Друг Бенито - Алан Лайтман

Профессор Якоби подобрал себе еще несколько дипломников, и каждый из них был одержим данной ему задачей. У всех были кабинетики в одном и том же подвале, все они готовились к защите диплома. Среди них был индиец, Далип Чандра, который умудрялся чудом поддерживать семью в Индии со студенческой стипендии. Чтобы сэкономить, он жил у себя в кабинете. Давайте подумаем об этой задаче внимательнее, произносил он своим тихим голосом. После первого года у него заболела жена, и ему пришлось вернуться в Индию. Был молодой человек из Нью-Йорка с редеющими волосами и в очках с черной оправой — когда он разговаривал, то глядел поверх очков. Еще в начале выпускного года он объявил, что все курсы, которые он слушал, тривиальны. Услышав формулировку задачи Беннета о частицах и сфере, он и ее объявил тривиальной. Был студент из Калифорнии, тощий как швабра, с забранными в хвост светлыми волосами — Дженкинс. Он всегда сидел на скамейке под аркой Джефферсона и с виду ничего не делал. На самом деле он думал. Его ждала примечательная научная карьера. Молодой человек со Среднего Запада по фамилии Гамильтон постоянно исписывал уравнениями страницу за страницей. Он писал даже на ходу. В отличие от всех прочих он писал на линованной бумаге, и у него уравнения располагались очень близко, их трудно было читать, как микрофильм с военными секретами. Гамильтон никогда не хвастался, но у него была такая внутренняя уверенность в себе, что он расчеты выполнял вручную.

Дипломники не общались. Каждый из них старался себя проявить, заработать уважение руководителя, и это надо было сделать в одиночку. Потом те, кого примут в круг Якоби, вольются в группу, начнут ходить друг к другу в кабинеты, обсуждая свою работу, новые направления в физике, последние статьи и препринты. Но сейчас они еще не решили ни одной реальной задачи, не показали, на что способны, и не вошли в группу. Они работали каждый сам по себе, каждый в своем тесном кабинете, и одержимы были тоже каждый сам по себе.

Беннет жил в однокомнатной квартире почти на окраине кампуса, но проводил в ней мало времени. Там он принимал душ, одевался по утрам, получал письма от матери и иногда — от братьев. Холодильник оставался пустым, если не считать банок кока-колы и упаковок питьевой соды.

Беннет любил поздно вечером идти домой пешком. Он проходил по каменной дорожке, вьющейся через кампус, мимо фонтанов, мимо внутренних двориков, мимо библиотеки, мимо старого собора. С обеих сторон дорожка была освещена неоновыми лампами. Осенними вечерами в воздухе часто реял туман, и фонари подсвечивали его розовым. Зимой по обе стороны дорожки лежали сугробы, образуя белый туннель. Иногда Беннет представлял себе, что идет по туннелю внутри луны. Сразу за кампусом он шел по Бау-стрит до пересечения с Сильвер-лейн, где и стоял его дом. Это была приятная прогулка и один из редких периодов, когда Беннет не думал о физике. Иногда он думал о Лейле и о том, помнит ли она его и скучает ли, и о Джоне. Город ложился спать рано, и Бау-стрит была темна. В ясные ночи он садился на ступени своего дома, вдыхал ночной воздух и глядел на резкие молчаливые звезды, величественные и никаким контейнером не связанные.

~ ~ ~

Много бывало дней, когда Беннет выходил из своего кабинета в подвале Джефферсона, только чтобы взять телефонограммы. У него в кабинете телефона не было. Предыдущий владелец кабинета, бородатый и необычайно тихий молодой человек из Южной Африки, зачем-то так перепаял телефонную розетку, что она стала абсолютно непригодной для обычных целей. И телефон Беннета был перенесен в другой кабинет в том же коридоре.

В телефонограммах говорилось что-нибудь вроде: Профессор Тулз говорит, что сингулярности пространства-времени на самом деле двумерны, что можно усмотреть с помощью неординарного преобразования. Вы уверены, что правильно записали фамилию? Может быть, это Леонард Талп из Миннесоты? Джеллисон недовольно оборачивался и снова возвращался к своим счетам. Он работал бухгалтером физического факультета и за двадцать пять лет повидал много поколений дипломников. Вы тут написали «неординарное преобразование», говорил Беннет. Наверное, надо было «координатное преобразование»? Я вам не секретарша, отвечал Джеллисон, не оборачиваясь. Мне бы со своими телефонными звонками разобраться.

Беннет ничего не имел против Джеллисона или против того, чтобы ходить за телефонограммами в конец коридора, но его бесила неточность записей. Джеллисон всегда что-нибудь перевирал. А Беннет хотел получать телефонограммы точно. И поэтому он поставил автоответчик и настроил его брать трубку до первого звонка.

