакомпании KLM и остановились в пятизвездочном отеле Lotte с огромным позолоченным фойе. Территория вокруг отеля выглядела безукоризненно. На ней располагалась массивная копия голландской ветряной мельницы и искусственный вулкан, извергавшийся ночью каждый час. Мы провели достаточно много времени, бродя вокруг него, попивая вино и поедая канапе.
В один из вечеров я сидела там с Джорджи и смотрела по сторонам. Подспудно копившиеся сомнения по поводу нашей работы свалились тогда на меня разом. Впервые я испытала неприкрытое отвращение ко всему этому лицемерию.
«Что же это? – спросили мы с Джорджи друг друга. – Мы прилетели бизнес-классом, едим канапе, живем в пятизвездочном отеле с извергающимся вулканом и беседуем об искоренении нищеты, поставках воды и проведении канализации для миллионов людей, у которых всего этого нет».
Для многих участников южнокорейской встречи то, что они делали, было работой, а не страстью. Их слишком беспокоили детали – где поставить запятую, что означает то или иное слово. Они не пытались посмотреть на проблему со стороны, подумать о том, принесет ли их работа какие-нибудь реальные перемены.
Зачем мы обсуждаем планы по улучшению инфраструктуры, поддающиеся количественному определению? Нам нужно думать о том, почему люди не испытывают потребности в этой инфраструктуре или почему у них нет возможности ее использовать или обслуживать.
Многие из тех, с кем я работала, были там ради переговоров. Например, для одного из парней в моей команде переговоры были наркотиком. Его не волновали вопросы международного сотрудничества, а интересовала только победа в переговорах, обсуждение каждой мелочи в тексте. Я уверена, что его не беспокоило, достанется ли что-нибудь тем, кто живет в нищете. Краткий обзор действа, разворачивающегося под извергающимся вулканом, давал понять, как сильно все эти госслужащие и дипломаты ценили свой «пятизвездочный» стиль жизни.
Я не стану изображать невинность. Чеджу стал моим успехом. К тому времени я была уверена в своей работе и строила отношения с людьми, которые могли оказаться полезны Великобритании. Время от времени я вела переговоры по вопросу составления новых документов о воде и санитарии от имени государства, но бо́льшую часть времени сидела по правую руку от своего босса, Роя Хэтэуэя, потрясающего парня, и снабжала его информацией. Часть переговоров проходит в кулуарах, и мне довелось принимать участие и в конфиденциальных переговорах с участием глав делегаций. В конце концов я написала документ, сформировавший позицию ЕС по вопросам воды и санитарии. На самом деле это происходит довольно просто: ты пишешь документ, включаешь в него все приоритеты Великобритании, ставишь на него печать, радуешься, и (прежде чем ты успеваешь что-то понять) он уже стал официальным документом ЕС.
Неделя была оживленной, но мы с Джорджи провели-таки существенную ее часть на пробежках. Как-то вечером, вернувшись в отель, мы обнаружили, что опоздали на ужин, который должны были посетить все главы стран. Мы не могли войти через фойе в спортивной одежде, пропитанной потом, пока высокопоставленные лица кучковались там в смокингах. Пройти со стороны вулкана тоже не представлялось возможным – там уже пили шампанское. Осмотревшись на местности, мы с ловкостью, достойной агентов 007, нашли вход в отель через спа-салон, забежали в свои номера, переоделись и вскоре жевали канапе, будто ничего и не произошло.
Такой сценарий нам полюбился. Через пару недель мы поехали в Нью-Йорк на 12-ю Ассамблею ООН по вопросам устойчивого развития, где я и пила «маргариты» с Маргарет Бекетт. Там Джорджи и я записались на Бруклинский полумарафон, который проходил как раз в эти две недели. Каждое утро мы просыпались в полшестого, чтобы пойти на пробежку перед началом 16-часового рабочего дня – переговоры в ООН растягивались до самой ночи. Мы приходили на встречи делегаций в 7:30 утра с красными лицами, свежевымытыми волосами и держа в руках по бейглу.
