Крестоносцы. Полная история - Дэн Джонс

германского севера, латинское христианство быстро трансформировалось в угоду культуре, в которой на смену завоевательным и оборонительным войнам на границах империи пришли распри мелких князей и вождей. И снова христианские мыслители сумели приспособить вероучение к сложившимся обстоятельствам, пытаясь попеременно то ограничивать, то освящать насилие. Один церковный деятель Х века придумал дуалистическую концепцию Божьего мира и Божьего перемирия: и то, и другое активно пропагандировалось на церковных соборах — таких, как соборы Урбана II в Пьяченце и Клермоне. Божьим миром называли клятвенное обещание во все дни воздерживаться от нападений на нищих, слабых, беззащитных и праведников, которое давали рыцари и прочие ратные люди. Перемирие Божье не сильно от него отличалось: в этом случае рыцари давали клятву соблюдать периоды всеобщего мира, во время которых они не будут сражаться и друг с другом тоже. Одновременно церковь принялась активно благословлять королей-завоевателей и даже канонизировать их как мучеников. Так, к лику святых были причислены Освальд, король Нортумбрии (ум. в 641/2 г.), завоевательные войны которого на Британских островах, по мнению авторов вроде Беды Достопочтенного, компенсировались энтузиазмом, с которым он крестил народы, а также тем, что перед битвой он неизменно уделял время молитве, и Гильом Желонский (ум. в 812/14 г.), герцог Тулузы, который, прежде чем на склоне дней удалиться в монастырь, убивал испанских мавров тысячами.

Папа Лев III, в Рождество 800 года возложивший корону Священной Римской империи на голову прославленного завоевателя Карла Великого, тем самым скрепил договор между воинствующими королями и Латинской церковью, и к XI веку христианство — как минимум западное — превратилось в религию, с радостью принимавшую в свои объятия тех, кто убивал и увечил, если при этом они соблюдали церковные ритуалы и не покушались на собственность церкви. Поэтому начиная с 1060-х годов папы римские вручали свои штандарты людям вроде буйных братцев-нормандцев Роберта Гвискара и Рожера, графа Сицилии; поэтому папы десятилетиями методично поощряли войны против мусульман и других иноверцев Испании; поэтому в 1074 году Григорию VII не показалась немыслимой идея послать армию верующих поквитаться за поражение византийцев в битве с турками Алп-Арслана при Манцикерте. И по той же причине Урбан и Петр Пустынник, а также все те высокопоставленные и рядовые священнослужители, что колесили по Франции, истово проповедуя доктрину священной войны, основанную на понятиях личного раскаяния и коллективной ответственности, представляли собой картину хоть и определенно необычную, но не так чтобы поражающую новизной[100].

Неудивительно, что первые крестоносцы, которые поздней весной 1096 года покинули Рейнские земли, вдохновленные речами Петра Пустынника и доведенные проповедниками до пика христианского шовинизма, готовы были накинуться на любого, кого можно было бы счесть врагом Христа. Для этого им даже не пришлось уходить далеко от дома. Первой целью и жертвой авангарда крестоносцев стали не страшные безбожники у ворот Константинополя, а еврейские общины городов Западной и Центральной Европы — Кельна, Вормса, Шпайера и Майнца.

Одним из предводителей похода, ненадолго выдвинувшимся на первый план в начале 1096 года, был Эмико из Флонхейма: богатый дворянин, на которого серьезно повлиял Петр с его популистским подходом к проповедованию движения крестоносцев. К тому же один хронист писал об Эмико как о человеке «весьма известном прежде своим тираническим образом жизни»{25}[101]. В 1096 году отряд Эмико входил в число двенадцати тысяч рейнских крестоносцев, съехавшихся в Майнц. Там они безжалостно разгромили еврейскую общину города. «Когда их вели по городам Рейна, а также Майна и Дуная, они, предаваясь христианскому рвению так же и в этом, стремились или совершенно уничтожить проклятый народ иудеев, где бы они его ни находили, или загнать его в лоно церкви», — пишет все тот же хронист, демонстрируя ксенофобию и антисемитизм, которые он разделял с Эмико, притом что характера графа не одобрял[102].

Еврейское население Майнца узнало об опасности, которая на них надвигалась, еще до того, как крестоносцы прибыли в город: в окрестностях уже запылали синагоги и дома евреев, начались избиения, массовые убийства и грабежи иудеев, занятых ростовщичеством, которым, согласно каноническому праву, христиане заниматься не могли. Когда начались погромы, евреи Майнца кинулись искать защиты у архиепископа Ротгарда, который укрыл около семисот человек у себя дома, чтобы «спасти от Эмико и его спутников; свое жилище он считал самым безопасным местом в то время»{26}. Однако укрытие это оказалось недостаточно надежным и не выдержало натиска крестоносцев, которые на восходе осадили резиденцию архиепископа, сломали ворота и устроили массовую резню, в которой, согласно хронисту Альберту Аахенскому:

…женщины были одинаково перерезаны, и младенцы обоего пола избиты. Иудеи, видя, что христиане вооружились против них и против детей, не щадя пола, обратили свои силы друг на друга: на своих единоверцев, детей, жен, матерей и сестер, и убивали себя. Матери — страшно выговорить — перерезывали ножом горло грудным младенцам, других прокалывали, предпочитая губить их собственными руками, нежели отдать на жертву мечу необрезанных[103].

Не сказать, чтобы такие ужасы творились только в Майнце. В Вормсе некоего Даниила, сына Исаака, протащили по утопающим в грязи улицам на веревке, затянутой на шее: палачи предложили ему на выбор крещение или смерть. В конце концов, когда язык его уже вываливался изо рта, бедолага провел пальцем себе по шее. Крестоносцам и собравшимся вокруг жителям Вормса другого приглашения и не требовалось: они отрубили ему голову[104]. В Вевелингховене, к северу от Кельна, евреи массово кончали с собой: юноши и девушки бросались в Рейн, а отцы убивали своих детей, чтобы те не попали в руки врагов[105]. Были ли эти оргии антисемитского насилия спровоцированы широко распространенной в среде крестоносцев идеей мести за распятие Христа, или же в нем воплотилась жажда крови, овладевшая разъяренной толпой, не желавшей ждать другого случая реализовать свой праведный гнев, — вопрос, на который, скорее всего, невозможно дать ответа[106]. Но евреям Майнца от этого было не легче. «Весьма немногие из иудеев спаслись от смерти», — пишет Альберт Аахенский и добавляет, что кое-кого из этих немногих насильно обратили в христианство. А потом «граф Эмико… и все это отвратительное сборище мужчин и женщин вместе с огромною добычею отправились в Иерусалим, чрез королевство венгров»[107].

Первые крестоносцы шли проторенным путем, которым поколения купцов и паломников путешествовали на