Теперь он ждал до позднего вечера, когда пора было идти домой, чтобы воспроизвести полученные за день сообщения. Он открывал темный кабинет Джеллисона, садился на низкий сосновый стул у двери и слушал записи в льющемся из коридора тусклом свете.

Однажды вечером, уже очень поздно, когда в здании было тихо и пусто, Беннет нажал воспроизведение и услышал следующие слова: Спасибо, я книги получил. [Долгая пауза.] Я думал, надо ли вам звонить. Я хочу извиниться за свое поведение. [Пауза.] Мне несколько стыдно. Я сам не понимаю, почему так себя вел. Я не хочу, чтобы вы меня считали плохим человеком. Я на самом деле не такой. [Долгая пауза.] Просто иногда я веду себя не так, как другие. Я не знаю, почему так получается. Я не плохой человек на самом деле. [Пауза.] До свидания. Отвечать не обязательно.

Человек не назвался. В его голосе слышался легкий иностранный акцент. Беннет не узнал голоса. Он посидел еще, несколько раз воспроизвел сообщение, ломая себе голову. Потом стер его и пошел домой. Но не мог выбросить из головы. В голосе слышалось страдание. Кто это был? Что значило это сообщение? Может быть, он кому-то посылал книги, когда-то давно, и забыл? Наверняка это сообщение попало к нему по ошибке, оно предназначалось кому-то другому. Но оно не шло из головы. Знает он этого человека? Знает? Знает?

~ ~ ~

Через три месяца работы Беннет уперся в стену. Он написал все уравнения и начал их решать, но где-то была ошибка. Он знал, что если разбить частицы на две группы одинаковых, то его задача сведется к той, которую уже решил британский физик. И действительно, уравнения получались такими же. Но при решении этих уравнений Беннет не получал того же самого ответа. Значит, где-то есть ошибка. Он проверял все выкладки, но не находил ее. Но она должна была быть.

Наутро он пришел к себе в кабинет раньше обычного, оставил портфель у дверей и долго точил карандаши, обдумывая задачу еще раз. Потом попил кофе из пенопластовой чашки. Потом сел за стол и снова проверил уравнения. Он проработал все утро, потом принесли пиццу, потом он опять работал. В коридоре разговаривали студенты, и Беннет закрыл дверь, потом опять открыл, потому что в комнате стало жарко. Ошибка не обнаруживалась. Беннет вышел ненадолго пообедать и не встретил никого знакомых. В этот вечер, возвращаясь домой по приятной извилистой тропинке, он напряженно думал, не замечая фонтанов, двориков, библиотеки, старого каменного собора. Он чувствовал себя дураком и злился на себя. Задача должна была решаться в лоб, так ему сказал Якоби.

Придя в кабинет на следующее утро, он снова заточил карандаши, поставил чашку с кофе и ударил по столу кулаком. Есть здесь ошибка, сказал он классной доске. Я знаю, что ошибка здесь есть, и сегодня я ее найду. Он оторвал лист от пластикового растения и пробил черенком чашку, разливая по столу черный кофе. Потом стер со стола пролитое, выбросил остатки чашки и сел работать, начав с самого первого уравнения и двигаясь дальше. Он пытал каждое уравнение, одно за другим, пока не убеждался, что оно говорит правду. Тогда он брался за следующее. Часто он какое-нибудь уравнение выводил заново на отдельном листе белой нелинованной бумаги. Проверив страницу, он скатывал ее в комок — очень туго — и запускал в корзину для бумаг. Извел много бумаги. Вечером, так и не найдя ошибку, он снова ударил кулаком по столу, сунул бумаги в портфель и пошел домой. Спать он не мог. Он полудремал, и ему снилось, что он сидит за столом, а просыпаясь, он ощущал свое лежащее в кровати тело, свою неудачу, и еще страх, что он никогда не найдет ошибки и будет с позором изгнан из Блейна.

Наутро он стал снова и снова изучать статью британца, спрашивая себя, где же он мог наврать. Заточил карандаши, открыл портфель и сел за работу. Снова стал мешать шум голосов снаружи, и Беннет решил закрыть дверь, а жару как-нибудь перетерпеть.

Так продолжалось два месяца. Уравнения он уже знал наизусть.

Иногда подмывало попросить помощи, обсудить свои затруднения с кем-нибудь из дипломников или с профессором Якоби. Но он не мог. Расчет должен был оказаться простым. Нельзя просить помощи в элементарной задаче. Однажды он дошел до самой двери Якоби, держа в руках листы с выкладками. Но дальше пойти не мог. Встречаясь с другими дипломниками, он смотрел в пол. Они небось уже далеко продвинулись в своих задачах. У Беннета появилась грызущая мысль, что в нем нет того, что нужно для этой работы.