Ежедневные пробежки с кем-то – самый быстрый способ подружиться. Для начала вы каждый раз разговариваете по часу-два. Вы видите друг друга такими, какие вы есть, – без косметики и нарядной одежды, просто лайкра, пот и иногда слезы. Нет маски, за которой можно спрятаться. Ты бежишь, это больно, и к концу пробежки чувствуешь себя изломанным и выставленным на всеобщее обозрение. В Нью-Йорке я страдала от расстройства желудка и удобряла Центральный парк, пока мы нарезали круги. И как после этого мы с Джорджи могли не стать лучшими подругами?
Мы отлично провели время на Бруклинском полумарафоне. Я пришла второй из 1200 женщин (и 75-й из 3000 в общем зачете). Джорджи была 25-й, и я кричала «Девочка, давай!», когда она финишировала. Позже она купила мне пару трусов (я до сих пор храню их) со словами «Девочка, давай!» на заднице. С тех самых пор она присылает мне перед каждой гонкой СМС с теми же словами. Для нас это стало своего рода мантрой.
После прозрения в Чеджу я раз и навсегда решила, что пора искать новую работу. Примерно в это же время я столкнулась с триатлоном. Я была в Бирмингеме в гостях у своих друзей Пита и Рэйчел, которая являлась членом Birmingham Running and Triathlon (BRAT) Club. Вместе с ней я отправилась на их воскресную тренировку. Там я встретила Пола Робертшоу, председателя BRAT и холостого мужчину с блеском в глазах, всегда находящегося в поиске новых талантов. Так или иначе, я считаю, что направление, в котором пошла моя дальнейшая жизнь, – его заслуга.
– Ты никогда не занималась триатлоном? – спросил он меня у бассейна.
– Нет.
– Тебе нужно попробовать.
Рэйчел рассказала ему о моих недавних достижениях в качестве бегуньи, и мы втроем заговорили о триатлоне. Его энтузиазм и предложение поддержки были заразительны, и я уехала в Лондон с намерением купить себе шоссейный велосипед и больше узнать об этом виде спорта.
Я слышала о нем не впервые. В Serpentine Running Club я познакомилась с девушкой по имени Элинор Рест, выступавшей за Великобританию на World Championships в 2002 году в Мексике. Ее достижение впечатлило меня и дало понять, что я соперничаю с настоящими спортсменами. Спустя 18 месяцев я позвонила Элли, чтобы расспросить ее подробнее. В итоге она продала мне свой дважды подержанный желто-черный велосипед «Пежо», похожий на шмеля. Он до сих пор со мной.
Но тогда я ничего обо всем этом не знала. Он стоил 300 фунтов, что было большой суммой для меня, и я просто ездила на нем, даже не подогнав под свои параметры. Просто садилась и крутила педали.
Мои первые соревнования – Eton Super Sprint – прошли 16 мая 2004 года. Это было довольно короткое состязание для желающих любого уровня, проходящее в тени Виндзорского замка. Я пришла третьей, зато потом выиграла два следующих соревнования (в июне и июле). Во время одного из них мой шнурок попал в звездочку велосипеда, я упала и побежала до финишной прямой, не понимая, что остался еще один круг. Неловкости, как и раньше, продолжали меня преследовать. Но мне уже хорошо удавалось совмещение плавания, езды на велосипеде и бега, и маленькие неудачи не препятствовали моим победам. Я была так горда собой! За каждую победу мне вручали часы Timex, стеклянную безделушку и ваучер на 40 фунтов (хотя участие стоило 50).
Пол пришел на меня посмотреть, а затем пригласил выступать за BRAT. Похоже, то, что я живу в Лондоне, не имело для него значения, и он свел меня с другим членом клуба, Мэттом Хокрофтом, жившим неподалеку. И вдруг во мне что-то изменилось – я не могла натренироваться вдосталь. Особенно это касалось езды на велосипеде. Я ехала домой с работы, заезжала в Ричмонд-парк и делала три круга. У меня по-прежнему не было никакой системы – я просто ехала и ехала.