Последняя лошадь Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

Он резко поднялся с намерением уйти.

– Артур, ты куда?

– Надо переставить машину.

– Она нормально стоит.

– Нет, она стоит ненормально. Ты завтра первая её пнёшь.

– Я что, идиотка?

– Да.

Когда он ушёл, у неё из глаз закапали слёзы. Сумеречные огни размазались по стеклу. Подушка намокла. В эту минуту мобильник вновь заиграл. Нащупав его справа от себя, Тамара нажала сброс. Но он зазвонил опять. Она приняла звонок.

– Да, я слушаю.

– Наконец-то, Тамарочка, наконец-то! Вам дозвониться труднее, чем в службу жалоб и предложений по поводу работы милиции! Я надеюсь, вы сбрасывали мои звонки не из-за того, что ваш медосмотр всё ещё продолжался? Впрочем, ощупывать и осматривать вас любой был бы счастлив не то что шесть с половиной часов – всю жизнь! А мне два часа подарите? У меня сегодня вечер свободен. У вас, насколько я знаю, спектакля нет…

– Иди на …, детка!

Глава восьмая

На другой день Корней Митрофанович объявил конец репетиции очень рано, в шестнадцать тридцать. Никто ничего не понял. Тамара, Кремнёв и Ася от радости улыбнулись друг другу, хоть две минуты назад пребывали в ссоре. Все остальные с такой же радостью заподозрили, что худрук увидел проблему, которую невозможно преодолеть, и стали пытаться у него выяснить, так ли это на самом деле. Не утрудив себя объяснениями, он сухо позвал к себе в кабинет Колю Атабекова – самого молодого актёра труппы, Свету и Соню. Они очень удивились и побледнели. Но в кабинете бледность у них прошла, а вот удивление выросло. Даже не предложив трём молодым людям присесть, а сам водворившись в своё высокое кресло, худрук велел им немедленно отправляться на семичасовой спектакль в Малый театр. Света едва не выронила второй том Шекспира, который она держала в руке, сунув в него палец вместо закладки, Соня и Атабеков переглянулись. У Сони раздулись ноздри, Коля спросил:

– Основная сцена?

– Да, основная.

– А что там будет идти?

– То, над чем работаем. В ролях – Меньшиков, Невзоров, Хаматова, Муравьёва. Кто там у них Ромео – не помню. Чей-то сынок, полная бездарность.

– Но ведь Хаматова – в «Современнике», – возразила Соня, из бледной делаясь красной.

– Приглашена.

Но Соня не успокоилась. Она стиснула кулаки.

– Корней Митрофанович, у меня сегодня «Тартюф»!

– Я об этом знаю. Но на «Тартюф» у нас есть состав. Сегодня Дорину сыграет Ася.

– Корней Митрофанович! – заорала Соня, – я близко не подойду к этому гадюшнику! Ни за что!

– Ты про Малый театр?

– Да, разумеется! Я – из МХАТа! Вы что, об этом забыли? Попробуйте-ка Тамару туда отправить – она вам весь кабинет в клочки разнесёт! Пускай едет Аська! Она – из «Щепки»!

– Нет, Ася будет сегодня играть Дорину. Ей уж давно пора её освежить. Все эти структурный разногласия между двумя школами ты засунь себе в жопу, ясно? Они тебя не касаются! Едешь ты.

Соня зарыдала. Тогда худрук её выгнал, велев ей позвать Гирфанову. Эля вскоре явилась и начала кривляться, изображая недомогание, но Корней Митрофанович пригрозил сейчас же дать ей ремня. Зная, что худрук вполне может выполнить обещание, Эля сразу почувствовала себя отлично.

– Там очень злые администраторы, – заявила она, делая изящные жесты правой рукой, – у нас с Колей есть удостоверения СТД, а Светочка как пройдёт?

– Я насчёт неё уже позвонил Соломкину. Вон отсюда!

Таким вот нехитрым образом Эля, Света и Атабеков отправились в Малый театр. У них было невесёлое настроение. Приближаясь к метро, они завернули в маленькое кафе, где выпили по пятьдесят грамм вискаря и переругались.

– Это из-за тебя! – яростно напала на Свету Эля. Света прикинулась идиоткой.

– При чём здесь я?

– Не строй из себя овцу! Ты уже неделю всех ставишь на уши своим бредом! Ты всем нам вынесла мозг! Так как психиатр тебе башку прочистить не смог, Корней Митрофаныч решил подключить Соломкина!

– Это кто?

– Художественный руководитель Малого театра, твою мать! Хаматова у него играет Джульетту! Знай: если ты, увидев её на сцене, не перестанешь долдонить всем с утра до ночи, что Джульетта к тебе приходит, я твою долбаную башку тебе оторву! Тебя надо отвести не в театр, а в зоопарк!

Света разозлилась и назвала Гирфанову сволочью. Та в долгу не осталась, благо Корнея Митрофановича с ремнём поблизости не было. На глазах десятков людей вскочив, две очаровательные тихони – каждая ростом метр семьдесят шесть, стали выяснять отношения и чуть было не подрались. Видимо, как раз для этого случая к ним приставлен был Атабеков. Он, несмотря на свой малый рост и крайнюю худосочность, вклинился между ними и даже сумел добиться их совершенного примирения в результате Гирфановских извинений.

– Ты извини, – сказала Гирфанова, – я устала. И мне ещё на вечернюю тренировку надо успеть к десяти!

– Забей, – улыбнулась Света. Из Атабековского кармана счёт был оплачен, и путь к метро был продолжен. Колька вышагивал между двумя рослыми красавицами, взволнованно задрав нос. Судя по всему, он ещё ни разу не целовался. В метро Света и Эльвира его начали забалтывать, и он сразу закончил своё волнение, как и важность.

На Театральной зашли уже не в кафе, а в маленький ресторан, так как Атабеков от болтовни очень разошёлся и раскуражился. Опрокинули снова по пятьдесят, под один салат на троих и живую музыку в стиле ретро. К театру мчались бегом и еле успели. Там, на контроле, была толпа размером с Перово.

– Сколько же в зале мест? – удивилась Света, когда сдавали пальто и куртки.

– Тысяча с лишним, – сказала Эля, – это тебе не Перовский театр!

Молоденьким контролёршам Эля и Коля дали взглянуть на свои удостоверения, а по поводу Светы что-то сказали. Была подозвана очень важная дама-администратор, которая проводила троих халявщиков по крутым ступенькам в зрительный зал и расположила их за партером, на страфонтене. Спинки сидений были там вертикальными, так что ни о каком комфорте речи не шло. Дама извинилась и удалилась.

Второй звонок уже был. Последние группы зрителей торопливо входили и занимали места. К третьему звонку незанятых кресел осталось десятка два, да и они ждали курильщиков-раздолбаев. Света с интересом вертела всклокоченной головой, разглядывая партер, бенуар, амфитеатр и бельэтаж с балконами. Да, действительно, не Перовский театр! Из нереальных динамиков убедительно и красиво звучала просьба перед началом спектакля выключить телефоны. Она звучала не раз. Когда прибежали курильщики-раздолбаи, на сцену вышла другая дама-администратор – не важная, но красивая. Она через микрофон повторила просьбу. Исчезла. И, ко всему этому вдобавок, была прокручена запись голоса Юрия Мефодьевича Соломкина. Он сказал: «Многоуважаемые друзья, господа и дамы! Имею честь сообщить вам, что перед каждым нашим спектаклем мы многократно и убедительно обращаемся к залу с просьбой выключить все мобильные телефоны или перевести их в